из Калуги полки, готовые прийти на помощь. При этом юнкера на митингах, считая, что Рябцев, сковывая инициативу своих подчиненных, проявляет колебание, требовали отставки полковника Рябцева.
К вечеру 27 октября командующий Московским военным округом полковник Рябцев объявил город на военном положении и предъявил большевикам ультиматум об упразднении Военно-революционного комитета.
Военно-революционный комитет ответил на это призывом к рабочим Москвы объявить всеобщую забастовку и выступить на борьбу «за власть Советов». Военно-революционный комитет временно отступил и начал мобилизацию в рабочие отряды во всех районах Москвы.
Казалось, в эти дни Москвой правило безумие. На улицах шли кровопролитные бои. Ожесточение с двух сторон нарастало… Когда на Пречистенке пули цокали о постамент памятника русскому писателю Гоголю, работы скульптора Андреева, прапорщику Лозе казалось, что певец Малороссии грустно смотрит на них, ведущих бой, глазами, полными боли и печали…
Городское эхо, отражаясь от стен домов, причудливо искажало звуки выстрелов, и Николаю Лозе было трудно определить, откуда идет по его людям стрельба, Отвечать приходилось часто наугад. Даже в надвигающихся сумерках было видно, как пострадала Москва за время боев.
К утру 28 октября стрельба в городе усилилась. Бой шел у дома Градоначальника. Все стекла дома были выбиты. Было дымно, что-то в доме горело… Защитники дома, прячась в простенках, стреляли из винтовок по нападавшим красногвардейцам. Те наседали. Но вот со второго этажа дома раздалась частая дробь, это заработал ручной пулемет «Льюис». «Льюис» подействовал на красногвардейцев убедительно, и их атака захлебнулась.
Днем 28 октября добровольцы укрепились в Кремле. Юнкера создали опорные пункты во всем ближайшем районе.
В середине дня через гражданских лиц в штабе округа стало известно, что большевики захватили Симоновские пороховые склады, вагоны с оружием в Сокольниках и что на их сторону перешла 1-я запасная артиллерийская бригада.
Ближе к вечеру 28 октября дом Градоначальника большевики стали обстреливать из орудий. Стены здания сотрясались от разрывов. Стало понятно, что это пушки 1-й запасной артиллерийской бригады. Было ясно, что дом не удержать. Добровольцы получили приказ отходить к Александровскому юнкерскому училищу.
Весь следующий день 29 октября в городе шли бои с переменным успехом. Наиболее тяжелые бои были на Остоженке у здания штаба округа и у Зачатьевского монастыря. Добровольцы несли потери. В группе прапорщика Н. И. Лозы были раненые. Заканчивались патроны.
Большевики тоже несли ощутимые потери, но постепенно теснили защитников Москвы со всех сторон.
«Господи, – молился Николай Лоза, – ведаешь ли ты, что творится! Русские на русских. Это какое-то безумие!»
Солдаты с красными лентами на папахах шли в атаку на засевших за баррикадой юнкеров. Негнущимися от холода пальцами Николай перезаряжал винтовку и стрелял, стрелял, стрелял…
К вечеру 29 октября в городе стало необычно тихо. За эти дни люди привыкли к постоянному грохоту взрывов и выстрелов.
«Временное затишье, передышка», – подумал прапорщик Лоза, напряженно вслушиваясь в наступившую тишину. Голова его гудела от недосыпания и он еле двигался от усталости… За эти дни Николай оброс щетиной, в грязном белье, в перепачканной шинели, он воевал в каком-то тупом оцепенении всех чувств, словно в забытьи…
Его юнкера, скорчившись за баррикадой, пользуясь затишьем, дремали, укрывшись шинелями. Люди нуждались в отдыхе…
По цепи кто-то передал: «Перемирие»…
«Перемирие? – вздрогнул Николай. – Надолго ли?»
