Я была уверена, что меня унесут далеко от дома — ведь как ещё я могла получить свободу? Я даже не смела надеяться, что буду свободна и окажусь недалеко от сосуда. Это было бы слишком просто, а Мазира не была настолько щедрой. Останется ли тогда Саалим вместе со своей тюрьмой в оазисе?
Конечно же, его кто-то найдёт. Будет ли это опять Соляной Король, Нассар или кто-то совершенно другой? Я лишь надеялась, что это будет кто-то добрее Короля, и что пока я буду искать его с далмурами, он не будет страдать.
— Я люблю тебя, — сказал он мне.
Я услышала в его голосе мучительную боль.
Наконец я отклонилась назад, посмотрела в лицо Саалима, полное отчаяния, и в его сверкающие золотистые глаза. Я взяла его лицо в свои руки и прошептала «Я тебя люблю». Я поцеловала его всего один раз, в щеку.
Мазиру не интересовали маленькие жертвы вроде воды или соли. Она слышала только тогда, когда жертвы были настоящими. Поэтому я была готова пожертвовать всем, что у меня было, так же, как когда-то Саалим пожертвовал семьёй, домом, любовью. «Забирай всё, Мазира, если это значит, что ты услышишь меня». И я надеялась, что Она услышит. Я надеялась, что Она исполнит моё желание.
Я сосредоточилась на всём том, что я хотела получить от этого желания, позволила себе напитаться всем этим — моими надеждами, связанными с Саалимом, со мной, с моим домом и моими сёстрами. И я не смогла устоять и подумала о своём отце. Мазира должна была воздать ему за всё то, что он сделал с нами.
Полная решимости, я припала к уху Саалима.
— Саалим, я желаю свободы от Соляного Короля.
Мои слова были простыми, но моё сердце сказало гораздо больше.
Если бы его рот не находился рядом с моим ухом, я бы не расслышала его слова.
— Я подчиняюсь, хозяин.
Я всё ещё обнимала джинна и ожидала почувствовать что-то — покалывание в груди, или пальцах рук и ног. Но я ничего не почувствовала.
Неожиданно спина Саалима выгнулась. Из него вырвался душераздирающий крик, и он вцепился в меня, словно я была якорем, удерживающим его в этом мире, а его самого смывало волной. Он надрывно прорычал всего лишь одно слово: «Нет».
— Саалим? — завизжала я, и меня отбросило от него.
— Эмель! — закричал он, уставившись на свои руки.
Это было последнее слово, которое он произнёс, и оно эхом разнеслось по пустыне всего лишь на мгновение, после чего исчезло, словно потухшее пламя.
Джинн вытянул перед собой руки, он с ужасом наблюдал за изменениями своего тела. С его кожи начал смываться золотой оттенок, исчезая в золотых браслетах в виде лепестков. Поглотив его, они с глухим стуком упали на землю, освободив его руки.
— Нет, нет, нет! — закричала я. — Что происходит?! Я желала не этого! Это не то, чего я хотела!
Саалим не мог ответить. Его руки, затем плечи и ноги начали неистово кружиться в горячем потоке, который, казалось, разрывал его на части, отделяя от него по песчинке. Его конечности превратились в пыль и начали дико извиваться вокруг него. Саалим лишь раз взглянул на них, после чего опять посмотрел на меня, на его лице отразилась мука.
Я попыталась схватить его, не дать магии забрать его. Но он уже превратился в пыль и ветер, и мне было уже не за что хвататься. Я закричала, мучительно наблюдая за тем, как Саалима разрывало на части, и как он превращался в пыль.
Я не могла этого понять. Ведь я же не пожелала свободы для него. Это не должно было произойти. Как мы теперь могли найти друг друга?
— Саалим! — кричала я снова и снова, пока от него ничего не осталось.
Золотой пепел беззвучно упал на землю, но от Саалима не осталось и следа.
Может быть, я оговорилась? Может быть, я сказала «твоей свободы».
Я уставилась на то место, где только что стоял Саалим, и до меня начало доходить, что я наделала. Я почувствовала себя идиоткой. Я была так уверена, что всё сделала правильно. Что моя судьба была в моих руках, когда я держала сосуд Саалима.
