Но хотя сила воли и действенная сила, но личного счастья человеку не больно-то приносит. А даже наоборот. И избежала бы своей невыносимой участи вечной сестры милосердия Мария Анна Сабаудовская, если бы хоть немного умнее и хитрее была. Нам до слез жалко хорошую, хотя и некрасивую австрийскую императрицу итальянку Марию Анну Сабаудовскую. Ее в возрасте двадцати семи лет выдали замуж за совершенно ненормального и больного Фердинанда II. Свекор Фердинанд I женил своего сына и от стыда голову в сторону отворачивал. Знал, какое больное сокровище подсунул итальянке Марии Анне. Жених шатается на своих тоненьких ножках и к невесте неуверенно приближается. А она как глянула на сосватанного жениха Фердинанда II, от ужаса пошатнулась, слезы из глаз брызнули и вот-вот в обморок упадет. Дамы ее поддерживают с двух сторон, негоже такой конфуз Италии приносить: растянуться на полу без сознания от уродливости будущего супруга. А он и сам от ужаса своей уродливости тоже чуть в обморок не падает. Кривые его ножки заплетаются, большая голова с непомерно огромной черепной коробкой шатается, как у дряхлой старушки, изо рта слюна обильно капает, лицо искривлено, а из-за заикания вместо приветствия вылетают какие-то непонятные жалобные вопли, как у обиженного зверька. Итальянская свита вокруг Марии Анны Сабаудовской шепчется и на портрет, присланный невесте, с возмущением грозно поглядывает. Это надо же, до какой бессовестности Фердинанд I, отец, докатился: послал на обозрение портрет, на 100 процентов от оригинала отличающийся. И свадебное торжество, когда жених от смущения и стыда молчит, а невеста бледная, как труп, трясется и слезы глотает, здорово на политический скандал смахивает. Свадьба напоминает собой поминки по умершему. Свекор Фердинанд I, подсунувший здоровой женщине больного эпилепсией сынка, смущается, тяжело вздыхает и печально благословляет новобрачных: «Смилуйся и прости ты нас, грешных, господи». Совсем свекор забыл, что свадьба это, не похороны. Но что можно ожидать от совершенно ненормального, больного наследника? Счастье в семейном алькове? Радуется только Софья, вышедшая замуж за второго сына Фердинанда I Франца Карла. У нее сын, здоровый красавец Франц-Иосиф, растет, и второй сын, Макс, конечно, немного тоже ненормальный, но с Фердинандом II не сравнить. Софья радуется, что в таком уродливом, больном алькове детишки, конечно, рождаться не будут и ее сын Франц-Иосиф (это он женился на Сисси) большие шансы имеет императором в будущем стать. Но на всякий случай бежит к врачам удостовериться и просит ей открыть всю правду-матку во имя будущего австрийской империи: могут ли быть у эпилептического наследника престола Фердинанда II дети? Врачи живо ее успокоили: какие дети, какие дети, если наследник полный импотент от рождения, да и припадки так его одолевают, что не любовные утехи у него на уме — живым бы только остаться. Мы там не знаем, были ли эти конвульсии эпилептического характера у Фердинанда II в первую брачную ночь или бог смилостивился над ним, но то, что жила эта монаршья пара как брат с сестрой, — это мы точно знаем. Сколько слез пролила бедная Мария Анна Сабаудовская в таком алькове с больным супругом, трудно сказать, но вида не показывала. Каждое утро из королевского алькова выходила, хотя и грустная и молчаливая, но никогда ни на что не жаловалась и свою горькую судьбу бесплатной медицинской сестры не комментировала. А у Фердинанда II иногда припадки длились один за другим, всю ночь беспрерывно. Ухаживать за супругом, не позволить ему, беспамятному, удариться, отирать его желтую пену, не спать иногда и по нескольку дней стало ее уделом. И заметьте, дорогой читатель, что за святая женщина, ни слова упрека или недовольства: молчаливая, печальная, осунувшаяся, уставшая, но спокойная и со всеми приветливая. Свекор Фердинанд I чувствовал угрызения совести, истово молился и крестил Анну Марию: «Прости ты, господи, грехи наши, прости нас, грешных». Ну его, конечно, надеемся, господь бог не простил: никому не дозволено из здоровых королев бесплатных сиделок делать, а ее, конечно, живым ангелом на небо взял. Ничего ни светлого, ни радостного эта жена не имела со своим мужем: едино спасение, что во время какого страшного припадка умрет у нее на руках. А этот калека, вечно умирающий, полуживой эпилептик будет жить до семидесяти с лишним лет, многих переживет и еще австрийской империей править будет, подтверждая историческую истину, что больные и сумасшедшие могут править государством.
