В Нью-Дели прохожие торопливо шагали мимо нас, и никто (даже те, что обитали или просто сидели без дела на стоянках), казалось, не замечал двух светловолосых иностранцев. И только одна женщина обратила на нас внимание. Она подбежала к Ларри, протягивая руку за милостыней. Когда же Ларри отрицательно помотал головой, она пожала плечами и ушла своей дорогой.
Коннот-сквер, с её рядами одно- и двухэтажных зданий магазинов, обращённых фасадами на площадь, напоминала «деловой центр» многих американских городков Среднего Запада. И хотя тротуары были запружены людьми, в центре Нью-Дели, по сравнению с Каиром, было чисто и спокойно. Кроме того, к нашей общей радости, мы ни разу не попали в окружение пристающих к туристам попрошаек. В самом деле, в тот день мы вообще не встретили ни одного нищего ни на Коннот-сквер, ни в её окрестностях. Большую часть дня мы провели, блуждая среди лавок и уличных прилавков с экзотическими батиками, украшениями из серебра и золота, изделиями медников и резчиков по слоновой кости, гирляндами цветов, продуктами, кушаньями и специями на любой вкус. Любимое лакомство Ларри, бананы, продавалось по двадцать четыре цента за дюжину. Единственными, кто пытался «подъехать» к нам, были пройдошливого вида сикхи, сбывавшие дешёвые авиабилеты и Международные студенческие карточки, как и предупреждала нас «цыпочка» в Афинах. Сикхи также приставали к нам с предложением выгодно обменять валюту или купить у нас за американские доллары фотоаппарат, книги, одежду. Один уличный коммерсант, узнав, что мы совершаем велопробег по Индии, загорелся за две тысячи баксов купить оба наши велосипеда. «Я знаю богача, который отвалит мне за пятнадцатискоростники кучу денег. А в Индии ему таких не найти»,— пояснил он.
Сикхи и большинство образованных индийцев в Нью-Дели говорили по-английски. А так как Индия славится обилием языков и наречий, мы целиком положились на индийский английский. В небольших городках и деревушках «глубинки», где по-английски не говорил никто, мы пользовались жестами.
Ближе к ночи мы с Ларри разделались со всеми нашими обязательными делами. На следующий день мы намеревались побывать в шкуре «настоящих туристов». В туристическом бюро Нью-Дели предлагалась автобусная экскурсия по городу с англоговорящим экскурсоводом, всего за шесть рупий. Теперь же, обнаружив, что город — отнюдь не бастион нищих, больных и голодающих, как рассказывало большинство туристов-американцев, нам очень захотелось внимательно осмотреть столицу. Как выяснилось, именно экскурсия дала нам простой ответ на вопрос, почему все туристы, совершающие групповые туры по Индии с проживанием в прекрасных отелях, возвращаются на родину с совершенно иным, чем у нас, мнением об этой стране.
Наша экскурсия по городу началась после полудня и продолжалась три часа. Мы посетили мечеть в Старом Дели, Красный Форт и мемориал Махатмы Ганди. На каждой остановке по маршруту туравтобуса, на автостоянках толклись в ожидании туристов нью-делийские нищие и прокажённые. На несчастных было больно смотреть. Нищие в лохмотьях поражали своей худобой. У некоторых недоставало конечностей.
Как только автобус выгружал пассажиров, каждый попрошайка выбирал себе иностранца, чтобы прицепиться к нему и следовать за ним по пятам. Их умоляющие глаза, их увечья, просительно перевёрнутые ладони, костистые и хваткие, глубоко трогали душу каждого туриста из нашей группы, американца из средних слоёв общества, задевая в нём струну вины, которая становится такой чувствительной перед лицом столь ошеломляющей нищеты и физических уродств.
