Первая задача сводилась к изготовлению визитных карточек, что оказалось нетрудным, так как редактор газеты отпечатал несколько штук в типографии. Все выглядело отлично, но содержание карточек вызывало сомнение, поскольку редактор, неизвестно чем вдохновленный, напечатал на карточке: «Американская экспедиция охотников за головами», а после этого странного примечания зачем-то поставил восклицательный знак. Пришлось напечатать новые, без редакторских юмористических упражнений. Но тут в рабаульской газете появился выдуманный от начала до конца глупейший отчет о приключениях нашей экспедиции, ярко свидетельствовавший об упадке журналистского таланта.
Затем возник вопрос о платьях, в которых мы могли бы выйти за пределы рабаульских улиц. Все тот же А Чи одолжил нам швейную машинку полувековой давности, а мы приобрели бумажную материю, из которой сшили платья такой простоты, что их мог разгладить утюгом любой туземный слуга. Мы кроили так, чтобы все было «по фигуре» и была «линия», но у нас упрямо получалось подобие пижам.
Как-то после полудня, когда мы пыхтели над примеркой и шитьем, раздался стук в дверь. Меру по обыкновению спал, а Маргарет в разгар примерки стояла полуголой, и мне пришлось с полным булавками ртом пойти открывать дверь. За дверью стоял великолепный туземец. Он был молод, но преисполнен важности и одет как местный полицейский: в бахромчатую набедренную повязку и форменную фуражку, красовавшуюся поверх прически в стиле «помпадур». С минуту он свысока разглядывал нас, а потом произнес какую-то фразу, звучавшую словно «их величество прибыли», или «его превосходительство просит», или еще что-нибудь в этом роде. Мы выглянули в окно и увидели огромный сверкающий автомобиль с гербом на дверцах. К нам прибыла с визитом супруга губернатора — и у нас едва хватило времени вытереть лившийся с нас пот и отбросить со лба прилипшие волосы, а Маргарет — накинуть купальный халат. Наша всегда очаровательная комната была усыпана булавками, лоскутками материи, а будущие туалеты разбросаны на диване — единственном месте для сидения.
Когда «первая леди Новой Гвинеи» вошла в этот бедлам, ее первыми словами было: «Как у вас мило!» (Мы и сейчас не можем понять, что она хотела этим сказать.) Оказывается, она приехала пригласить нас на обед и была бы нам очень признательна, если мы захватим свои музыкальные инструменты, так как она слышала, что мы играем…
Удивительно, откуда она могла это слышать? И вообще, как она узнала о нашем существовании? И как могло случиться, что нам простили то, чего никогда не простили бы англичанке — весь этот фокус с визитными карточками! Но как бы там ни было, если у нас нет других приглашений, то автомобиль будет прислан за нами…
Вот, дорогой читатель, каков путь продвижения по общественной лестнице в английской колонии. Никто, а особенно женщина, не может пробыть на островах столько времени, как мы, чтобы это не стало известным повсеместно, даже в местах, столь далеких от Соломоновых островов. Рассказы о приезжих передаются капитанами судов, когда они встречаются в Сиднее в помещениях пароходных контор. Слухи перекочевывают с острова на остров, передаваемые из уст в уста. Несомненно, что шотландский капитан «Матарама» продолжал оказывать нам свое покровительство. Кроме того, несколько сомнительную рекомендацию дала нам публикация чепухи в рабаульской газете.
Логика подсказывала, что прежде всего мы должны написать портрет хозяйки, и я бы ей это несомненно предложила, если бы не Маргарет, сообщившая мне на ухо, что она получила другой заказ. Чудесно! По-видимому, гости предположили, что написанный мною портрет будет не хуже прелестной музыки Маргарет. Может быть, этому способствовал отменный обед, где все было вкусным, свежим, горячим или холодным и сверкало при свете канделябров. Набирая еду на вилку, я каждый раз вспоминала грязную набедренную повязку, служившую скатертью на «Накапо», нашу тоску по вкусной еде и тем сильнее смаковала каждый кусок, чтобы удержать его вкус в памяти.
Помимо нас, к обеду были приглашены еще двенадцать гостей; в том числе члены какой-то неизвестно что обследующей комиссии, приехавшей из Австралии, и местные тузы. Обед начался рано, часов в восемь, но все мы прибыли к заходу солнца, так как заранее было сообщено, что это явление особенно интересно наблюдать с веранды резиденции, откуда открывался замечательный вид на бухту Бланш.) Коктейли подавались с чисто американским излишеством, вина за обедом были самые различные, а ликеров было чересчур много. После обеда дамы удалились наверх, где пробыли не менее часа, а мужчины использовали это время для продолжения питья. Нет ничего удивительного в том, что после обильных возлияний местный сановник заказал нам свой портрет, заявив, что хочет послать его своей матери. Право, ему не стоило ссылаться на мамашу.
На родине я никогда не обратила бы внимания на заказ, сделанный мне в разгар подобного обеда. Находясь в приподнятом настроении, многие люди готовы рисовать сами или позировать художнику, но впоследствии редко удается добиться, чтобы заказчик назначил часы позирования. На этот раз Маргарет учла прежний опыт и договорилась о часе встречи. С тех пор за нами в обусловленный час приезжала автомашина, отвозившая нас в дом заказчика, где мы работали, а после работы отлично обедали.
Но между обедом у губернатора и первым сеансом нас постиг удар судьбы, и Маргарет сказала, что это в наказание за обжорство, которое мы позволили себе в губернаторской резиденции. Мы заболели дизентерией…
Здесь на рынке продают салат, похожий на латук, и маленькие помидоры. Тогда мы решили каждый день завтракать излюбленным американцами салатом из латука. Вымыл ли Меру недостаточно хорошо принесенные с рынка овощи, прикасался ли к ним дизентерийными руками, но результат был для нас самый плачевный. Жалкие фигуры, отправившиеся на гору писать портрет господина судьи, были лишь оболочками духа экспедиции. Портрет получился плохой. А ведь это был очень важный для нас портрет, и мы надеялись, что он нам поможет получить другие заказы. Мы хотели его переписать, но судья заявил, что портрет хорош, и он не согласен позировать вторично. Заказчик выписал нам чек, и на этом все закончилось.
Я была очень расстроена, что никакая «портретная эпидемия» возникнуть не сможет, но об этом потом, когда мы будем лучше себя чувствовать.
Глава тридцать вторая
Прежде чем приступить к писанию портретов туземного населения, мы должны были устранить препятствия, обычно возникающие на новом месте, и прежде всего ликвидировать возникший у нас в Рабауле домашний кризис.
