Единство французов стало уже очевидным, так бросалось в глаза, что не замечать этого было невозможно, так же как невозможно не видеть на небе солнца в ясный день. Пришлось и президенту Соединенных Штатов признать его. Для того чтобы этот поворот можно было приписать новым событиям, он с усиленной настойчивостью приглашал меня к себе в Вашингтон. Когда я был в Лондоне, опять появился адмирал Фенар. Рузвельт поручил ему сообщить мне даты, которые он считал удобными для моей поездки, 11 июня мне в Карлтон-гарденс нанес визит начальник штаба Эйзенхауэра генерал Беделл Смит, которого послали ко мне его шеф, еще не возвратившийся из Нормандии, и генерал Маршалл, как раз находившийся тогда в Лондоне. Беделл Смит буквально упрашивал меня согласиться на встречу с президентом, так как военному командованию необходимо поскорее узнать, какие решения приняты в вопросе об административном сотрудничестве во Франции. В Алжире такую же настойчивость проявил Селдон Чейпин, временно замещавший посла Уилсона. И, наконец, мне было известно, что наступление союзников на французской территории развернется в августе. Если имелась возможность прийти к какому-нибудь практическому соглашению, то нельзя было терять времени.
Серьезно обсудив этот вопрос с правительством, я решил поехать в Вашингтон. Но точно так же, как это было сделано при моей поездке в Лондон, когда я желал показать, что мы не собираемся ничего просить или вести какие-нибудь переговоры, никто из министров меня не сопровождал. Целью собеседований генерала де Голля и президента Рузвельта будет лишь взаимная информация по мировым проблемам, касающимся обеих сторон. Кроме того, моя поездка в Соединенные Штаты в решающий период войны может быть истолкована как знак признательности Франции за помощь Америки и как доказательство неугасающей дружбы между французским народом и народом этой союзной страны. Если в результате наших бесед в Белом доме правительство Америки решит начать переговоры с французским правительством о взаимоотношениях между союзными войсками и нашей администрацией, пусть оно поведет их так же, как и английское правительство, - через обычные дипломатические каналы. На этой основе государственный департамент и наш посол совместно выработали программу моего пребывания в Соединенных Штатах. Было решено, что в Вашингтоне я буду во всех отношениях гостем президента и правительства Соединенных Штатов, - этого окажется достаточно для опровержения сенсационных сообщений и статей, которые уже старались изобразить дело так, будто я еду в Америку не в качестве приглашенного, а в качестве просителя. С другой стороны, и Канада тоже звала меня к себе, и притом так радушно, что я поручил нашему делегату в Оттаве Габриэлю Бонно обсудить с правительством Меккензи Кинга детали моей поездки в эту дорогую нам и мужественную страну.
Совершив перелет на самолете, который любезно прислал за мною президент Соединенных Штатов, я в сопровождении Чейпина 6 июля, во второй половине дня, прибыл в Вашингтон. Меня сопровождали Бетуар, Палевский, Ранкур, Парис, Бобе и Тейсо. На пороге Белого дома меня встретил, приветливо улыбаясь, Франклин Рузвельт. Рядом с ним был Корделл Хэлл. После чая мы с президентом долго беседовали с глазу на глаз. Такие же беседы мы имели с ним и в последующие два дня. Меня поместили в Блейр-хауз, старинное любопытное здание, которое американское правительство обычно отводит для своих гостей. Завтрак в Белом доме, происходивший в торжественной, но сердечной обстановке, обед у государственного секретаря, обед у военного министра, прием, который я устроил в нашем посольстве - во временной его резиденции, так как здание, в котором помещалось и будет в дальнейшем помещаться французское посольство, для нас еще закрыто, - все эти празднества служили поводом для встреч и бесед с политическими и военными руководителями, соратниками президента.
Вот его ближайшие помощники: Корделл Хэлл, который выполняет свою трудную задачу с большой добросовестностью и душевным благородством; вероятно, его несколько стесняет недостаточное его знакомство с зарубежными странами и вмешательство президента в область его деятельности; Паттерсон и Форрестол, которые на своих министерских постах усвоили психологию хозяев огромных промышленных предприятий - ведь их департаменты (у первого сухопутная армия и авиация, а у второго - военно-морской флот) за три года чудовищно разрослись и поглощают большую часть ресурсов, дарований и честолюбивых стремлений Америки; Моргентау{98} - большой наш друг и сторонник, ведающий неисчерпаемой государственной казной, которой, однако, этот щепетильный казначей управляет со строжайшей пунктуальностью; генерал Маршалл, неразговорчивый собеседник, но смелый организатор, осуществивший стратегический план, имеющий мировое значение; адмирал Кинг, человек пламенной энергии и воображения; он откровенно гордится тем, что скипетр владыки океанов переходит теперь в руки американского флота; генерал Арнольд, который силой методичности сумел из скопища самолетов, спешно задуманных, сконструированных, опробованных, и из летного состава, быстро навербованного, обученного и пущенного в дело, создать внушительную силу, какою стала военная авиация Соединенных Штатов; адмирал Леги, который, по-видимому, был изумлен ходом событий, дивился моему появлению в Вашингтоне, но примирился с ним; Коннели и Сол Блум - председатели двух комиссий по иностранным делам (первый - сенатской комиссии, а второй комиссии палаты представителей), жаждущие быть во всем осведомленными. Этот штаб представляет собою крепко спаянный отряд, который в силу характера каждого из его членов и яркой личности Рузвельта не приписывает себе блестящих талантов, но, без всякого сомнения, стоит на высоте своих обязанностей.
Конечно, я не преминул посетить могилу Неизвестного солдата в чудесном парке Арлингтон. Я навестил генерала Першинга, который с величавым душевным спокойствием доживает последние свои дни в военном госпитале. Чтобы воздать честь памяти Джорджа Вашингтона, я совершил паломничество в Маунт-Вернон. В Блейр-хаузе я принимал многих видных деятелей и прежде всего Генри Уоллеса, вице-президента Соединенных Штатов, который мечтает о социальной справедливости и хотел бы, чтобы победу мы одержали ради простого человека, и Падилья, министра иностранных дел Мексики, который находился тогда в Вашингтоне. В резиденции наших миссий я встретился с французским дипломатическим персоналом, которым руководил Анри Оппено; затем генерал де Сен-Дидье, адмирал Фенар и полковник Люге представили мне наших офицеров. Перед отъездом из Вашингтона я выступил на пресс-конференции, беседовал со многими из журналистов, собравшихся послушать и расспросить меня. В течение пяти дней, проведенных в столице Соединенных Штатов, я с радостью видел, как растет волна доверия к нам, захватывая цвет американского общества, и я сделал вывод, что оптимизм - хорошее средство завоевать сердца, надо только обладать им.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
