Иногда, когда Фрейд дремал, отец уводил нас в центральный парк и играл с нами в бейсбол. Мы все любили ловить мячи. Старый добрый американский бейсбол в центральном парке Вены. Отец стоял на подаче. Даже Лилли любила с нами играть. Чтобы ловить мячи, не надо большого умения. У Фрэнка получалось хуже всего, а у нас с Фрэнни лучше всех, во многих отношениях мы с ней были на равных. Отец подавал нам с ней самые крутые подачи.
Но сейчас бита была в руках у Фрейда, и он использовал ее для того, чтобы успокоить отца.
— Ты спала с Эрнстом, Фрэнни? — тихо спросил ее отец.
— Да, — прошептала она. — Извини.
— Ты трахал мою дочь? — обратился отец к Эрнсту.
Эрнст воспринял этот вопрос как метафизический.
— Это была необходимая фаза, — сказал он, и я знал, что в этот момент я бы смог сделать то, что делал Младший Джонс: выжать штангу в два раза тяжелее моего собственного веса, причем раза три-четыре, и быстро; я бы смог, не моргнув глазом, выжать ее на всю длину рук.
— Моя дочь была необходимой фазой? — спросил отец Эрнста.
— Эмоции тут ни при чем, — сказал Эрнст. — Это вопрос техники, — сказал он, не обращая внимания на моего отца. — Я уверен, Фрэнни, ты хорошо бы справилась с машиной. Но Швангер просила, чтобы мы никого из вас, детей, не трогали.
— Даже штангиста? — спросил Арбайтер.
— Да, он тоже мне дорог, — улыбнулась мне Швангер, не сводя с меня своего пистолета.
— Если вы посадите за руль папу, я тебя убью! — внезапно завопила Фрэнни Эрнсту.
И Ключ со своим инструментом подступил к ней; если бы он к ней притронулся, что-нибудь случилось бы, но он только встал рядом. Бейсбольная бита Фрейда выдерживала свой ритм. Отец сидел, зажмурившись; ему было слишком трудно следить за разговором на немецком. Он, должно быть, мечтал о том, как запустить мяч через все поле.
— Швангер просила нас, Фрэнни, — терпеливо сказал Эрнст, — не оставлять вас, детей, не только без матери, но и без отца тоже. Мы не хотим вреда твоему отцу, Фрэнни. И мы не причиним ему вреда, — сказал Эрнст, — если найдется кто-то другой, кто сможет сесть за руль.
В фойе отеля «Нью-Гэмпшир» повисла озадаченная тишина. Если мы, дети, исключались, если отца тоже следовало пощадить, а медведице Сюзи нельзя было доверять, то, похоже, Эрнст рассчитывал, что машину поведет одна из проституток. Но им-то уж точно нельзя доверять. Они заботятся только о себе. Пока порнограф Эрнст разжевывал, нам свою диалектику, проститутки просачивались мимо нас в фойе и на улицу; проститутки выписывались из отеля «Нью-Гэмпшир». Бессловесная команда, друзья в беде, сплоченные, как воры, они помогали Старине Биллиг вынести ее фарфоровых медведей. Они уносили ноги и свое барахло — зубные щетки, таблетки, духи и презервативы, уносили подальше.
— Как крысы с тонущего корабля, — говорил потом об этом Фрэнк.
В отличие от Фельгебурт смертельная зараза романтизма им не угрожала; они всегда оставались проститутками, и только. Они покинули нас, даже не попрощавшись.
— Так кто же поведет это твое супердерьмо? — поинтересовалась медведица Сюзи у Эрнста. — Кто же, черт побери, остался?
Эрнст улыбался; это была улыбка, полная отвращения, и он улыбался Фрейду. Хотя Фрейд и не мог этого видеть, до него все же дошло.
— Это я! — воскликнул он так, будто выиграл приз; он был так взволнован, что его бейсбольная бита заходила в два раза быстрее. — Я — водитель! — воскликнул Фрейд.
— Да, ты, — подтвердил ужасно довольный Эрнст.
— Блестяще! — воскликнул Фрейд. — Работенка в аккурат для слепого! — воскликнул он, размахивая бейсбольной битой, словно дирижерской палочкой перед оркестром Фрейдовской венской государственной оперы!
— Ты ведь любишь Вина Берри, правда, Фрейд? — ласково спросила старика Швангер.
— Конечно люблю! — воскликнул Фрейд, обхватив руками моего отца; бейсбольная бита застыла у него между ног.
— Так вот, если ты хорошо справишься с машиной, — сказал Эрнст Фрейду, — мы не причиним никакого вреда Вину Берри.
— А если ты просрёшь это дело, — воскликнул Арбайтер, — мы убьем их всех!
— По одному, — добавил Шраубеншлюссель.
— Слушайте, вы, придурки, как слепой может вести машину? — завизжала медведица Сюзи.
— Объясни, как она работает, Шраубеншлюссель, — спокойно сказал Эрнст.
