женщин. Поначалу Бэс с Каремой очень тосковали, расставшись со своими чадами, но через некоторое время снова повеселели, поскольку один предвкушал мгновение, когда извлечет меч из ножен, а другая — когда увидит пески Египта.
Долго рассказывать о походе я не стану — скажу только, что продвигались мы медленно, хотя никто не смел чинить препятствий столь могучему войску. Поскольку передвигаться приходилось пешим ходом, за день мы покрывали не больше пяти лиг[361]: даже когда мы подошли к реке, лодок все равно на всех не хватило, к тому же одну пришлось выделить для Каремы с ее свитой. Помимо всего прочего, по дороге надо было кормить и то и дело подгонять скотину. Тем не менее на всем пути до Египта ни один из наших не занедужил, не получил увечий и не возроптал.
Когда мы подошли к пределам Египта, нас уже встречали посланцы фараона — они передали нам свитки в ответ на наши, в которых мы перед тем извещали его о нашем прибытии. Вести от фараона были скупые и безрадостные. Из них явствовало, что Великий царь с бессчетными полчищами захватил все города в Дельте[362] и после долгой осады взял в мешок и завладел Мемфисом, вследствие чего египетское войско после отчаянных стычек на суше и на Ниле было вынуждено отступить на юг, к Фивам. Фараон писал также, что он предложил упрочиться в укрепленном городе Амада, ибо никто не ведал, что сталось с войском Нижнего Египта: сдалось ли оно на милость захватчиков с Востока или отступило, поднявшись вверх по Нилу. Фараон благодарил и благословлял нас за обещанную помощь и просил поторопиться, чтобы избавить Египет от порабощения, а его самого — от верной смерти.
Среди переданных нам свитков было и адресованное мне послание от Амады, в котором она писала:
«О, приди же скорее! Поспеши, возлюбленный мой Шабака, если не хочешь застать меня среди мертвых, ибо я ни за что не сдамся в руки Великого царя. Времени у нас совсем не осталось, и, хотя Амада укреплена достаточно, нам, боюсь, недолго суждено противостоять таким громадным полчищам, да еще с боевыми машинами».
Были среди свитков и послания к Кареме от святого Танофера, писавшего в том же духе: если мы-де не подоспеем через луну по получении нами свитков, все будет кончено.
Прочитав послания, мы стали держать совет. Затем двинулись дальше с удвоенной скоростью, отрядив вперед самых быстрых гонцов с просьбой к фараону держаться с войском до последнего копья, до последней стрелы.
На двадцать пятый день по получении этих известий мы подошли к большому приграничному городу и застали тамошних жителей в панике: казалось, они и правда обезумели от страха. Там мы переночевали и отведали разных угощений, которыми нас на славу потчевали горожане. Затем, отрядив арьергард в пять тысяч человек из числа самых уставших удерживать город, мы поспешили дальше, тем более что до Амады оставалось еще четыре дня пути. На четвертый день утром нам сообщили, что город то ли вот-вот падет, то ли уже пал, и, когда он наконец показался перед нами, мы увидели, что его осаждают и впрямь неисчислимые восточные полчища, а на Ниле собралась огромная флотилия с греческими и киприйскими наймитами. Хуже того, подоспевшие к нам вскоре посланцы Царя царей объявили: «Сдавайтесь, дикари, иначе еще до следующей зари все как один уснете вечным сном».
На это мы ответили, что прежде будем держать совет, а там, может, и решим поутру сдаться, ибо, выдвинувшись из Эфиопии, мы даже не представляли себе, сколь велико на самом деле царево войско, потому как были сбиты с толку извещениями фараона. И что при всем том было бы мудро со стороны Царя царей оставить нас в покое, поскольку отваги и стойкости нам не занимать, а стало быть, ему и впрямь лучше бы отпустить нас обратно в Эфиопию, нежели потерять свое войско в смертельной схватке с нами.
С этими словами, а произнес их сам Бэс, посланцы отбыли восвояси. Однако один из них, судя по всему, человек не из последних, громко крикнул своим спутникам, что негоже-де высоким сановникам выполнять подобные поручения и вести переговоры не с человеком, а с обезьяной, чье место скорее на цепи, подвешенной к столбу. Бэс ничего не ответил — только завел свои желтоватые глаза, а когда обидчик был уже далеко и не мог его слышать, сказал:
— Клянусь же Саранчой и всеми египетскими богами, что в отместку за подобное оскорбление загоню все войско Великого царя в Нил да там и утоплю, а этого мерзавца посажу на цепь и подвешу к носу царского струга.
Такого от него я никак не ожидал.
Итак, когда посланцы отбыли, Бэс распорядился накормить войско и потом всем ложиться спать.
— Думаю, — сказал он, — Царь царей не станет нападать на нас прямо сейчас, ибо надеется, что, увидев, какая у него сила, мы этой же ночью уберемся прочь.
И вот эфиопы насытились и улеглись спать, благо им это удавалось во всякое время, даже когда они не были настолько уставшими. А пока они отдыхали, Бэс, я и Карема с несколькими военачальниками долго и обстоятельно совещались. Ибо, сказать по чести, совершенно не знали, что делать дальше. Но в лиге отсюда лежал город Амада, осажденный сотнями тысяч захватчиков с Востока так, что в город и из города и мышь не могла проскочить, а за городскими стенами укрывались остатки фараонова войска числом не больше двадцати тысяч человек, если все, что мы слышали, было правдой. Кроме того, на Ниле стояла крупная греческо-киприйская флотилия численностью более двух сотен кораблей, хотя, насколько нам было видно в лучах закатного солнца, многие из них отошли к западному берегу, где египтянам их было не достать.
В остальном же позиция наша была неплохая: мы расположились на пустынной возвышенности перед распаханными землями, примыкавшими к восточному берегу Нила. А прямо перед нами, отделяя нас от южного
