Гарри Элдер невесело рассмеялся.
– Регламент. Вернемся к нашим заботам, джентльмены. И между прочим, Вуди в известной степени прав. Если бы мы нашли способ уменьшить риск этого займа, я бы выступил за нею.
– Вот как? – Бэркхардт вскочил.– И ты тоже, Гарри? Вы пользуетесь любой возможностью увернуться от борьбы.
– Спокойнее,– пробормотал Элдер,– сядьте, Лэйн.
Лицо Бэркхардта покраснело. Его молочно-голубые глаза сузились.
– Зарубите себе на носу, вы оба,– выговорил он хриплым голосом; казалось, ему трудно дышать.– Если миллионы человеческих существ в нашей славной демократической стране достаточно глупы и достаточно жадны, чтобы потворствовать своим желаниям, и стремятся заложить свои души,– он сделал глубокий вдох,– то я не намерен сидеть сложа руки и ждать, пока кто-нибудь другой выдоит их досуха. Я намерен получить долю ЮБТК. Львиную долю, черт побери! – Он потерял самообладание и почти кричал.– И какое бы давление на меня ни организовал Джо Лумис, он не заставит меня рисковать своими деньгами ради его дурацких схем, когда столько миллионов моих соотечественниковамериканцев взывают о кредите. Нет, сэр!
– И это,– услыхал Палмер свой голос,– достойный выход из положения не для труса.
Кожа вокруг глаз Бэркхардта собралась какими-то узелками. Глубокие морщины перерезали лоб. На шее под выступающим подбородком вздулись вены. Он наполнил легкие воздухом. Палмер чувствовал, как все замерли в нервном ожидании.
Бэркхардт отвернулся и пошел к окну. Некоторое время он стоял там, бессмысленно уставившись вниз, на улицу, потом повернулся к ним. Его лицо казалось довольно спокойным. Он пошел назад к своему креслу и сел, махнув рукой своей секретарше.
– Извините, Ирма. Начинайте записывать. Клифф, цифры депозита.
Заседание продолжалось.
Глава сорок вторая
В полночь Палмер проводил до дверей последнюю пару – Джейн, тетку Эдис, и Тима Карви, ее третьего мужа. Она была лишь немного старше Эдис и такая же высокая. Они жили в Рокленд Каунти, около пятидесяти километров от Нью-Йорка, и, чтобы не ехать домой поздно ночью, сняли номер в отеле «Св. Рейджис». Вот почти и все, что Палмер смог вспомнить о них, когда он пожелал им спокойной ночи и закрыл дверь. Он немного постоял в вестибюле, неожиданно почувствовав, что ворвавшийся с улицы поток холодного воздуха, освежив помещение, освежил и его. Затем он вернулся в гостиную, занимающую два этажа, и уставился на огонь в огромном камине.
– Результат не очень ясен,– сказала Эдис из дальнего конца комнаты, там, где винный чуланчик и бар.
– Да?
– Это был своего рода эксперимент, дорогой. Может ли группа из восьми человек заполнить помещение. Вывод: нет.
– Очень жаль,– пробормотал Палмер.
– Это не твоя вина,– ответила Эдис, посмеиваясь.– Теперь я знаю. Хотя думаю, что восьмерым более веселым людям это удалось бы несколько лучше.
– Если шесть из них банкиры и их жены,– задумчиво сказал Палмер, глядя в огонь,– едва ли можно ожидать большого оживления.
– В следующий раз мы пригласим двенадцать человек. Мне кажется, тогда все будет прелестно.
Палмер поднял глаза и увидел, что Эдис деловито устанавливает маленький стаканчик для вина в измельченном льду. Сейчас она наполнит стакан драмбуи или бенедиктином, охладит его и выпьет.
– Сделай еще один,– попросил он.
– Сейчас.
– Как я понял из твоих слов,– продолжал он,– сегодня им было скучно.
– Скучно? Не знаю. Очень может быть, что это из-за комнаты.
Палмер покачал головой:
– Виноваты люди. И прежде всего я сам. Ты не знала никого, кроме Джейн и ее мужа. А я знал. За обедом все было в порядке, но потом, когда я позволил Бэркхардту припереть меня к стенке разговорами о служебных делах, наступил холодок.
– А о чем вы толковали? – спросила она, погружая в лед еще один стаканчик.– Это было похоже не на служебные разговоры, а скорее на философский спор.
– Я думаю,– сказал Палмер, наблюдая, как она наполняет до половины стаканчики,– именно это и рассердило старого сыча. Он не подкован для философских споров или же считает себя неподкованным.
– Он, кажется, обвиняет тебя в реакционных наклонностях.
– Он считает, что я не иду в ногу со временем.
Некоторое время они молчали. С улицы на каком-то расстоянии от их дома раздался звон церковного колокола, пробившего двенадцать раз.
– Еще не охладились? – спросил Палмер.
Эдис покачала головой.