Передали приказание, всем офицерам, оказывающим сопротивление большевистскому перевороту в Москве, прибыть в Александровское училище в штаб округа на собрание. Прибыв в училище, прапорщик Н. И. Лоза увидел человек пятьдесят офицеров.
«…Усталые, измученные, покрытые пороховой гарью и заросшие щетиной люди слушают серьезного на вид полковника с шашкой на ремне, с припухшими, красными от бессонных ночей, но внимательными, пронзительными глазами», – так рассказывает писатель Д. Абрамцев своей книге «Первая мировая война. Миссия России» – о собрании офицеров, оказавших сопротивление большевистскому перевороту в Москве.
«…Фуражка снята. Темные волосы, зачесанные назад, открывают большой умный лоб. В словах его сквозит неиссякаемая энергия, правда. В словах полковника слышна трезвая оценка ситуации. Это полковник Л. Н. Трескин – один из организаторов сопротивления большевистскому перевороту. Доклад освещает положение дел и обстановку в Москве.
– Господа офицеры! Сегодня вечером, 29 октября, два часа тому назад, по инициативе ВИКЖЕЛя (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза) с большевистско-советским Военно-революционным комитетом Москвы заключено перемирие. Условия перемирия ВИКЖЕЛя: ликвидация Военно-революционного комитета и противостоящего ему нашего Комитета общественной безопасности, консолидация враждующих партий в единое общегородское социалистическое министерство, подчинение всех войск командующему Московским военным округом Рябцеву.
Надо признать, что наше положение далеко не из легких. Наши части выбиты из Пресни. Большевики взяли Провиантские склады. Они закрепляются на Страстной площади. Алексеевское училище в осаде. Отрядом рабочих взят Почтамт. Тяжелые бои шли у штаба МВО, у Зачатьевского монастыря… Мы еще удерживаем Никитские ворота, часть Тверского бульвара, Александровское училище, 5-ю школу прапорщиков в Смоленском переулке, Алешинские казармы, а главное, за нами душа, ядро, семя Москвы и России – Кремль.
Известно, что представители их ВРК отправились в Петроград для согласования условий перемирия с руководителями Советов. Штаб МВО не склонен думать, что из Петрограда придет одобрение их действий. Надо готовиться к продолжению боев…»
Прапорщик Н. И. Лоза, как и остальные боевые офицеры, понимал, что перемирие с большевиками будет недолгим, и готовил своих добровольцев: запасались патронами, чистили оружие, укрепляли позиции…
Командующий Московским военным округом полковник К. И. Рябцев продолжал искать с большевистскими вожаками компромисса, желая избежать серьезного кровопролития в Москве, видя в этом развязывание братоубийственной гражданской войны.
Комитет общественной безопасности и Военно-революционный комитет при посредничестве московского бюро ВИКЖЕЛя договорились о временном перемирии. Оно было заключено на 24 часа и началось в 12 часов ночи на 30 октября.
– Перемирие, – чертыхался прапорщик Лоза, – что с большевиками разговоры разговаривать? Они его все равно нарушат.
Так и случилось. Очень скоро Военно-революционный комитет Москвы под давлением большевистского руководства и лично В. Ленина, который заявил: «Москва – сердце России! И это сердце должно быть советским, иначе революцию не спасти», расторг перемирие.
Сохранился приказ №33 от 30 октября 1917 года члена Военно-революционного комитета Москвы Н. Муралова:
Приказ №33 от 30.X.17.
Всем революционным войскам и Красной гвардии г. Москвы
ВРК объявляет, что с 12 часов ночи 30 октября перемирие кончено, и ВРК призывает верные революции части и Красную гвардию стоять твердо за правое дело. С этого момента мы вступаем в полосу активных действий.
Член ВРК Н. Муралов.
Секретарь Ступка
В ночь с 30 на 31 октября 1917 года, когда перемирие было расторгнуто большевиками, Первопрестольная вновь превратилась в место боев, откуда, как считают историки, началась братоубийственная Гражданская война…
31 октября красногвардейцы начали наступление. К
