Край двери защемил мое колено, словно ножницами. Я взвыл от боли и ударом ноги послал дверь в обратную сторону. Ручка въехала Исхаку под ребро, что вывело его из себя окончательно. Намереваясь уложить меня на асфальт одним сильным ударом в челюсть, он взмахнул рукой, но я, выползая из машины, не стал распрямляться, и кулак парня попал в верхнюю раму. От такой боли я бы, наверное, вспомнил все матерные слова на русском и английском, но Исхак, казалось, пребывал в состоянии общей анестезии. Нервничая оттого, что ему никак не удается меня вырубить, он схватил меня за воротник майки.
Вот это он сделал зря. Я резко кивнул, тараня своим лбом его носовую перегородку. Мне даже показалось, что раздался оглушительный треск. Ахнув, Исхак невольно отпустил меня и отшатнулся в сторону. Он уже был раскрыт, как утренний цветок, и я, не встречая сопротивления, дважды заехал ему кулаком в челюсть. Он первого удара грубиян согнулся, его повело, словно асфальт под ногами стал ходить ходуном, а второй удар свалил на землю.
Перестарался, подумал я, вспомнив, что на этом острове я гость, и Лора, чье сердце было занято черными очками и куцей косичкой Исхака, все видела и наверняка испытывала непередаваемую боль. Но, повернувшись, я увидел совсем не то, что ожидал увидеть.
У тротуара, где несколько минут назад была припаркована моя машина, стоял запыленный джип с открытыми дверьми. Бритоголовый парень в черной майке и джинсах, жирной оголенной рукой держал Лору за волосы, поставив ее лицом к дереву, а еще двое парней, внешне очень похожие на первого, заталкивали в дверной проем коробку. Коробка застряла, уткнувшись с одной стороны в раму, а с другой – в дверной подлокотник, и тогда бритоголовые стали вбивать коробку ногой. Размолотив картонный бок, один из них захлопнул дверь и свистнул. Дебелый отпустил Лору, толкнув ее на землю, и нырнул в джип. Я уже бежал им навстречу, но когда нас стало разделять каких-нибудь пятьдесят шагов, джип стартовал и, быстро набирая скорость, помчался на меня. Идти с ним в лобовую атаку было малоэффективно: я мог только выпачкать в своей крови тяжелые колеса никелированный бампер. Все же надеясь, что джип затормозит, я продолжал бежать посреди пустынной улицы. В последний момент, когда я уже был готов в прыжке оторваться от земли, машина вильнула в сторону и с ревом, накрыв меня облаком гари, пронеслась мимо. В какое-то мгновение я услышал из открытого окна матерную тираду на чистейшем русском. Прогромыхав мимо "мерседеса", джип свернул на соседнюю улицу и исчез за пирамидой строительных плит.
– Лора! – крикнул я, подбегая к девушке и опускаясь перед ней на колено. Стыдясь своих слез, она прятала лицо в ладонях. Плечи ее вздрагивали, по запястьям к локтям бежали слезы.
Раздался визг колес. Развернувшись, "мерседес" объехал мой "мицубиси" и скрылся на той же улице, по которой умчался джип.
– Отстань от меня! – крикнула Лора, когда я попытался приподнять ее за плечи. – Уйди! Видеть тебя не хочу!
Тут ее прорвало, и девушка разрыдалась у меня на груди. Любовь – это всегда раздевание, подумал я, невольно гладя Лору по голове. Влюбленный человек – голый человек, который несется с обрыва во весь дух в теплые и ласковые волны моря, даже не подозревая, какие подводные камни могут оказаться на дне. А потом ломает не только ноги, но и душу.
Воспоминание о поломанной ноге откликнулось болью в коленной чашечке. А крепко меня прижала эта сволочь, подумал я про Исхака.
40
Мы на большой скорости мчались по пустынному шоссе. Справа от нас тянулась холмистая степь, в неожиданных местах которой вдруг появлялись белые виллы, окруженные пальмовыми и цитрусовыми посадками, а слева вскипало пенными гребешками море, огражденное каменными сфинксами гостиничных корпусов и почти неразрывной полосой пляжей и пирсов.
– Только не надо врать, – тихо говорил я, очень стараясь не скатиться на нравоучительный тон. – Пожалуйста, не надо говорить, что ты ничего не знаешь. Такие мордовороты не станут воровать старые пробковые жилеты, тем более, мордовороты, которые ругаются матом по-русски.
Лора, глядя вперед потухшими глазами, отрицательно покачала головой.
– Не согласна? – уточнил я. – Очень плохо. А я хотел тебе помочь.
Девушка медленно повернула голову в мою сторону, и мне показалось, что ее губы исказила судорога боли.
– Быстрее, пожалуйста! – произнесла она, думая, оказывается, совсем о другом. – Как выедешь на круг, второй поворот налево.
Я не спрашивал, куда мы мчимся с такой страшной скоростью. Надо было следить за дорогой, мысленно представляя ее в зеркальном отображении: двигаться по левой стороне, а обгонять – справа. Англичане в пору своего колонизаторства на Кипре помимо классического английского и строгих педагогических манер оставили на острове левостороннее движение, от которого у автотуристов мозги переворачивались на сто восемьдесят градусов.
Я свернул на круге.
– Здесь, – сказала Лора, и не дожидаясь, когда машина съедет на обочину и остановится окончательно, раскрыла дверь. Выскочив, девушка побежала к лестнице двухэтажного здания, в принадлежности к полиции которого можно было не сомневаться, даже не читая табличку у дверей. Я развернулся на стоянке, аккуратно проезжая между плотно припаркованными полицейскими машинами и, готовясь ждать девушку как минимум час, стал подыскивать место, где я бы никому не мешал, и меня никто бы не видел.
Однако Лора вышла уже через минуту. Мне показалось, что ее колышет ветер. Рассеянная, убитая каким-то известием, она не видела ничего вокруг, и полицейские машины шарахались от нее, уступая дорогу. Тем не менее она донесла слезы до машины, в чем лично я сомневался, села рядом со мной, не выплеснув на щеки ни капли, словно официант-мастер с подносом полных фужеров, и прошептала:
– Двадцать минут, как он отсюда выехал. В гостинице его нет… Его убьют. Я теряю отца…
Заплаканная, запуганная за судьбу отца американка истекала слезами на моих глазах. Это была удача – подкатывал прекрасный шанс лишний раз проявить себя – красиво, ради девушки! – и при этом продолжать свое дело. Мизин, доктор, Эдди, Дамира… Все эти отравленные ручьи журчали в разных местах заболоченного леса, но сливались в одну реку. И для меня не было принципиальной разницы, по какому ручью идти к месту
