беспрерывно всю ночь напролет. На следующий день, 1-го июля, мы получили приказ отправиться южнее Парижа, за Инвалидами, в одно место, где армия воссоединилась и хорошо закрепилась. Я отправился туда после того, как явился за новыми приказами. Генерал отправил меня туда со своим адъютантом и лошадьми. «Идите, сказал он, — Париж сдался. Враг вот-вот завладеет им. Не теряйте времени, все офицеры покидают Париж, а иначе вас арестуют. Присоединитесь к армии в Барьер-д’Анфе и там Вы получите приказ перейти Луару у Орлеана».
В Барьер-д’Анфе, где собралась вся армия, я увидел маршала Даву. Он стоял, скрестив руки, и смотрел на эту великолепную армию, а она кричала: «Вперед!»
Он, молча, не говоря ни слова, ходил туда и сюда по укреплениям, глухой к мольбам армии, которая хотела идти на врага. Войска хотели атаковать те части, которые перешли Сену — в Сен-Жермен и в Версале, и нам нужно было лишь пройти Марсово поле, чтобы попасть в Буа-дю-Булонь. С таким нашим левым крылом, в Версале ни пруссак, ни англичанин не смог бы справиться с нашими людьми. Маршал Даву колебался. Он вызвал генералов старой гвардии и приказал генералу Дрюо показать пример армии, сказав, что он последует за ним с основными силами, а потом немедленно отправится в Орлеан. Таким образом, решение было принято. Старые солдаты выступили молча. Началось движение — наше правое крыло двинулось в сторону Тура, а левое — к Орлеану. Враги немедленно попали в наш тыл, они жестоко схватили нескольких вернувшихся в свои корпуса наших людей, ограбили их, а также офицеров. На нашем первом привале они так яростно атаковали нас, что армия развернулась и напала на их авангард — их отбросили назад. После этого они стали скромнее и следовали за нами только на хорошем расстоянии.
Мы добрались до Орлеана без преследователей. Мы прошагали по мосту через Луару и основали штаб-квартиру в большом предместье, которое казалось совершенно пустым. Жители ушли в город, и мы страдали за всех. После устройства штаба мы принялись из огромных бревен и огромных ворот сооружать в центре моста мощную баррикаду от тяжелой атаки. У входа на мост мы установили пушки. Несколько дней нас никто не беспокоил — огромные ворота всегда были открыты для тех, кто выходил в город за провизией, и мы делали это. В начале главной улицы мы обнаружили постоялый двор, и каждый день мы открывали ворота. Но это продолжалось недолго. Великий маршал постоянно стоял у своих пушек — руки заложены за спину, на лице тревога. Никто не разговаривал с ним. Он уже не был тем великим солдатом, которого я раньше видел таким отчаянно смелым на поле битвы, офицеры избегали его.
Однажды, как обычно, в 9 утра, мы отправились на завтрак. Однако поставщик провизии сказал нам: «Я ничего не могу сделать для вас. У меня есть приказ быть готовым принять союзников, которые находятся у ворот и собираются войти. Власти отправили им ключи от города». В тот же момент раздался крик: «Казаки!». Мы вышли с пустыми желудками и уже на улице мы увидели медленно идущую кавалерийскую колонну и огромная толпа людей обоих полов — и мужчин, и женщин. Жуткое зрелище. Все женщины, богато одетые, с маленькими белыми флагами в одной руке и белыми платочками в другой, шли в авангарде с криком: «Да здравствуют наши добрые союзники!» Но идущая вдоль колонны толпа приблизилась к мосту и вошла в наши ворота. Затем враг поставил часовых. Ворота были закрыты, и таким образом, толпа оказалась разделена. Что касается белых носовых платков и маленьких флагов, наши солдаты все их арестовали. Некоторые из мужей пытались сопротивляться, но все они были хорошо избиты нашими людьми. Это был тот случай, когда прав сильнейший, и мужьям пришлось пересечь Луару на плотах, чтобы воссоединиться с их «добрыми союзниками», как они их называли. Их жены провели ночь на нашей стороне, потом за ними пришли лодки. Маршал не произнес ни слова, все прошло очень тихо, если можно так сказать. Со временем все прошло — и печали, и радости.
Мы получили приказ о переводе штаб-квартиры в Бурже, и туда переехал маршал Даву, но это продолжалось недолго. Не являясь фаворитом Людовика XVIII, он был смещен маршалом Макдональдом, командующим армией Луары. Затем Даву предложил свои услуги королю, но его первым отправили в отставку. Маршал Макдональд прибыл с блестящим штабом, начальником которого был граф Юло, у которого была только одна рука, и двумя адъютантами с крестами Святого Людовика. Я каждый день ходил к маршалу за приказами, а затем на почту за письмами. Я постоянно приходил в конце дня, когда маршал уже был за столом. Один из его адъютантов вышел и спросил меня о депешах. «Я вас не знаю, — сказал я, — передайте маршалу, что его начальник почтовой службы ждет его у входа». «Но маршал обедает». — «Я еще раз говорю вам, что я вас не знаю». Он пошел сообщить маршалу о моем отказе отдать почту. «Пригласите его». Я вошел со шляпой в руке. Взяв пакет, он сказал мне: «Вы знаете свой долг. Вы были совершенно правы, ответив адъютанту, как вы ответили. Благодарю вас, этого больше не повторится. Впускайте его всякий раз, когда он принесет мою почту, он должен вручить ее только мне. Вы были в России?» «Везде маршал! Я доставлял депеши Императору». (Я сделал упор на этом слове, и его благородные адъютанты воззрились на меня.) Маршал продолжал: «То была война, капитан. Где вы служили?» «В старой гвардии, с 1803-го, после четырех кампаний». «Это хорошо, — ответил он, — я буду держать вас при себе». «А наши письма?» — спросили адъютант и граф Юло. «Все ваши письма в пакете». «А мне, мсье капитан, — спросила дочь маршала, мне есть письма?» «Три, мадемуазель». — «Пусть он их тоже приносит каждый день, папа, заплатите за все». — «Да, дорогая, капитан даст мне счета. И я их оплачу. Давно пришли депеши?» — «В пять часов».
В 1815 году каждый день был только повторением предыдущего. Существующая армия была расформирована и появились новые полки. Одним, из Йонны, командовал блестящий полковник маркиз де Гане. Я познакомился с ним в Осере. Я занимался распределением пайков, и в то время, когда я был в Бурже, на мне было 200 000 пайков разных видов. Часто я мог выдать только половину из них. В таких случаях мне приходилось для поддержания порядка вызывать жандармов.
Маршал держал меня при себе сколько мог, но
