– Но ты же дал его. Ты разрешил Паскаль переписать тебя в «Нисшествие во тьму»!
Она сделала это очень осторожно, и на протяжении нескольких лет Силвест даже не подозревал о существовании записи. Он сам позволил ей общаться с Кэлвином, чтобы облегчить подготовку своей биографии. В обмен на это она добилась для него разрешения вернуться к любимым амарантийцам и к переписке со значительно сузившимся кругом сторонников.
– Это была его идея, – оправдывалась Паскаль.
– Да… это я должен признать. – Кэл набрал в легкие воздуха, что создало впечатление, будто он готовится к длительному выступлению, несмотря на то что запись Кэлвина «думала» куда быстрее человека. – Времена были опасные, не хуже теперешних, конечно, как я понял после пробуждения, но тоже весьма тяжелые. Мне показалось заманчивым сохранить хоть часть себя на случай уничтожения оригинала. Я думал не о копии, а скорее об очертаниях, абрисе. Пожалуй, да же не о думающей машине в представлении Тьюринга.
– И что же заставило тебя переменить свое решение? – спросил Силвест.
– Проработав над твоей биографией несколько месяцев, Паскаль начала вкраплять в нее фрагменты моей личности. Это были совсем незначительные отрывки. Но однажды она скопировала достаточно большой кусок оригинала, чтобы он вступил во взаимодействие с ранее переписанными частями. И в какой-то момент их, а точнее, меня перестала привлекать идея кибернетического самоубийства ради того, чтобы доказать свою правоту. Фактически в процессе копирования я почувствовал себя живым – даже более собой, чем раньше. – Кэл пожаловал аудиторию улыбкой. – Конечно, я понял, в чем тут дело. Паскаль скопировала меня в чрезвычайно мощный компьютер – информационно-вычислительный центр правительства в Кювье, где тогда набиралось «Нисшествие». И к этому центру было подключено куда больше архивов и сетей, чем мне позволил использовать ты в Мантеле. Я получил пищу для своего могучего интеллекта. – Кэл спокойно выдержал взгляды окружающих, а затем мягко добавил: – Это была шутка, если кто не понял.
– Копии биографии продавались свободно, – сказала Паскаль. – Одну из них добыл Садзаки, даже не понимая, что она содержит в себе модель Кэлвина. А как ты узнал, что он там? – Она посмотрела на Силвеста. – Подсказала скопированная версия Кэла?
– Нет, и я сомневаюсь, что он захотел бы сказать, будь у него такая возможность. Я просто вычислил. Биография получилась слишком большой для того объема материала, который мы подобрали. А точнее, на пятнадцать процентов больше. Ты поступила очень умно, закодировав Кэла среди самых незначительных файлов, но его там оказалось слишком много, чтобы можно было легко скрыть. Какое-то время я подозревал, что там прячется целый пласт нюансов моей жизни, – думал, ты их припрятала для тех, кто проявит настойчивость в поисках. Однако в конце концов я понял: избыточной емкости вполне достаточно, чтобы вместить копию Кэла. Тогда все встало на свои места. Конечно, полной уверенности не было… – Он поглядел на модель Кэла. – Хочешь сказать, ты и есть настоящий Кэл, а то, что я уничтожил, – всего лишь копия?
Кэл поднял ладонь с подлокотника, как бы призывая к окончанию диспута:
– Нет, я вовсе не намерен так упрощать. Как ни крути, что представляла собой эта копия, если не мою личность? Но то, чем я был тогда, пока ты не уничтожил карту, – всего лишь тень того, что я есть сейчас. Давай считать: то был мой мистический двойник, – и покончим на этом.
– Так… – Силвест шагнул вперед, постукивая ногтем по зубам. – Выходит, я тебя вовсе не убивал?
– Не убивал, – ответил Кэлвин с обманчивым миролюбием. – Но мог убить, и это главное. А потому, мой дорогой, боюсь, в истории ты останешься грязным подонком и отцеубийцей.
– До чего же трогательно! – прокомментировал Хегази. – Больше всего на свете я ценю доброе семейное согласие.
Они отправились к капитану. Хоури уже бывала здесь, но так и не успела привыкнуть к обстановке, а потому нервничала. Ана понимала, что зараженная материя еле сдерживается холодом, обволакивающим капитана.
– Кажется, я знаю, чего вы от меня хотите, – сказал Силвест.
– Разве это не очевидно? – взглянул на него Садзаки. – Мы на такие хлопоты пошли – неужели только для того, чтобы спросить, как вы поживаете?
– От вас всего можно ожидать, – парировал Силвест. – Ваше поведение и раньше не всегда казалось мне нормальным, так с какой стати ему меняться сейчас? А кроме того, не будем обманывать друг друга и утверждать, что внизу произошло именно то, что и должно было произойти.
– Что вы хотите этим сказать? – вспыхнула Хоури.
– Пожалуйста, не притворяйтесь, будто не поняли.
– Не поняла чего?
