Беседы наши кончились. Они происходили в кабинете Рузвельта, около стола, загроможденного множеством диковинных вещей: сувенирами, значками, фетишами, которые приносят счастье. Я прощаюсь и ухожу. Президент, которого везут в кресле, немного провожает меня. На галерее открыта дверь. "Вон там мой бассейн. Я в нем плаваю", - говорил Рузвельт, словно бросая вызов своему недугу. Перед отъездом из Вашингтона я попросил передать ему маленькую подводную лодку, чудо механики, которое создали в арсенале Бизерты. Он тепло поблагодарил меня в коротком письме и прислал мне свою фотографию: "Генералу де Голлю, моему другу".
Позднее, однако, некий аноним направил мне фотокопию письма, которое Рузвельт написал через неделю после моего отъезда члену Конгресса Джозефу Кларку Болдуину. Президент туманно упоминает в своем письме о каких-то неведомых мне переговорах Америки, касающихся французского предприятия "Трансатлантическая генеральная компания", и предупреждает адресата, что я об этом ничего не должен знать: пусть будут осторожны, ведь если де Голль окажется в курсе дела, то непременно отстранит директора компании. В этом письме Рузвельт дает также оценку моей особе и нашим с ним беседам. "Я и де Голль, - пишет он, - лишь в общих чертах рассмотрели современные темы. Однако более подробно мы коснулись будущего Франции, ее колоний, обеспечения мира и т.п. Когда речь идет о проблемах будущего, он кажется весьма "сговорчивым", лишь бы с Францией общались как с мировой величиной. Он очень чувствителен ко всему, что касается престижа Франции, но я думаю, что он просто эгоистичен". Мне так и не придется узнать, считал ли Франклин Рузвельт, что в делах, касающихся Франции, Шарль де Голль был эгоистичен в интересах Франции или в собственных своих интересах.
10 июля я был проездом в Нью-Йорке, очень недолго. Чтобы не давать поводов к народным манифестациям, которые за три месяца до президентских выборов могли показаться направленными против прежней политики президента, решено было, что мне надо поменьше показываться публике. Тем более что губернатор Нью-Йорка Дьюи тоже являлся кандидатом в президенты, советником Рузвельта на выборах. Тем не менее мэр города Фиорелло Лагардиа, исполненный кипучих дружеских чувств к Франции, принял меня с большой помпой в городскому ратуше, и возле нее было большое стечение народа. Затем мы с мэром совершили поездку по городу. Я возложил Лотарингский крест на памятник Лафайету. Я посетил наше генеральное консульство, которым руководил Герен де Бомон. Затем я отправился в общество "France for ever"{99}, объединяющее большое число французов и американцев, поддерживавших нашу борьбу; Анри Торрес выступал там с приветственным словом, в котором выражал чувства всех членов общества. В Уоллдорф-Астория собралась французская колония Нью-Йорка и делегаты, прибывшие из других районов. Я приехал к ним. Среди собравшихся французов многие до сих пор относились к генералу де Голлю весьма сдержанно; некоторые даже усердно критиковали его и, более того, - оскорбляли. Но в этот вечер я был встречен необыкновенно тепло - как видно, все разногласия исчезли. Все доказывало, что в великом споре, предметом которого была Франция, победа решительно склонялась на ее сторону.
Мы убедились в этом и в Канаде, где людям так хотелось дать нам доказательство своего единодушия с нами. Прежде всего мы направились в город Квебек, и там я почувствовал, что меня затопляет волна гордости за французов. Но вскоре ее захлестнула волна неутешительной скорби, и обе они нахлынули из далеких времен истории. Затем мы в сопровождении посла генерала Ванье направились в Оттаву. На аэродроме нас встретил премьер-министр Меккензи Кинг. Мне было приятно вновь увидеть этого достойного, сильного и простого человека - главу правительства, который отдал делу служения свободе весь свой авторитет и опыт.
Канада пошла за ним, и заслуга ее тем более велика, что население страны состоит из двух народов, сосуществующих, но не смешивающихся, и тем более, что война идет далеко от Канады и ее интересы прямо тут не затронуты.
Под воздействием своего правительства страна теперь развернула мощные военные усилия. Канада выставила многочисленные контингента, отличающиеся высокими боевыми качествами; дала большие войсковые соединения, экипажи кораблей, включенные в английский флот, эскадрильи самолетов, вошедшие в состав английских военно-воздушных сил. Значительная часть военных материалов союзников производится в Канаде. Даже лаборатории и заводы Канады привлечены к научным исследованиям и практическим опытам, которые вскоре должны были привести к изготовлению атомной бомбы. Мне сделали секретный отчет о выдающихся достижениях французских ученых Пьера Оже{100}, Жюля Герона{101} и Бертрана Гольдсмидта{102}, которые с моего разрешения включились в союзные группы, посвятившие себя этой работе, достойной Апокалипсиса. Но в сравнении с тем, что происходило во время Первой мировой войны, действия Канады носят на этот раз национальный характер. Для государства и для народа такая самостоятельность как бы является новой ступенью развития, что вызывает чувство гордости у министров, депутатов парламента, чиновников и всех граждан. Мне сказал об этом Меккензи Кинг, а затем и его главный коллега Луи Сен-Лоран, причем мне было ясно сказано о намерении Канады по возможности помочь восстановлению Франции.
Во время моего пребывания в Канаде я был гостем графа Этлона, канадского генерал-губернатора, и его супруги принцессы Алисы, тетки короля Георга VI. они принимали меня с незабываемым радушием, приглашали к себе многих видных лиц, для того чтобы представить их мне. Много часов заняли официальные беседы, аудиенции, которые я должен был давать, торжественная церемония у памятника гражданам Оттавы, погибшим в Первую мировую войну, инспекционная поездка к французским летчикам, которые проходили обучение в окрестностях города, обед, устроенный в мою честь канадским правительством, пресс-конференция, речь - все-таки пришлось произнести одну - в ответ на приветствие Сен-Лорана. Я произнес эту речь перед депутатами парламента, перед министрами, высшими должностными лицами и дипломатическим корпусом. Говоря о том, какое должно иметь значение для дела мира, который уже близится, международное сотрудничество, особенно сотрудничество на Западе, я указал, что моя страна тоже хочет внести свой вклад в общую сокровищницу, и закончил свое выступление следующими словами: "Франция убеждена, что рядом с нею и вместе с нею будут все народы, верящие в нее. Она убеждена, что среди них прежде всего будет Канада".
12 июля я прибыл в Монреаль и был взволнован восторженной встречей, которую там оказали мне. После приема в городской ратуше и возложения венков у двух памятников жертвам войны - канадцам и французам - я выступил с речью перед огромной толпой, собравшейся в сквере Доминион и на прилегающих к нему улицах. Адемар Рейно, мэр города, крикнул своим согражданам: "Покажите генералу де Голлю, что Монреаль - второй французский город в мире!" Никакими словами не описать ту бурю ликования, те шумные приветствия, которые раздавались со всех сторон. Вечером самолет унес нас из Канады. 13 июля мы уже были в Алжире.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
