Что ты теперь скажешь, Ансин, отрешенно подумал залитый кровью Эгерт.
…Лохматая борода очень удобна, если хватать за нее утопающего. Эгерт захлебывался и задыхался, плыл, оставаясь на месте – пока чьи-то руки не подхватили его и не подтянули к берегу, где суетился лейтенант Ваор, где глядели во все глаза молодые стражники, где угрюмо отворачивались уцелевшие разбойники и молча лежали на траве пятеро Соллевых бойцов, не доживших до победы…
Утопшего Сову с трудом подняли за ноги четыре человека; из него, как из огромной бочки, извергся целый поток воды, после чего атаман закашлялся и стражники победно закричали.
Эгерт сидел на траве, бессмысленно глядя на красного с черным жучка, украшавшего собой раздавленный лист подорожника. То простое и опасное, что было целью, обернулось теперь победой; пытаясь поудобнее пристроить отекшую ногу, Солль признался себе, что этой удаче предпочел бы смерть. Потому что теперь не за что прятаться – ни перед собой, ни перед судьей Ансином.
И придется смотреть в глаза.
* * *
Луар проснулся от шороха и возни за дверью кабинета. «Он там?» явственно спросил чей-то сдавленный шепот; Луар с трудом поднял голову и в задумчивости потер онемевшую щеку. Вчера он заснул за столом, и массивный магический том, послуживший ему подушкой, оставил на лице теплый рубец.
За дверью деканова кабинета ходили и шептались; не вставая с кресла, Луар потянулся к чернильнице на краю стола, задел ее кончиками пальцев и сбросил на пол.
Последовал грохот; в коридоре послышались быстрые удаляющиеся шаги. Луар перегнулся через стол и посмотрел на дело рук своих.
Медная чернильница лежала на боку, и черная лужа вокруг напоминала очертаниями танцующую женщину. Луар даже протер глаза – вскинутые руки, развевающаяся юбка…
Он тяжело поднялся, обошел необъятный стол, выглянул в коридор; ему показалось, что в одной из ниш кто-то прячется. Проверять он, впрочем, не стал. Пусть суетятся…
Он вернулся к упавшей чернильнице. Встал перед ней на колени и медленно, но без усилия втянул черную лужу обратно в медное горлышко, так что пляшущий силуэт на полу потерял очертания и пропал.
Зачем, подумал Луар устало.
Чернильница вскочила обратно на стол; медная крышечка на шарнире со звоном захлопнулась. Луару неизвестно почему сделалось противно.
Чуть приоткрыв темную штору, он долго стоял у окна, подставив лицо горячему летнему солнцу; университет давно был пуст, студенты разбежались на вакации, и только старенький университетский служитель никак не может смириться с тем, что кабинет декана сделался жилищем его внука…
Следовало позавтракать. На тот случай у него припасены были хлеб и копченая куриная нога; развернув тряпицу, в которой они хранились, Луар понял, что не голоден.
Нахмурившись, он долго вспоминал, когда в последний раз испытывал нечто похожее на голод или жажду; не вспомнил, обеспокоился и заставил себя поесть.
Утоление желаний доставляет удовольствие, думал он, вытирая руки о тряпицу. Худо, если желаний нет совсем. Ни тебе чревоугодия, ни тем более сладострастия – ничего не хочется, и даже жажда знаний притупилась. Он ест через силу и через силу читает – скоро придется признать, что и живет-то он через силу, по привычке, стыдясь прошлого и боясь будущего…
В серебряной чаше посреди кабинета стояла вода. Луар задумчиво сунул в нее руку; сколько же труда отняло это Зеркало Вод. Он обошел пять источников с пятью баклажками, он два дня провел в заклинаниях, он успел десять раз отчаяться и взять себя в руки, прежде чем поверхность воды потемнела и на ней проступили тени…
И тогда он что есть силы ударил по воде ладонью. Теперь чаша стоит бесполезная, и поверхность ее слепа…
Луар в задумчивости подобрал с пола упавший белый листок и смастерил кораблик. Края бумаги должны идеально совпадать – иначе суденышко получится кривобокое… Ох, как ругала его когда-то мать – бумага служит не для того, зачем ты испортил целый лист, больше никогда так не делай…
Почему он все-таки разбил свое Зеркало? Страшно, или стыдно, или не на что смотреть?
Небо, как он хочет увидеть мать. И Танталь. И сестру. Ведь хочет же, истово хочет – почему разбил?!
Магические книги смотрели на него строгими внимательными корешками. Щерилось чучело крысы, закованное в цепи; весь кабинет глядел испытующе, как судья или экзаменатор.
Нечего пялиться, сказал Луар. Я думал, что магия поможет мне – фитюлюшки, как говаривала моя старая нянька. Фитюлюшки, зря надеялся, из меня такой же маг, как из этой крысы… То есть, конечно, зарабатывать на ярмарках я мог бы – запихнуть в чернильницу расплескавшиеся чернила… Изготовить зеркало в обыкновенной чашке, а потом маяться и мучиться, заранее боясь того, что оно мне покажет…
Ублюдок, укоризненно сказала крыса. Тебя не должно было быть… Ты занял место их сына – сына Эгерта и Тории, это был бы добрый мальчик, приносящий счастье… Ты выжил его с этого света, ты убил его тем только, что родился… На тебе печать, лапушка. Потому Танталь тебя прокляла. Потому даже твоя мать отреклась от тебя – а как ей поступать с убийцей собственного законного сына?! А Фагирра в земле. Фагирру так и похоронили – с клещами… И такие же клещи готовят тебе. Доберутся до тебя, лапушка, и правильно ведь доберутся, тот самый добрый дядя, что мастерил тебе кораблики, что носил тебя на плечах и учил владеть шпагой, и ты еще звал его «папа»…
Луар медленно вытянул руку.
Пальцы его напряглись и задрожали; из кончиков их вырвался белый летучий огонь и хлестанул крысу по ощерившейся морде.
Кабинетом прошелся ветер; где-то хлопнул ставень, звонко разбилось стекло, завыл чей-то пес. Чучело – или Луару показалось – сверкнуло глазами в немыслимой злобе; сразу после этого цепи со звоном упали, но и чучело повалилось тоже, обернувшись просто пустой истлевшей шкуркой.
Луар осел на пол; руки его дрожали. Он совершил нечто большое и страшное – и совершенно зря, ведь не крыса разговаривала с ним, ох, не крыса, он сам наконец-то сказал себе правду… большую часть правды. Кто знает, сколько лет простояло здесь это дохлое животное, а он убил его снова, теперь уже навсегда…
Шкурка потрескивала, сворачиваясь, как в огне; через несколько минут среди цепей лежала только щепотка пепла. За окном быстрее, чем следовало, собиралась гроза.
Ты силен, с уважением сказал Фагирра.
Я слаб, подумал Луар. Я жалок. Мне нигде нет места…
За окном бледно полыхнула молния. Гром ударил глухо и с опозданием – будто неповоротливый хозяин гоняет на кухне таракана, и деревянный башмак его бьет в то место, где усатая тварь была секунду назад…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
