Вот уж чего-чего, а восторга по поводу своей кандидатуры в качестве невесты Джонатана Грейс уж точно не ожидала.
– Подумал – теперь жена ему поможет, и Джонатан снова начнет общаться с мамой и папой. Он, конечно, велел нам не приходить на свадьбу…
– Мы вас пригласили, – озадаченно возразила Грейс. Она сама, лично подписывала приглашение.
– Да, но потом Джонатан позвонил и сказал, чтобы носа не казали. Но я, как оптимист, все равно притащился. Жаль, что пришлось уйти так рано. Надеюсь, понимаешь, что с удовольствием задержался бы подольше.
Как Грейс могла это понимать? Откуда она вообще могла знать что-то о чувствах Митчелла? Грейс пробурчала что-то невнятное и отпила маленький глоток кофе. Вкус у напитка был миндальный. От него Грейс почувствовала легкую тошноту.
– Но Джонатан сказал, чтобы я проваливал.
Грейс опустила чашку на стол.
– Что? Так и сказал?
Митчелл кивнул:
– Ну да. Сразу после церемонии. Подошел и сказал: «Молодец. Выступил. А теперь проваливай». Меньше всего хотелось устраивать на свадьбе сцену. Вот и ускользнул потихоньку. – Митчелл насыпал в кофе сахару и принялся размешивать. – Кстати, красивая была церемония. А как твоя подруга произнесла речь про твою маму! Даже прослезился. А ведь я тебя почти не знал, а маму твою вовсе ни разу не встречал. Но как твоя подруга все это говорила… сразу становилось понятно, сколько между вами нежности… и с мамой, и с подругой…
– Ее зовут Вита, – зачем-то пояснила Грейс. Про речь, которую Вита произнесла о маме, она не вспоминала уже довольно давно. Слишком тяжело – сначала потеряла мать, потом подругу. – Да, речь была очень трогательная.
– Значит, в Коннектикуте живешь? С Генри? А он что поделывает? В школу ходит?
– В местную среднюю, – ответила Грейс. – У него все хорошо. По-моему, новая школа Генри нравится даже больше старой. Завел друзей. Играет в оркестре.
– На каком инструменте? – спросила Наоми. Это были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как села за стол.
– На скрипке. В Нью-Йорке серьезно занимался с преподавателем, – прибавила Грейс, будто хотела похвастаться, хотя на самом деле такого желания не испытывала.
– Узнаю нашу породу! – обрадовался Дэвид. – Еще один скрипач в семействе Сакс! Дед был клезмером[62] в Кракове. А дядя до сих пор играет, хотя ему уже за девяносто перевалило.
– Нет-нет, – покачала головой Грейс. – Генри играет классическую музыку. У него очень строгий учитель. Принимает только тех, кто… – Тут Грейс сообразила, как ее речи звучат со стороны, и смущенно запнулась. – Надеюсь, Генри не бросит занятия музыкой. Он очень талантливый. Кстати, – прибавила Грейс, – один наш сосед в Коннектикуте предложил научить Генри играть на скрипке что-то наподобие шотландской, англо-кельтской музыки. Вроде блюграсса[63].
– Блюграсс – дальний родственник клезмера! – обрадовался Дэвид. – Выходит, я оказался прав! У Генри будет бар-мицва?
Грейс пораженно уставилась на него. Как они вообще свернули на эту тему? Сидят тут и беседуют с Грейс о совершенно посторонних вещах, когда их сын убил женщину и сбежал, предоставив близким разбираться самим. Собственно, если бы не это, они бы вообще не встретились.
– Нет. Не планируем. Откровенно говоря, мы этот вопрос не обсуждали. А сейчас и вовсе не до того…
– Папа, – укоризненно покачал головой Митчелл. – Подумай сам. Тут такое творится, а Грейс все бросит и начнет готовить бар-мицву? Между прочим, ты очень правильно сделала, что увезла Генри в Коннектикут. И сама уехала. Но как же твоя работа?
– Я приостановила практику. Вполне возможно, открою новую. Я об этом думала. Только не в Нью-Йорке, там теперь ничего не получится.
– А живете, значит, в летнем домике?
– Да. Сразу отвечу на следующий вопрос – действительно, зимой там холодно. – Грейс обвела взглядом всех троих Саксов. Возможно, такого вопроса они задавать не собирались.
– Значит, дом не утепленный? – встревожилась Наоми. – Вдруг Генри простудится?
– Надеюсь, что нет. Надеваем много слоев одежды и ходим, как кочаны капусты. А когда ложимся спать, укрываемся сразу несколькими одеялами. – Грейс вздохнула. – Генри и раньше о собаке мечтал, а теперь еще сильнее. Говорит, эскимосы, чтобы не замерзнуть, спят с собаками.
– Ну так за чем дело стало? – ответил на это Дэвид. – Возьмите мальчишке собаку!