– Из всех банкиров, которых я знаю,– сказала она,– тебя я меньше всех подозревала бы в реакционности. С каким временем ты не идешь в ногу?
– О, это один из сложнейших, запутанных вопросов, ответы на которые мы узнаем, как я подозреваю, лишь лет через пятьдесят. Между прочим, вся эта история представляет чисто академический интерес, потому что мои возражения абсолютно не принимаются во внимание.
– Борьба с ветряными мельницами?
Он сел на высокий табурет перед баром.
– Все, с кем я уже говорил об этом, считают, что я не прав.– Он уставился в ведерко с измельченным льдом. Два стаканчика казались глазами в снегу. Они в свою очередь уставились на него.
– Но ты и сам не убежден.
– Я совершенно убежден в своей правоте.– Он криво улыбнулся.– Возможно, я не прав с точки зрения узко практической. В крайнем случае я ошибаюсь в отношении этого года и, может быть, следующего.
– Тебе просто хочется поговорить? – спросила она.– Или же в конце концов ты введешь меня в курc дела?
– Я думал, ты слышала старого Бэркхардта. Его голос разносился по всем углам.
– Я честно вела разговоры с остальными.
– Ладно. Дело идет о неограниченном потребительском кредите.– Он вздохнул.– Наверное, они уже холодные. Эдис вынула один стаканчик и протянула его Палмеру:– Если ты любишь теплый драмбуи…
Палмер отпил немного и нашел, что ликер достаточно холодный.– Видишь ли,– начал он,– придет день расплаты, когда все должники или выплатят деньги – что невозможно,– или же экономика съежится, как проколотый воздушный шар. Сроки выплаты кредитов так сильно растянуты, а сумма выданных кредитов настолько оторвалась от наличности, что фабриканты в один прекрасный момент будут вынуждены потребовать выплаты у оптовых торговых фирм, которые требуют выплаты у мелких торговцев, а те в свою очередь у потребителей.
– Но разве потребители не могут заплатить, дорогой?
– Они работают на предприятиях у фабрикантов, чьи кредиты так просрочены, что здравый смысл больше не позволяет им производить товары. Они свертывают производство, увольняют рабочих. А безработный не может заплатить свои долги. Понимаешь?
Эдис покачала головой и медленно вынула изо льда свой стаканчик с ликером.– Я думала, автоматика позаботится обо всем этом.
Палмер рассмеялся коротким злым смехом, так похожим на смех Бэркхардта, что на мгновение замолчал, соображая, когда это он успел подцепить эту манеру.
– Способ производства товаров не может изменить кредитного цикла,– объяснил он наконец.
– Тогда мы обречены.
– Я настолько закрутился во всей этой чепухе, что начал выдавать догмы,– вздохнул Палмер и отпил немного ликера.– Две вещи способны спасти положение. Федеральная резервная система может прижать банки. Банки сократят кредит торговцам, которые в свою очередь урежут потребительский кредит. Или же потребители будут следить за собой и вести себя как взрослые люди, а не как жадные дети.
– Значит,– промолвила Эдис, держа свой стакан против света и внимательно изучая его,– все зависит от потребителей?
– Очевидно.
– А они не будут вести себя как взрослые, – продолжала Эдис,– пока живут в страхе, что сегодня вечером или в какойнибудь особенно солнечный день на следующей неделе все это разлетится на кусочки.
Они тянули свой ликер в тишине. Какое-то полено в камине надломилось, выбросив в дымоход целый сноп искр.– Я думаю, это не тема, в которую человек может, так сказать, погрузиться с ходу, без подготовки.
– Она была предметом обсуждения на сегодняшнем заседании в банке. Теперь мои коллеги, должно быть, считают меня помешанным на этом вопросе.
– А каково их мнение?
– Честно говоря, я раньше не обсуждал это с ними.
– Тогда с кем же?
– Ну, я не знаю. Я разговаривал с нашими работниками из отдела рекламы и информации.
– Маком Бернсом? – спросила она.
– Да, кажется. Он и мисс Клэри совершенно ничего не понимают в банковском деле.– Палмер посмотрел на ликер у себя в стакане и понял, что поздний час и, вероятно, весь алкоголь, поглощенный им за вечер, слишком развязали ему язык. Не то чтобы он не мог вести беседу, касающуюся Вирджинии, сказал он себе. Скорее, он просто был глупцом, упомянув ее имя.
– Она занимается рекламой и информацией?
«Видишь,– сказал про себя Палмер,– видишь?» И вслух:
– Она, по существу, мой посредник в отношениях с Бернсом.– Он сделал короткий сдержанный вдох и попытался провести отвлекающий маневр.– Ни один из них не понимает банковского дела. Просто удивительно, как в наши дни люди становятся экспертами. В Олбани я встретил одного так называемого специалиста по атомной энергии. Он член комитета по размещению электростанций. После пятиминутного разговора я увидел, что он знает об атомной энергии столько, сколько может знать человек, прочитавший об этом статью в приложении к воскресной газете. И он эксперт в Олбани.
