что я не могу позволить себе врача, но я могла пойти в бесплатный диспансер, что я и сделала. Мне велели приходить снова и снова, и я теряла драгоценные часы, сидя в приёмной и ожидая своей очереди. Меня осматривали, по мне постукивали, меня изучали и отправляли домой с рецептами и многочисленными рекомендациями. Всё, что говорилось о питании, свежем воздухе, солнечных комнатах и т. д., конечно, было невыполнимо, но вот лекарство я решила попробовать. Пузырёк с лекарством был конкретной вещью с фиксированной ценой. Вы либо могли, либо не могли его себе позволить в определенный день. Стоит купить молоко, яйца и другие подобные вещи, и этому конца не будет. Вы всегда будете заходить за угол, чтобы получить больше, пока бакалейщик не скажет, что не может больше давать продукты в кредит. Нет, пузырёк с лекарством – единственная безопасная вещь.
Я купила несколько пузырьков, и мне сказали, что я выгляжу лучше, когда я однажды пришла, чтобы получить новый рецепт.
Это было сразу после ливня, и лужи на разбитых тротуарах были полны лазурного неба. Я наслаждалась красотой отражений, даже белые облака плыли в синеве прямо у меня под ногами на тротуаре! Я шла, опустив голову, всю дорогу до аптеки, и в этом не было ничего плохого, но мне не следовало делать так на обратном пути, с новым пузырьком лекарства в руке.
Перед магазином табачных изделий, на полпути между Вашингтон-стрит и Харрисон-авеню, стоял деревянный индеец с пачкой деревянных сигар в руке. Мой взгляд был прикован к сияющим лужам, и я врезалась прямиком в индейца, пузырёк вылетел у меня из рук и разбился вдребезги.
Я была в ужасе от произошедшего. Лекарство стоило пятьдесят центов. Мама отдала мне последние деньги в доме. Мне нельзя оставаться без лекарства, врач из диспансера особо на этом настаивал. Было бы ужасно заболеть и не ходить в школу. Что же делать?
Я приняла решение менее чем за пять минут. Я вернулась в аптеку и попросила позвать самого мистера Пастора. Он знал меня, он часто продавал мне почтовые марки, подшучивал над моей интенсивной перепиской и многое слышал о моих друзьях. По этому случаю он вышел из своего маленького кабинета в задней части магазина, и я рассказала ему о том, что произошло, объяснила, что дома больше нет денег, и попросила его дать мне ещё один пузырёк, пообещав заплатить при первой же возможности. Мой отец работал ночным сторожем в магазине. Вероятно, я смогу расплатиться в ближайшее время.
«Конечно, моя дорогая, конечно, – сказал мистер Пастор, – очень рад услужить вам. Лекарство идёт вам на пользу, не так ли? – Вот и славно. Вы такая прилежная молодая леди, у вас так много книг, и столько писем, которые нужно писать – вам обязательно нужно что-то для укрепления здоровья. Вот, держите. О, не стоит благодарности! В любое время. И берегитесь диких индейцев!»
После такого мы, само собой, стали большими друзьями, и так часто заканчивались мои неприятности на Довер-стрит. Столкнуться с деревянным индейцем – значит столкнуться с удачей, и так сто раз в неделю. Неудивительно, что я была счастлива большую часть времени.
Глава XVIII. Неопалимая купина
Как раз в то самое время, когда миссис Хатч была более всего обеспокоена тем, что я избрала неверный жизненный путь, началась новая глава моих приключений, ещё более далёкая от карьеры денежного курьера, чем латынь и геометрия. Но мне не следует начинать сказку о моём девичестве с упоминания о таких неприятных вещах, как домовладелицы. В моей жизни настало время второй трансформации, первая серьёзная трансформация произошла, когда я приехала в Америку.
В одном из своих восхитительных эссе Роберт Льюис Стивенсон* пишет, что влюблённый испытывает раскаяние и стыд, размышляя о той части своей жизни, которую он прожил без своей возлюбленной, довольствуясь бессмысленным существованием. Именно с таким чувством раскаяния я оглядываюсь на дни, которые я провела, уткнувшись носом в книгу, прежде чем начать изучать естествознание на открытом воздухе; и с тем же стыдом, что и влюблённый, я признаю, как поздно в моей жизни природа заняла главное место в моём сердце.
В современных государственных школах природоведению учат гораздо лучше, чем в моё время. Я помню свою учительницу из гимназии в Челси, которая поощряла нас искать разные виды трав на пустырях неподалеку от дома и приносить в школу образцы злаков, которые мы находили в материнских кладовых. Я приносила травы и злаки, поскольку я всегда делала то, что велел учитель, но я была рада, когда урок природоведения заканчивался, и начинался урок арифметики. Мне было не интересно, а учительница и не пыталась сделать урок увлекательным.
В книгах для мальчиков, которые я любила читать, мне встречались самые разные герои, и я симпатизировала им всем. Мальчик, сбежавший в море; мальчик, восхищавшийся обществом скотоводов и ковбоев; мальчик, который стремился выступать на сцене и мечтал водить картонную колесницу в цирке; мальчик, отказавшийся от каникул, чтобы заработать денег на книги; плохой мальчик, который разыгрывал людей; умный мальчик, который изобретал забавные игрушки для своей слепой сестрёнки – я восхищалась всеми этими мальчиками. Я могла поставить себя на место любого из этих героев, и радоваться их восторгу. Но был один тип героя, которого я никогда не могла понять, и это был мальчик, который любил книги по естествознанию, держал аквариум, собирал жуков, и знал всё о человеке по фамилии Агассис*. У мальчика такого типа всегда был дядя моряк или тётя миссионерка, которая присылала ему всякие странные вещи из Китая и с островов Южного-Китайского моря; и разговор этого мальчика с дядей моряком, приехавшим домой на побывку, я всегда охотно пропускала. Несносный герой обычно держал змей в коробке в сарае, где его сестрёнка любила играть со своими подружками. Змеи уползали по крайней мере один раз до конца истории, и мне никогда не хватало терпения прочитать то, что мальчик рассказывал испуганным маленьким девочкам о безобидных и удивительных качествах змей.
Нет, к естествознанию я определённо была равнодушна. Я читала о путешествиях, пустынях, безымянных островах и странных народах, но змеи, птицы, минералы и бабочки абсолютно меня не интересовали. Я пару раз была в Музее Естественной Истории, поскольку это было в моём характере – входить в каждую открытую дверь, чтобы не пропустить ничего, что было бесплатным для публики; но странные монстры, которые заполняли стеклянные витрины и украшали стены и потолки, не смогли взбудоражить мое воображение, а склизкие
