Ему подыгрывали. Вот хранящиеся в архивах записки относительно выписанных из Германии психиатров и невропатологов: «Немцев оставить, Ильичу – для утешения – сообщить, что намечен новый осмотр всех 80 товарищей, ранее осмотренных немцами, и ряда больных товарищей сверх того. Г. Зиновьев». «Согласен с Зиновьевым. М. Томский». «Правильно. Л. Каменев». «Согласен. И. Сталин». [34].
И далее – высказывания психиатров. «28 мая 1922 г. Крамер писал о состоянии вождя: «Читает свободно, но усвоить смысл прочитанного не может». А ведь в последующие месяцы глава государства принимал важнейшие решения – кого выслать за границу, кого расстрелять. (Именно в это время обуянный духом безумия кадавр получил признание от «Махатм», переданное несколько позже через Рерихов).
Запись Кожевникова в октябре 1922 года: «В воскресенье, 29-го, врачи были у Каменева, где видели еще Сталина и Зиновьева. Каменев сообщил, что на последнем заседании Совнаркома Владимир Ильич критиковал один из пунктов законопроекта, затем не заметил, что перевернулась страница, и вторично стал читать, но уже другой пункт, не заметив, что содержание этого пункта было совершенно иное». [34].
Облик кадавра незадолго до смерти, наверно, выразительнее всего изобразил писатель Н. Брешко-Брешковский: «Пухлый, обрюзглый, с лицом дегенеративного азиата, Ленин никогда не был красавцем, но сейчас изгрызаемый, точнее, догрызаемый последней, судорожной хваткой сифилиса, он был отвратителен. Он, желавший, чтобы вся Россия ходила на четвереньках, сам превратился в животное, в разлагавшуюся падаль. Печать чего-то тихого, идиотского, заклеймило весь его облик. Он улыбался, как идиот, и левый, перекошенный угол рта все время точил слюною, цеплявшуюся вожжою за реденькую, ледащую калмыцкую бороденку. Он уже не мог говорить по-человечески. С губ срывалось какое-то бульканье, и нельзя было разобрать ни одного слова. Ни одной человеческой мысли, и, вообще, ничего человеческого в узеньких, мутных, заплывших глазках». [90]
Бог лишил его разума и языка. Оставил этому чудищу лишь несколько слов: «вот-вот», «иди», «вези», «веди», «аля-ля», «гут морген». С таким лексиконом уже нельзя было отдавать людоедских приказов.
Пока еще кадавр умел разговаривать, он сказал Г. Соломону: «Помните: того Ленина, которого вы знали десять лет тому назад, больше не существует. Он умер давно, с вами говорит новый Ленин… Я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!»
Он был мертв уже заживо. И жив – не более чем сейчас.
Он отдыхает в мавзолее не просто как культовая мумия коммунизма. Он – экспонат истории, показывающий последнюю стадию мутаций утратившего Бога российского интеллигента. От русской земли мавзолей отделяют положенные в его основание камни. На них выбиты надписи на иврите. Камней – тринадцать.
Революции заразны
Саранча сродни заразе. Она распространяется стремительно. У нее нет разума. Ее гонит «ветер перемен».
«Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве… Все должны были погибнуть, кроме весьма немногих избранных. Появились какие-то Новые… существа микроскопические, вселившиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими.Ноникогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считали эти зараженные… Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали».
В начале XX века иллюминаты снова вернулись в Россию – опять из Германии.
Страшный сон приснился Раскольникову. И удивительно точный метафизически. Ведь что такое вирус? Это взбесившийся кристалл. Бесполое существо, обманывающее живую клетку и убивающее организм. Приметы – диавольские. Своим образом действия вирус подтверждает представления о диаволе как о небытии, обретающем реальность за счет ворованного бытия.
Нечто подобное, отмечает В. Тростников, происходит и в социуме. Непредвзятый взгляд на историю полностью подтверждает вирусную природу болезни некогда богоизбранного народа. От него заражались целые этносы. Чем же заражались? Ненавистью ко всему сущему. Им неуютен становился окружающий мир Божий. И они шли на его разрушение. Л. Гумилев называл это явление этнической химерой.