Особенно старались маленькие дети. Каждая девочка-нищенка, чьи спутанные волосы и жалкие лохмотья посерели от пыли и грязи, таскала на руках голодного младенца. Они подсовывали нам под нос крохотных, несчастных человечков и навзрыд клянчили денег на пропитание умирающим от голода братикам и сестричкам. Вздутые животики, глазёнки навыкате, впалые щёчки, ручонки и ножонки — не более чем просто косточки, обтянутые тонким слоем кожи, являли собой жалкое зрелище, пробуждавшее в нас комплекс вины. Профессиональные нищие, как объяснил нам наш гид, нарочно калечили и морили голодом себя и своих детей, чтобы иметь как можно более жалостный вид.
Не где-нибудь, а именно на автостоянке возле Красного Форта я лицом к лицу столкнулась с единственным прокажённым, встреченным мной в Индии. При виде его я ужаснулась. У него не было пальцев, нос и губы давно съела болезнь. Прижавшись тем, что осталось у него от лица, к автобусному окну рядом с моим сиденьем, он молотил культями по стеклу. Я смотрела на него, с трудом сдерживая слёзы. После экскурсии, выйдя из автобуса на Коннот-сквер, я пообещала себе, что в Индии впредь никогда ноги моей не будет ни в одном туристическом автобусе.
На другой день мы с Ларри самостоятельно ещё раз навестили Старый Дели, один из самых густонаселённых районов Индии. Его узкие, тёмные и пыльные улочки были настолько заполнены народом, что туда не пытался внедриться ни один автомобиль. Мы проталкивались сквозь сплошной людской поток, и хотя внешний вид немедленно выдавал в нас иностранцев, за нами не охотились ни нищие, ни прокажённые. Все они «дежурили» у мечети и Красного Форта.
Четырнадцатого ноября, за два дня до начала нашего похода по Северной Индии, Джефф Торп, приехавший в индийскую столицу двумя неделями раньше на туравтобусе из Стамбула, заприметил наши велосипеды, «посаженные на цепь» позади палатки. Джефф, новозеландец, уже год как окончивший колледж, полгода назад прилетел в Лондон, откуда на велосипеде «докатился» до Турции. Первоначально он задумал отправиться на велосипеде из Нью-Дели в Непал, но к моменту нашего знакомства почти отказался от этой затеи.
Мы крепко спали, когда он, слишком взволнованный, чтобы дождаться утра и познакомиться со спящими внутри «парнями», принялся сотрясать стойки нашей палатки. Энтузиазм и мягкий, добрый нрав Джеффа тотчас покорили нас, и мы втроём большую часть ночи скоротали за разговором.
— Уже две недели торчу в Нью-Дели, всё пытаюсь собраться с силами,— начал Джефф.— Поездка автобусом из Стамбула едва меня не доконала. Когда приехал сюда, то уже не мог крутить педали — чертовски ослаб. Потерял фунтов тридцать. В иранских деревушках особо не разъешься. Рис да кусок баранины, вот и всё. Потом в Пакистане я подхватил дизентерию и, по-моему, до сих пор от неё не избавился. Почистил зубы сырой водой в городишке недалеко от Лахора. Ну так вот, парни из нашего автобуса кипятили ту воду для питья, а после наблюдали уйму червей, плавающих по поверхности.
Последние две недели я только и делал, что ел и отдыхал. Думаю, я вполне набрался сил, чтобы снова оседлать «коня», но мне не очень-то хочется выбираться с велосипедом на индийские дороги. Уму непостижимо, как в этой стране люди водят машины. Вы и представить себе не можете, что за аварии я видел по пути сюда из Лахора. Наблюдал, как индийский автобус врезался в повозку, которую тянули два буйвола. Все: повозка, шофёр, буйвол — от толчка взвились в воздух, а автобус едет себе вперёд, как ни в чём не бывало. Видел, как автобусы, грузовики, легковушки и мотоциклы таранили друг друга, как наезжали на рикш и велосипедистов. И знаете ещё что? Большинство грузовиков на дорогах ночью совсем не включает огней. Наш водитель сумел разглядеть грузовик только тогда, когда едва не влепился. Представляете?