– Что на самом деле ничего не было. – Силвест уставился на нее провалами глазниц; это больше походило на работу бездумного сторожевого сканера, чем на проявление человеческого любопытства. – Хотя, возможно, вы и правда ничего не поняли. Кстати, вы кто?
– У вас еще будет время задать любые вопросы, – вмешался Хегази, который нервничал все больше, так как капитан был уже совсем рядом.
– Нет, – буркнула Хоури. – Я хочу знать. Что вы подразумеваете под этим «ничего не было»?
Силвест ответил медленно и спокойно:
– Я говорил о поселке, который Вольева стерла с лица земли.
Хоури сделала несколько шагов вперед и загородила дорогу процессии:
– А ну-ка, поподробнее!
– Это может и подождать, – вмешался Садзаки, тоже выходя вперед и сталкивая с дороги Хоури. – Тебе еще самой придется объяснить твою роль в происходящем, да так, чтобы это объяснение меня удовлетворило. – Триумвир уже давно поглядывал на Хоури косо, убежденный, что две смерти в ее присутствии не могут быть простым совпадением.
Вольева лежала сейчас без сознания, а Мадемуазель исчезла, и некому было защитить Хоури. Как на собственные подозрения отреагирует Садзаки и какие меры примет для дознания – долго ждать ответов на эти вопросы не придется.
За нее ответил Силвест:
– Зачем ждать? Думаю, нам всем не мешало бы разобраться в ситуации. Садзаки, вы побывали на Ресургеме не для того, чтобы добыть экземпляр моей биографии. Вы не знали, что «Нисшествие» содержит копию сознания Кэла, пока я вам об этом не сказал. Просто прихватили, сочтя, что она может пригодиться на переговорах со мной. Так какова же была настоящая цель высадки?
– Разведка, – осторожно ответил Садзаки.
– Не только. Вы действительно отправились собирать сведения. Но еще вы должны были внедрить свою информацию.
– О Фениксе? – спросила Хоури.
– Не просто о Фениксе. Этого Феникса не существовало, и его предстояло создать. – Силвест позволил себе актерскую паузу, затем продолжил: – Это был рукотворный фантом. Он отсутствовал на старых картах, которые хранились в Мантеле, но, когда мы обновили их по свежим материалам, поступившим из Кювье, Феникс возник. Мы решили, что это совсем новый поселок. Каюсь, я дал маху – можно было догадаться сразу. Мы не допускали и мысли, что оригиналы карт могут быть подчищены.
– Двойная глупость, – согласился Садзаки. – Если бы вы догадались насчет Феникса, получили бы возможность выяснить, где нахожусь я.
– Мне даже в голову не пришло…
– И я нисколько об этом не жалею, – перебил Садзаки. – Иначе наш сегодняшний разговор мог бы и не состояться. Впрочем, мы прибегли бы к другим средствам, чтобы заполучить вас.
Силвест кивнул:
– Полагаю, что логичным следующим шагом было бы уничтожение более крупного населенного пункта, тоже фиктивного. Но сильно сомневаюсь, что трюк удался бы вам дважды. Свербит неприятная мыслишка: во второй раз вы бы подорвали что-то более реальное.
Холод казался твердым как сталь – тысячи острых крючков скребли кожу, угрожая проникнуть вглубь, дойти до кости. Но он перестал восприниматься, когда люди оказались во владениях капитана, поскольку тамошняя стужа была несравнимо сильнее.
– Он болен, – сказал Садзаки. – Разновидность плавящей чумы. Слыхали о ней?
– До нас доходили кое-какие вести из Йеллоустона, – ответил Силвест, ни разу пока не взглянувший на капитана. – Насколько они правдивы, не берусь судить.
– Нам не справиться с болезнью, – тихо проговорил Хегази. – Мы только затормозили ее развитие посредством глубокой заморозки. Она, вернее сказать, он, вирус, постепенно распространяется, поглощая массу корабля и преобразуя ее в собственную ткань.
– Значит, капитан еще жив, по крайней мере, с биологической точки зрения?
Садзаки кивнул:
– Конечно. Впрочем, ни один организм нельзя назвать живым при такой температуре. Но если согреть капитана… какие-то его фрагменты могут возобновить функционирование.
– Как-то это не вселяет больших надежд.
– Вы здесь для того, чтобы лечить Бреннигена, а не сомнения высказывать.
Капитан больше всего напоминал статую с серебристыми щупальцами; они тянулись на десятки метров, завораживая зловещей биохимерической красотой. Криокапсула в центре промороженного отсека номинально функционировала – благодаря то ли заложенной в нее конструкторами сверхнадежности, то ли какому-то чуду. Но от ее симметрии ничего не осталось – корпус был измят и местами разорван медленной, как ползущий ледник, и такой же неудержимой силой. Увеличиваясь в объеме, тело капитана сокрушило бо́льшую часть приборов жизнеобеспечения и контроля; исчезли и окружавшие капсулу энтоптики. Уцелевшие датчики в основном показывали чепуху – бессмысленные письмена маразматичных машин.