Но Господь зачем-то попустил эту демоническую проекцию в материальный мир. Как прививку для укрепления духовного здоровья? Да, ведь главная вина во всех трагедиях лежит не на масонах, а на нас, христианах. Она – в слабости нашего духовного иммунитета. Не смогли противостоять. Допустили умаление добра.
Вирус – только бич Божий. Болезни, безумие и смерть происходят в конечном итоге от греха. Наиболее ранние структуры без ДНК, а только с РНК, писал академик Шипунов, были обнаружены на месте Содома и Гоморры. Там, где грех достиг своего предела, впервые и появились вирусы.
Вирус, особенно, «спящий» – ничтожен. Особь саранчи легко раздавить каблуком. Революционера – отправить на нары. Но когда начинается «поветрие»… Вирусы создают эпидемию, саранча творит опустошение, безумцы совершают революцию. Эпидемии, опустошения и революции – диавольская стихия. Граф Жозеф де Местр в своем сочинении «Размышление о Франции» отмечает сатанинский характер революции; не люди ведут ее дела, а сама революция пользуется ими. И даже «вожди» становятся слепыми орудиями той таинственной силы, которая лучше людей знает, куда их ведут. Силу эту, диавола, иконописцы Средневековья писали красной краской – цветом геенны.
…Герцен называл Новикова и Радищева сеятелями. Сеятели… вирусных штаммов – это определение им действительно подходит. Чистая культура микроорганизмов-идей, выделенная из больного тела Запада, гуляет по России. [91]
Таким же сеятелем безумия был и Вольтер. Еще в 1762 году он писал: «Все, что я теперь вижу, разбрасывает семена будущей революции, которая неминуемо должна случиться, но которой я не буду уже иметь удовольствие быть свидетелем. Свет до такой степени распространился, что от малейшего случая может произойти взрыв. И вот будет славное крошево. Как счастливы молодые люди. Каких штук они не насмотрятся».
Сам Запад заразился давно. Материальным знаком духовной заразы стали опустошительные эпидемии чумы, завезенной из Азии в XIV веке. Они стали результатом стирания географических и экономических границ. В них обвиняли торговцев-евреев.
И нынешняя – загадочная – эпидемия бешенства крупного рогатого скота на Западе… Она словно символизирует торжество вируса, «мельчайшего рогатого скота», в душах и телах человеческих. И особенно – в той цивилизации, что уже полностью захвачена вирусом талмудизма.
А. Кармен писал откровенно: «Революционер забирается туда, куда ни один врач не проникнет – в человеческое сознание». И в этом революционер также уподобляется бесу.
Да, о массовом забесовлении Достоевский пророчествовал удивительно точно. Уже вскоре после его смерти в России взбесятся миллионы. Из обычных граждан империи превратятся в убийц, насильников и святотатцев… Пропущенное через индукторы проклятого народа, ими будет руководить лжеслово. И сводить с ума.
Потом и сами революционеры будут не без удивления писать: «Вспоминая прошлое, иной раз трудно удержаться от мысли, что все наше революционное движение было каким-то поветрием, сплошным бредом, необъяснимыми ни социально-политической отсталостью русской жизни, ни особой чуткостью русской души к несчастьям ближнего, а скорее всего поветрием, некоторой эпидемической болезнью сознания, которая заражала и подкашивала всех, кто попадался ей на пути». [92]
Патологическая ненависть революционеров к кресту… Описанный князем Жеваховым вампиризм чекистов… Оккультные действа вокруг мумии Ленина… Таких «совпадений» революционного энтузиазма с практикой черной магии – множество. И все они сходятся к Астрее.
«В настоящую минуту Россия уже перешагнула круг безумия справедливости и отмщения.
Неслыханная и невиданная моровая язва, о которой говорил Достоевский, уже началась…
И Ангел Справедливости и Отмщения, кровавый Ангел тамплиеров, Ангел, у которого меч в руках, у которого глаза всегда завязаны, а одна чаша весов всегда опущена, восстал и говорит:
…Я синим пламенем пройду в душе народа.
Я красным пламенем пройду по городам.
Устами каждого воскликну я: «Свобода!»
И разный смысл для каждого придам.
Я напишу: «Завет мой Справедливость!»
И враг прочтет: «Пощады больше нет!»
Убийству я придам манящую красивость,