И вот пробил долгожданный час Ключа, тот час, ради которого он жил: ему предстояло описать каждую деталь его любимого детища. У Арбайтера был такой вид, словно он несколько ревнует. Швангер и Эрнст слушали с умиленным видом учителей, которые гордятся своим учеником-медалистом. Мой отец, конечно, не понимал язык настолько, чтобы уловить все нюансы.
— Я назвал ее отзывчивой бомбой, — начал Ключ.
— О, это великолепно! — захихикал Фрейд. — Отзывчивая бомба! Господи Иисусе!
— Заткнись, — оборвал его Арбайтер.
— На самом деле это две бомбы, — сказал Шраубеншлюссель. — Первая бомба — это машина. Вся машина, — сказал он, стеснительно улыбаясь. — Машина должна взорваться на определенном расстоянии от оперы, довольно близко. Если машина взорвется на достаточно близком расстоянии, то бомба в опере взорвется тоже, можно сказать, «отозвавшись» на первый взрыв. Вот поэтому я и назвал ее отзывчивой бомбой, — придурковато добавил Ключ. Эту часть даже отец понял. — Сначала взрывается машина, и если она взорвется достаточно близко от оперы, тогда большая бомба, та, что находится в опере, тоже взорвется. Бомба в машине — это то, что я бы назвал контактной бомбой. Контакт находится в переднем номере автомобиля. Когда нажимаешь на передний номер машины, она вся взлетает на воздух. Несколько человек, находящихся поблизости, взорвутся тоже, — добавил Шраубеншлюссель.
— Это неизбежно, — сказал Арбайтер.
— Бомба в опере, — с любовью сказал Шраубеншлюссель, — намного сложнее контактной бомбы. Бомба в опере химическая, но к ней подключено очень тонкое электрическое устройство, которое приводит ее в действие. Запал бомбы в опере… он обладает совершенно замечательной чувствительностью и отзывается на вполне определенный взрыв в пределах рассчитанного расстояния. Как будто у бомбы есть уши, — сказал, посмеиваясь, Ключ.
Мы впервые слышали, как Ключ смеется. Лилли начала давиться рвотными позывами.
— Ты будешь в безопасности, дорогая, — успокаивала ее Швангер.
— Все, что от меня потребуется, — это подъехать вместе с Фрейдом по Рингштрассе прямо к опере, — сказал Шраубеншлюссель. — Главное будет ни во что не врезаться по пути и найти безопасное место у тротуара, а потом я выйду, — сказал Шраубеншлюссель, — и за руль сядет Фрейд. Никто не попросит нас отъехать до того, как мы будем готовы; трамвайного кондуктора в Вене уважают.
— Мы знаем, что ты, Фрейд, умеешь водить, — сказал Эрнст старику. — Ты же был когда-то автомехаником, верно?
— Верно, — сказал Фрейд, завороженный планом.
— Я буду стоять рядом с Фрейдом, разговаривая с ним через водительское окошко, — сказал Ключ, — до тех пор, пока из оперы не выйдет Арбайтер и не перейдет на другую сторону Кернтнерштрассе.
— На безопасную сторону! — уточнил Арбайтер.
— А затем я просто скажу Фрейду сосчитать до десяти и нажать на газ! — сказал Шраубеншлюссель. — Машина уже будет направлена куда надо. Фрейду останется только давить на газ, и он почти сразу во что-нибудь врежется, куда бы ни повернул. Он же слепой! — с энтузиазмом выкрикнул Ключ. — Он должен во что-то врезаться. А как только он врежется, тут же взлетит на воздух и опера. Отзывчивая бомба ответит.
— Отзывчивая бомба, — с иронией сказал отец; эту часть, насчет отзывчивости, даже он понял.
— Она спрятана в прекрасном месте, — сказал Арбайтер. — Она там уже давно, так что мы уверены, никто о ней не знает. Она очень большая, но ее невозможно найти, — добавил он.
— Она под сценой, — сказал Арбайтер.
— Она встроена в сцену, — сказал Шраубеншлюссель.
— Она прямо там, куда артисты выходят на долбаный поклон.
— Погибнут, конечно, не все, — просто сказал Эрнст. — Но все, кто будет на сцене, безусловно, умрут, а также, наверно, большая часть оркестра и зрителей в первых рядах. Зато галерка увидит поистине драматичное зрелище, — сказал Эрнст. — Настоящий спектакль.
— Schlagobers и кровь, — передразнил Арбайтер Швангер, но она просто улыбалась, со своим пистолетом.
Лилли вырвало. Когда Швангер склонилась над ней, чтобы ее успокоить, у меня был шанс перехватить пистолет. Но я недостаточно ясно соображал. Арбайтер взял пистолет у Швангер, как будто он — к моему стыду — соображал быстрее, чем я. Лилли все еще рвало, и Фрэнни тоже стала ее успокаивать, но Эрнст продолжал говорить.
— Когда Арбайтер и Шраубеншлюссель вернутся сюда и доложат об успехе, мы убедимся, что нам нет никакой необходимости причинять какой-либо вред этой замечательной американской семье, — сказал Эрнст.
