спать было невозможно. Однажды в полночь Ляля проснулась от плача. Посмотрела на кроватку дочки, но малышка мирно спала. Звуки раздавались за дверью в дом.
Схватив кинжал, Ляля открыла дверь и увидела… волчицу. Ту самую, которую спасла в лесу от смерти. Подняла она кинжал, хотела вонзить его в дикого зверя, но передумала. Волчица жалобно поскуливала, почти как собака, и не собиралась на неё нападать.
Приглядевшись, Ляля увидела, что волчица беременна. С дрогнувшим сердцем она признала в волчице родственную душу. Так же и она недавно искала защиты у малознакомых людей для себя и своей крошки доченьки. Ляля пустила в дом волчицу и поставила перед ней чашку с остатками пищи.
Когда она проснулась утром, увидела, что волчица стоит у колыбели дочери. Рада держится за её шерсть, а волчица осторожно облизывает девочку.
Неделю спустя Лялю навестила тётушка. Серафима была сама не своя. Весь путь от Оренбурга до Сакмарска она так гнала своего жеребца, что едва не перевернула бричку, переезжая по мосту через реку. Старой цыганке очень не терпелось увидеть любимую племянницу.
Ляля на крыльце грудью кормила свою малютку. Увидев затормозившую у ворот бричку, она положила девочку в зыбку и поспешила навстречу Серафиме.
– Что-нибудь случилось, тётя?
– Я только тебе худые вести приношу, дитя моё.
– Что случилось? – повысила голос Ляля.
Серафима попробовала улыбнуться:
– Не надо спрашивать.
Но такой ответ не удовлетворил Лялю.
– Не томи душу, тётя, – сказала она. – Я уже вижу по тебе, что приехала ты сюда ко мне, чтобы рассказать плохие вести о Вайде.
– Будь осторожна, девочка, – вздохнув, сказала старая цыганка. – Этот выродок ищет тебя повсюду. Он кричит на каждом углу, что ты обокрала его и разорила, предлагает много денег тому, кто скажет, где искать тебя! Если заявится к тебе – убей немедля. Если ты его не убьёшь, он убьёт тебя и твою крошечку.
Ляля вздрогнула и скрестила на груди руки. Вайда! Она вспомнила ненавистный образ негодяя. Да, она спряталась от него в Сакмарске, но… видимо, не так укромно, как хотелось бы.
Она думала о Вайде, а сердце сжималось от плохого предчувствия. Словно камчой, её хлыстнуло предупреждение Серафимы. Боже, наступит ли тот день, когда Вайда пожалеет, что на свет родился?
– Скоро увидимся, дитя моё, – обняла её на прощание Серафима.
– Ты уже уезжаешь? – удивилась Ляля.
– Береги себя и дочку, – сказала тётя, улыбнувшись.
Ляля смотрела на неё, и по лицу её текли слёзы.
– Что с тобой, дочка? – испугалась Серафима. – Может, ты хочешь, чтобы я увезла тебя отсюда?
– Нет, нет! – прошептала Ляля. – Нам здесь хорошо и спокойно. Мариула нам помогает. А из табора я ушла, чтобы никогда обратно не возвращаться.
Слёзы совсем залили её лицо, и растроганная Серафима обняла племянницу за плечи и чмокнула в раскрасневшуюся щёчку.
– Вайда побоится сюда сунуться, – сказала она Ляле. – Во всяком случае днём. А вот ночью…
– У меня есть надёжный сторож, – ответила та и кивнула в сторону дома.
Серафима перевела взгляд на крыльцо и… увидела настороженную морду волчицы, разглядывающую её из-под крыльца.
– Это…
– Моя единственная и надёжная подруга, – вздохнув, ответила Ляля. – На неё я могу положиться сполна.
– А на Мариулу? – взволнованно спросила Серафима.
– На неё тоже.
Ляля проводила тётушку до брички.
– Да минуют тебя все невзгоды, дитя моё, – сказала Серафима и взмахнула кнутом.
Когда бричка отъехала от дома, спящая Рада вдруг захныкала. Поспешив к ней, Ляля взяла девочку на руки и дала ей грудь.
«Всё случится так, как предопределено свыше, – подумала она, подняв глаза в небо. – И Вайда скоро явится сюда и здесь… Здесь он найдёт свою смерть! Я уже вижу это…»
* * *
В то время, когда Серафима мчалась обратно в табор, Вайда дожидался ночи, размышляя о судьбе на берегу реки у Могильной горы в Сакмарске.
Жизнь его клонилась к закату. И Вайда остро чувствовал это. А как она была прекрасна! Так единодушно заявили бы все цыгане, знавшие его с рождения. В дни своей юности он мало задумывался о своём будущем. И о деньгах он думал, как о никчёмном мусоре. Он не думал и о женитьбе, пока вдруг не повзрослел. Ляля выросла на его глазах, незаметно превратившись в сказочную красавицу. И однажды он посмотрел на девушку другим взглядом. Взглядом взрослого мужчины, к которому пришла вдруг любовь.
Мир в одно мгновение перевернулся. Вайда потерял покой и сон. Он полюбил девушку безумно, ревновал её ко всем, хотя знал, что едва ли кто из цыган решился бы вступить с ним в соперничество. Всё шло к свадьбе, пока злой рок не обрушился на него и не превратил в ад всю дальнейшую жизнь.
И вот теперь он чувствовал себя горько обманутым – не Лялей, а судьбой. Мечты его жизни рассеялись, как зола в костре. Он обманулся в своих надеждах и понял это, когда было уже поздно.
Размышляя о своей загубленной жизни, Вайда даже не заметил, как угас день, наступила ночь, на небо выползла луна и засияли звёзды. Цыган встрепенулся. Что делать? Идти и убить Лялю или отказаться от задуманного возмездия? Но, убив её, он поставит крест и на своей жизни?
Эта мысль привела его в ужас. Ему нужно было успокоить сильно бившееся сердце, ему необходим был воздух, ибо он задыхался. Оставив коня в лесу, он пошёл в городок.
«Неужели сегодня всё закончится? – подумал цыган, и откуда-то, из глубины души, ему почудился голос: – Да, уже скоро…» Вайда задрожал всем телом и поискал взглядом купол церкви, словно прося защиты, но…
Облаянный бдительными собаками, Вайда чёрной тенью проскользнул по улице и остановился у плетня. Он знал, в каком доме прячется Ляля. Бричка Серафимы ещё днём указала ему место проживания беглянки.
Легко перемахнув низкий плетень, Вайда оказался во дворе и присел под раскидистой липой у крыльца. Сырость, поднимавшаяся от земли, и ночная прохлада не могли повредить его железному здоровью. Вайда смотрел на дверь сеней, а рука вытягивала из ножен острый нож.
Тусклый свет в избе погас. Цыган решительно встал, потянулся и, окончательно взбодрившись, шагнул к крыльцу…
* * *
Ляля посмотрела на свои дрожащие руки. Сердце сжималось от плохого предчувствия.
«Наверное, Вайда уже идёт к моему дому, – подумала она. – Он идёт за моей жизнью и за жизнью моей дочки. И что он собрался предпринять?»
Увы, Ляля не могла ответить на этот вопрос.
С каждой минутой руки дрожали ещё сильней и дыхание затруднялось.
И всё же она нашла в себе