Грейс чуть было не сообщила по привычке, что у Джонатана аллергия. Именно по этой причине собаки у Генри так и не было. Впрочем, имелась и вторая проблема – пес по кличке Ворон, пропавший из этого самого дома, когда Джонатан и Митчелл еще были детьми. А потом родители принялись безо всяких причин винить Джонатана в исчезновении собаки, хотя она, строго говоря, принадлежала не ему, а младшему брату и следить за питомцем должен был Митчелл. С тех пор Джонатан собак недолюбливал. И все из-за некрасивого поведения родителей. Возможно, были и другие неприятные случаи, о которых Джонатан просто не рассказывал.
– У вас была собака, – сказала Грейс таким тоном, будто сообщала семейству Сакс новость. Можно было добавить еще многое, однако она решила воздержаться. – Джонатан рассказывал, что с ней случилось.
Тут все трое Саксов уставились на нее. Наоми и Дэвид переглянулись.
– Джонатан рассказывал про собаку? – растерянно переспросила Наоми.
– Секундочку, – вскинул руку Митчелл. Так бывает, когда водитель резко жмет на тормоза и инстинктивно пытается остановить бегущего у него перед самым носом пешехода. – Подожди… Можно задать один вопрос?
– У нас не было собаки, – упрямо продолжала Наоми. – А Джонатан говорил, что была? И с ней что-то случилось? Какое-то несчастье?
– Не спеши с выводами, этого она не говорила, – возразил Дэвид и внимательно взглянул на Грейс. – Да, собаки у нас не было. С радостью бы завели, но у мальчишек аллергия.
Ну, хоть это правда, с непонятным облегчением подумала Грейс. Джонатан с самого начала предупредил, что у него аллергия.
– И что он рассказывал? – не сдавалась Наоми. – Ну, про собаку?
– Ну… – Грейс умолкла, пытаясь припомнить подробности. Сейчас любая деталь казалась важной. – Говорил, что у вас был пес, которого звали Ворон, и принадлежал он Митчеллу. Как-то Джонатан остался с собакой один дома, и она сбежала. Кажется, вышла за калитку, но что конкретно произошло, выяснить так и не удалось. С тех пор больше пса никто не видел. И вы обвинили в случившемся Джонатана, потому что дома, кроме него, никого не было. – Грейс задумалась, соображая, не забыла ли чего. Но нет, кажется, ни одной подробности не упустила. – Вот и все.
После долгого и крайне неловкого молчания первой заговорила Наоми.
– Нет, это все ложь, – дрогнувшим, прерывающимся голосом произнесла она. – От первого и до последнего слова.
– Милая, успокойся, – произнес Дэвид. – Не злись на Грейс. Она просто повторяет, что ей сказал Джонатан.
– Пожалуйста, – умоляющим тоном проговорила Грейс. Сердце билось так сильно, что она слышала его стук. Грейс не понимала, в чем дело, однако чувствовала, что основания для тревоги есть. – Расскажите, что случилось на самом деле.
– Джонатан говорил не о собаке, – ответила Наоми. Теперь в ее глазах, окруженных темными кругами, стояли слезы. – А о брате. Собаки у него не было, но был брат. Наверное, Джонатан вам про него не рассказывал.
– Конечно же рассказывал! С самого начала знала, что у него есть брат Митчелл, – озадаченно отозвалась Грейс.
– Другой брат, – резким тоном возразила Наоми.
– Нет, речь не обо мне, – почти одновременно с матерью ответил Митчелл. Грейс заметила, что он больше не улыбается. Видимо, в данной ситуации даже его приверженность оптимизму была неуместна. – У нас был еще один брат, Аарон. Ему было четыре года.
Грейс невольно покачала головой, хотя сама не поняла почему.
– Джонатан тебе не рассказывал? – уточнил Дэвид.
Грейс подумала: «А ведь я могу уйти. Прямо сейчас. И тогда мне не придется выслушивать эту историю. Но если останусь, придется слушать. И тогда мне придется узнать, что случилось».
Впрочем, думать и решать тут было нечего. Грейс просто не могла встать и выйти из этой комнаты. Она должна была узнать правду, сказала себе Грейс, когда этот рассказ уже разделил ее жизнь на «до» и «после».
Субботним утром, зимой того года, когда Джонатану было тринадцать, а Митчеллу одиннадцать, четырехлетний Аарон Рубен Сакс сильно простудился. Мать звала малыша Бу, отец – Паровозик, а старшие братья, занятые собственными, куда более интересными делами, никак к нему не обращались. У ребенка поднялась температура. Произошло это в день, когда у дочери самых давних и близких друзей Саксов была бат-мицва. Естественно, всех пятерых членов семьи пригласили и в синагогу, и на последующий прием. Но Джонатан наотрез отказался идти. Он терпеть не мог друзей Дэвида и Наоми, а их дочь, не слишком хорошенькая девочка на два года младше его, Джонатана не интересовала. Поэтому он собирался остаться дома и заняться тем, что обычно делал у себя в комнате, предварительно заперев дверь. Чем именно, никто из домочадцев не знал. Накануне бат-мицвы из-за упорного отказа Джонатана в семье разразился скандал. Закончилось дело тем, что Дэвид категорично заявил: что бы там себе ни думал Джонатан, он отправится на бат-мицву вместе со всей семьей. Однако доводы отца на сына не подействовали. На следующее утро Джонатан как ни в чем не бывало засел у себя в комнате и объявил, что никуда не пойдет.
