Ха, наконец-то я в Форксе! Как только я вошел в гостиницу, ко мне подошел клерк.
― С вами хотят поговорить по телефону, сэр.
Это был Муррей из Даусона, мой старый знакомый и почти друг.
― Послушайте, Мельдрум! ― говорит Муррей. ― Хочу предупредить вас, что перед утром должен прибыть дилижанс, на котором находится Локасто. Говорят, что он едет за вами. Я решил предупредить вас, чтобы вы могли приготовиться к этому.
― Хорошо, ― ответил я, ― благодарю вас. Я поверну и возвращусь сейчас обратно.
Итак, я повернул лошадь и снова помчался по сверкающей дороге. Я больше не мечтал и не ликовал. Жестокий страх сжимал мне сердце. Передо мной внезапно выросла тень Локасто, зловещая и грозная. Как раз в эту минуту он торопился в Даусон, с сердцем, полным ненависти ко мне. Что ж, я вернусь и приготовлюсь к встрече.
Мне пришла в голову забавная мысль о том, что неловко возвращаться в собственный дом неожиданно, глубокой ночью. Я подумал было отправиться в гостиницу, но затем решил попытаться попасть домой, потому что мне хотелось быть близ Берны.
Я постучался тихо, потом немного громче, наконец, совсем громко. Внутри все было тихо, темно, как в склепе. Странно, у нее был такой чуткий сон… Почему она не слышала меня? Я снова решил отправиться в гостиницу, но тот же неопределенный смутный страх опять охватил меня и я постучал еще раз. Тут мой страх перешел в панику. Ключ от двери был у меня в кармане, и я потихоньку открыл ее.
Я стоял в передней, вокруг было темно, очень темно и тихо. Я не слышал даже ее дыхания.
― Берна, ― позвал я ее шепотом.
Ответа не было.
Темный безымянный страх сжимал мне сердце; я стал ощупью искать над собой висячую лампу. Как трудно было найти ее. Дюжину раз мои руки описывали в воздухе круги, прежде, чем пальцы ударились об нее. Я зажег свет. Весь дом мгновенно осветился. В столовой на столе я увидел остатки нашего ужина, лежавшие неприбранными. Это было не похоже на нее. Она не выносила грязных тарелок. Я прошел в спальню. А кровать была не тронута.
Как глуп я был. Меня вдруг осенила мысль, что она отправилась ночевать к миссис Брукс. Она боялась оставаться одна, бедная детка. Как она удивится, когда увидит меня утром.
Ну, я улягусь в постель. Снимая свое пальто, я наткнулся на записку, переданную мне. Браня себя за рассеянность, я вытащил ее из кармана и вскрыл. Развернув листок, я заметил, что она была написана измененным почерком. Странно! ― подумал я. Почерк был мелкий и неясный. Я протер глаза и поднес ее ближе к свету.
Милостивый боже, что это такое? О, это было невозможно, глаза обманывали меня. Это была галлюцинация. Я лихорадочно перечитал записку. Да, это были все те же слова. Что они могли означать? Несомненно, несомненно… О, ужас из ужасов…
Но они не могли означать этого. Я прочел слова. Да, они были тут: «Если вы настолько глупы, что доверяете Берне, наведайтесь в комнату вашего брата сегодня ночью. Доброжелатель».
Я опустился на стул, ошеломленный. Бумага лежала на ковре перед камином, и я с ненавистью смотрел на нее. Она казалась мне невыразимо отвратительной, но я был точно прикован к ней. Меня тянуло поднять ее и перечитать снова, но я почему-то не решался. Я становился трусом.
Это была ложь, черная дьявольская клевета. Она была у кого-нибудь из соседей. Я верю ей, я доверил бы ей свою жизнь. Я лягу спать. Утром она вернется и тогда я откопаю негодяя, который осмелился написать такие вещи. Я начал раздеваться.
Я лежал в постели, окутанный тьмой, и жмурил глаза, чтобы создать двойной мрак. Ха! Как раз перед моими глазами пылала роковая бумажка с ее ужасными поклепами. Я вскочил. Это было бесполезно. Я должен выяснить все ― раз и навсегда. Я зажег свет и поспешно стал одеваться.
Я направлялся в гостиницу, где снимал комнату Гарри. Я скажу ему, что вернулся неожиданно и попрошу разделить со мной комнату. Я не делаю это из-за записки. Я не подозреваю ее. Упаси боже. Но это приключение расстроило меня. Я не могу оставаться дома.
Гостиница была спокойна. Сонный ночной клерк вытаращил на меня глаза, и я, оттолкнув его, прошел мимо. Комнаты Гарри были в третьем этаже. Пока я поднимался по длинной лестнице, мое сердце мучительно колотилось и, добравшись до его двери, я совсем задохнулся. Я увидел сквозь переплет, что у него горит свет.
Я слабо постучался. Послышалось внезапное движение.
Я постучал снова.
Был ли то обман слуха, или я действительно слышал придушенный женский крик? В нем было что-то знакомое… О, боже мой.
Я зашатался, чуть не упал и уцепился за дверь; почти теряя сознание, я прислонился к раме, ища поддержки. Боже, помоги мне.
― Иду, ― услышал я его голос.
Дверь была отперта и передо мной стоял он. Он был вполне одет и смотрел на меня с выражением, которое я не мог вполне уяснить, но лицо его было очень спокойно.
― Войди, ― сказал он.
Я вошел в его гостиную. Все было в порядке. Я готов был поклясться, что слышал женский голос, и тем не менее никого не было видно. Дверь в спальню была слегка приоткрыта. Я не спускал с нее глаз, как зачарованный.
― Прости, что я беспокою тебя, Гарри, ― сказал я, и сам почувствовал, как напряженно и странно прозвучал мой голос. ― Я внезапно вернулся и никого не застал дома. Я хочу переночевать здесь с тобой, если ты ничего не имеешь против.
― Конечно, старина. Я очень рад видеть тебя.
Его голос звучал ровно. Я присел на кончик стула.
Мои глаза были прикованы к этой двери в спальню.
― Хорошо съездил? ― продолжал он весело. ― Ты, должно быть, замерз? Не хочешь ли немного виски?
Мои зубы стучали. Я цеплялся за стул. О, эта дверь! Глаза мои не отрывались от нее. Я был убежден, что слышу кого-то за нею. Он встал, чтобы достать виски.
― Скажи, когда будет довольно.
― Довольно.
― В чем дело, старина? Ты болен?
Я схватил его за руку.
― Гарри, там кто-то есть, в комнате!
― Глупости, там никого нет.
― Есть, говорю тебе. Прислушайся, разве ты не слышишь, как там дышат?
Он был спокоен. Я ясно слышал прерывистое дыхание человека. Я сходил с ума. Я не мог больше выдержать этого.
― Гарри, ― задыхаясь, сказал я, ― я должен посмотреть, я должен посмотреть.
― Не надо.
― Нет, я должен, говорю тебе. Ты не удержишь меня. Пусти, говорю тебе, пусти. Теперь выходите, кто бы вы ни были. А!
Это была женщина.
― Ха, ― воскликнул я, ― я говорил тебе, брат, женщина. Кажется, я тоже знаю ее. Ну, дай мне взглянуть… Я так и думал.
Я схватил ее и потащил к свету: это была Берна. Ее лицо было бело, как мел, глаза расширены от ужаса. Она дрожала и казалась близкой к обмороку.