Сын Софьи Франц-Иосиф, став австрийским императором, решил пристроить своего брата Макса, чтобы тот не очень в управление государством лез, а начал бы править какой-нибудь захудалой страной: ну Мексикой, что ли, на худой конец. Он не возражал, и его жена Шарлотта, дочь бельгийского короля Леопольда, тоже. Пока еще никто не знает, что она немного безумная и скоро совсем сумасшедшей станет. Ей бы, как Иоанне Безумной, немного от своего безумия излечиться: как мы уже вспоминали, половая связь хорошо психику излечивает. Недаром в свое время таким модным был рассказ эмигранта французского Хласко, который описал, как врачи шизофрению у одной сумасшедшей вылечили. Молодой и способный врач придумал лекарство, почище твоего лития, которое ну прямо невероятно излечивало шизофрению. Что ни день, то пациентка со все более и более нормальным разумом пред врачами представала. А когда почти совсем ее вылечили и уже хотели домой отправить и доклад на международном семинаре огласить, вдруг обнаружилось, что каждую ночь к ней на балкон спускается по веревочке один сумасшедший пациент, и они вместе занимаются сексом, а таблетки под калорифером валяются, и вот хороший секс излечил сексуально ненасытную женщину от психической болезни. Нам приходилось в жизни с этим странным явлением встречаться, и мы уверяем вас, дорогой читатель, в его правдоподобии.
А вот у Шарлотты, совсем малость сумасшедшей, ненормальность развивается гигантскими шагами, потому что муж ее… импотент. Красивый, голубоглазый, с шелковистой бородкой, интеллигент-журналист, хорошо сложен, и вот поди ты — в кровати полный афронт. Шарлотта бесится, мужа по щекам хлещет, скандалит, платье свое или там какую ночную рубашку в клочья разрывает, а у мужа ни шагу прогресса в интимных делах. Не может, и все, а даже наоборот, стал бояться как огня королевского алькова. Как только вечер приходит, у него ну прямо истерика и от страха вообще ничего не получается, кроме падения. Несчастливый, грустный альков. Придворные смеются: «Жена его — вечная девица». Она над ним издевается и даже от злости демонстративно приказала прийти каменщикам и кирпичом заложить вход из спальни супруга в ее спальню. Он в злости не меньше парирует: «Я импотент? Да? Тогда почему у жены огородника Кончитты сын от меня?» Ну там еще неизвестно, кто отец сына Кончитты: Максимилиан ли, или муж огородник, а вот с Шарлоттой совсем плохо, это ясно всем. Она уже равнодушно на детей смотреть не может, а на полуголых негритянок и подавно. Несколько раз ей пробовали подсунуть любовников, но удивительный характер — она всегда отказывалась. Почему-то ее звание королевы Мексики никак не укладывалось с возможностью удовлетворить свое сексуальное желание с подданными. Она психически не могла это сделать. Ну и страдала как дура какая. Ее сумасшествие принимает совершенно уже явные формы. Вдруг она решает ехать в Париж, чтобы поругаться с Наполеоном III, который свои французские войска вывел из Мексики и помогать Максимилиану в его борьбе за порядок в Мексике не желает. Она приехала к французскому императору во дворец, оттолкнула его жену Евгению, ворвалась в кабинет и устроила двухчасовой страшный скандал, с воплями, криками и катанием по полу. А потом возомнила, что Наполеон III — это дьявол, поехала к римскому папе Пиюсу IX, который, еще не догадываясь о ее сумасшествии, приветливо ее в своем Ватикане принял. Что-то начала ему объяснять, потом вцепилась в сутану папы и начала кричать ему, что дьявол и Ватикан объял, все время ее преследует и хочет ее отравить. Римский папа еле-еле от безумной вырвался, кардиналы ее в ее дворец завезли, врачей вызвали, и те точно определили: Шарлотта сошла с ума. Мать Максимилиана пишет ему письмо, чтобы он и не думал в Австрию возвращаться, пусть лучше в Мексике живет спокойно. Максимилиан, испугавшись подобных авантюр и скандалов, которые он испытал с Шарлоттой, и пуще всего боясь алькова, распаковал чемоданы и подставил себя под пули воинствующего племени. Умирал под пулями в мексиканском костюме и с возгласом «Да здравствует свободная Мексика!». А Шарлотта морит себя голодом, ни есть, ни пить не желает, боится отравления от дьявола Наполеона III, и жадно накидывается на остатки еды у придворных дам, вылизывая их тарелки: они не отравлены. А воду пьет из городского фонтана из вынутого из кармана стаканчика, который она у римского папы в Ватикане украла. Приказала сделать себе огромную куклу — будто это ее муж, и разные свои эмоции на этой кукле выражала: то в упоении целует, Максимилианом называя, то о стены ее голову разбивает и смеется весело. О, эти несчастливые альковы сумасшедших! И кто вас выдумал?