Я очень сильно ошибалась. Моя судьба была в руках Мазиры, а она была капризной богиней. Она могла послушать, она могла услышать, но она делала всё так, как желала сама. Это было похоже на игру в карты с моими сёстрами. Если у меня на руках не было самой сильной карты, я никогда не могла быть уверенной в победе. Такая карта всегда была на руках у Мазиры. Почему я забыла об этом?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Меня накрыло сильным чувством сожаления, и я упала на землю в том месте, где стоял Саалим. Я начала рыть землю руками, что найти хоть какую-нибудь частичку его и доказать себе, что он не исчез. Я нашла его сосуд, и когда увидела, что он пуст, зарыдала.
Я посмотрела на свою одежду. Это была та же самая одежда, которая была надета на мне на встрече с Ибрагимом. Она не изменилась. Мои ногти не изменились, а черные волосы были всё такими же длинными. Я посмотрела на свою деревню, она тоже не изменилась. Это было всё то же скопление шатров с белым шатром в центре.
Саалим исчез, а я всё ещё была ахирой. Я никогда не смогла бы найти его. Мне не суждено было снова увидеть его. И меня должны были отправить к Омару, где мне суждено было прожить всю свою оставшуюся жизнь в качестве его шлюхи.
Я сгребла песок в том месте, где стоял Саалим, и, рыдая, начала насыпать его в пустой сосуд, извиняясь перед ним за свою глупость, и за то, что я ошиблась, за то, что я всё не так поняла. Я вцепилась в золотые браслеты, которые, не двигаясь, лежали на земле. Они были всё ещё горячими. Я прижала их к своей груди и свернулась калачиком на земле.
Когда у меня больше не осталось слёз, когда я оказалась доверху заполненной сухим, мучительным горем, я поднялась с земли, вся покрытая песком. Я содрогнулась от боли. Как долго я лежала на покрывале пустыни? Мои мышцы свело, плечи устали, а кожу натерло песком.
Но все это не могло сравниться с мучительной болью у меня в груди.
У меня забрезжила надежда, что если Саалим больше не был джинном, возможно, он вернулся домой. Мог ли Мадинат Алмулих возродиться? Но я не смогла бы попасть туда. Я не смогла бы найти его. У меня не было ни верблюда, ни бавсала, указывающего направление, ни каравана, который мог бы забрать меня.
Пустыня не изменилась. Под моими ногами был тот же самый песок, я не услышала грандиозного рокота, который бы явил нам лучшую пустыню, вместо той, что я знала. Саалим исчез.
Страх начал нарастать. Если время двигалось вперёд, значит, я всё ещё была ахирой и меня скоро должны были хватиться. Я прикинула, сколько времени уже прошло. Солнце уже опустилось с высшей точки на небе. Наступали сумерки, и меня должны были скоро отправить к Ибрагиму.
Я нашла сломанного солдатика рядом с камнем. Разглядев тоненькие ложбинки, вырезанные когда-то ножом, я коснулась его лица, рукояти меча, который он держал, точно самую хрупкую вещь в мире. Так оно и было. Чеканное золото, обрамляющее запястья Саалима, было теперь холодным. И меня снова посетило чувство невероятного горя. Именно этой боли боятся все влюблённые — чувства скорби после прощания навеки.
Если бы Мазира позволила мне, я смогла бы обрести свободу другим путём. Я бы не стала возвращаться домой. Я бы не стала возвращаться к отцу. Я бы нашла какое-нибудь место, где смогла бы быть свободной, или позволила бы Эйкабу превратить меня в пыль.
Прижав всё, что осталось от Саалима, к своей груди, я сделала несколько осторожных шагов в сторону пустоты, которая ждала меня за деревьями. Я могла убежать. Я могла стать свободной.
И тут я увидела дым на горизонте. Он вернул меня к реальности, и я уставилась на него. Из-за дюны поднималось клубящееся облако. Затем показалось размытое чёрное пятно, от него поднимались клубы пыли, точно призраки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я поняла, что кто-то скачет на лошади. Вероятно, это был посланец, так как обычно только они пользовались лошадями. Моё сердце зашлось, и я начала переводить взгляд с приближающегося всадника на свою деревню. Посланники всегда подъезжали к входу в оазис, и их всегда встречал Нассар. Мне нельзя было больше задерживаться. Мне надо было двигаться. Я ещё раз посмотрела на пустой горизонт за своей спиной — стоило ли мне войти в эти зевающие челюсти? Может мне стоило позволить им навсегда поглотить меня?
