Страшные ироды, рассевшись на травке и ступеньках коттеджа, внимали дракону, подперевши головы.
— А недурно изложено! — оценил Олег Витальевич.
— Вы полагаете? — недоверчиво сказал дракон тоном ниже. — Ой-й! Я так стесняюсь! — и залился радостным двухголосым смехом.
— Боец невидимого фронта весьма впечатляет, — польстил дракону Крессир. — И о конях славный период, верно, коллеги?
— Любопытно, плагиат-то намеренный? — осведомился историк. — "Великий и Ужасный" там прозвучало, и вот ещё об икре, булгаковское…
— У Булгакова про осетрину! — саркастически указал дракон. — Телевизор надо смотреть! Икра заморская, баклажанная — слабо вспомнить?!
— Сей оборот, господа неучи, и впрямь принадлежит перу Михаила Афанасьевича! — сообщил мистер Хендридж. — А телевизор есть гибель для юных умов, что вы нам и показали печальным примером.
— Точно! — сказал дракон. — Это ж пьеса!.. Доколе ж будут носом тыкать в огрехи случайные! — взвыл он плачущим басом. — Доколе?!
— Бельский! — завопила фрау Бэрр. — Кларренберг! Немедленно прочь от фонтана!
— А тут никого и нет, — поспешно сказал дракон и лопнул, обрушив на иродов и мучителей литров сто воды. Не промок только господин Айзенштайн, потихоньку обходивший в это время фонтан. Остановившись за спинами сидевших на корточках создателей дракона, он снисходительно сказал:
— Мои поздравления, Николай. Вот это уже работа! А звуковая карта, Виктор, несомненно, ваша. Блестяще! Особенно в нижнем регистре.
— Какая карта? — опешил Витька. — А! Вы про усилитель? Так это я сам! Никаких динамиков, господин директор!
— А я вам о чём? — хмыкнул директор. — Отменно сделано, господа! И запись в кондуите будет составлена на уровне, обещаю.
— Спасибо, господин директор, — сказал Клаус. — Только не забудьте.
— Ни в коем случае, сударь. Доброго вечера вам. Или проводить?
— Не утруждайтесь, мы доберёмся, — сказал Бельский. — Можно идти, да? — с надеждой спросил он, косясь на приближающуюся бабулю Бэрр.
— Бегом, господа, — посоветовал директор. — Или будет беда. Я вот уже из последних сил сдерживаюсь, верите?
В холле интерната Клаус, всю дорогу мучительно над чем-то размышлявший, торжественно сообщил:
— Сударь, белкой буду, — вспомнил! "Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил"!
— Сподобились! — торжественно сказал Бельский, и они с хохотом свалились на диванчик, восторженно болтая в воздухе ногами. Шкода несомненно удалась на славу! Кайф! Ай, какой кайф, господа!..
***
Непревзойдённого дракона слышали не только гимназисты, но и жители окрестных кварталов, а вот видел мало кто — преподы да десяток самых любопытных школяров. Среди любопытных был и пират — лежал в зарослях тутовника и наслаждался по полной программе. Ольга же, гулявшая за оградой гимназии, наблюдала только драконьи головы — да и то без особого энтузиазма.
Тигр дрых дома, под тахтой, а с пиратом ведьма распрощалась почти сразу после ужина, мотивировав спешку необходимостью учения. Вечерняя прогулка была ей просто необходима: следовало в тишине и одиночестве обдумать накопившиеся печали.
Печалей было три.
Первая (и самая главная) заключалась в бесплодном завершении судебного процесса выпускников. И уж конечно гимназийские маги "День Сурка" не забудут и без возмездия не оставят. Выпускники теперь вне подозрений — так не станут ли искать среди гимназистов?.. "Вон, взгляните, что умеем, — думала ведьма, слушая драконьи завывания. — Детекторы лжи у наших преподов встроенные: опросят каждого — и абзац!"
Второй печалью был враг и предстоящая в воскресенье вышивка ледяного озера. После того, что случилось прошлой ночью, ведьма воскресного визита на озеро немало опасалась, да что там — дрожала зайчиком при одной мысли! А деваться-то некуда. Неделю назад с ней был Флюк — и благо, что враг на озеро не явился! С Флюком было, конечно, полегче — Флюк сторожил кабину лифта, торчащую на бережку, пока ведьма вышивала. Но за Флюка, сделавшего врагу такую гадость, она теперь боялась. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он за ней увязался! Лучше уж одной…
От этой мысли стало совсем плохо, и ведьма перескочила на третью печаль. Третья печаль называлась кондуитом и была не многим приятнее двух первых. Ольга принялась утешать себя тем, что в кураторах у неё не Демуров. Вот тогда бы да! А Олег Витальевич, может, особо лютовать и не станет! Хотя после сегодняшнего опоздания на литературу милый зайка разговаривал с нерадивой воспитанницей сквозь зубы и глядел обещающе. Ну и ладно! Ну и пожалуйста! Зато потом она пойдёт к госпоже Элис — и там ей нальют в кофе коньяк и научат заклинашкам, а потом, если останется время, они с Андрюшкой будут гулять — целоваться до утра на какой-нибудь лавочке!..
В мечтах о предстоящих поцелуях ведьма добрела до универмага (со стороны двора) и, заметивши необычное граффити на стене у подъезда, подошла поближе. Рисунок был вполне профессиональный и чертовски знакомый — из любимой, зачитанной детской книжки про Мэри Поппинс. Лужок. Деревья. За деревьями каменный дом. Не хватает только мальчиков — троих мальчиков, играющих в лошадки… Вот здесь.
Ольга рассеянно протянула к рисунку руку, но дотронуться не успела — между нею и стеной встал Никита Делик. Как из воздуха возник!
— Не трогай! — сказал Никита.
— Ты откуда взялся? — спросила ведьма.
— Отойди, — сказал Никита. — На пару шагов. Пожалуйста. Ой!..
Рисунок у него за спиной дрогнул, зашумел листвой, залился солнечным светом и потянул сыщика в себя — словно пылесос бумажку с пола.
Реакция у ведьмы была превосходная. Она схватила сыщика за штанину, но сыщик успел тоже — толкнул её в грудь другой ногой, и ведьма упала на асфальт — на этот раз, по счастью, сухой.
Вскакивая, она увидела вместо рисунка огромное окно в стене. Из окна, перепуганная насмерть, вылетела огромная жёлтая бабочка и унеслась вверх, стукнувшись по дороге об Никитин ботинок.
"Меня всё время спасают, — подумала Ольга, кидаясь к окну, — это начинает надоедать!"
Окно закрылось прямо перед её носом.
Глава 17 (Никита)
Страдания и триумфы незваных гостей(вполне способных оказаться хуже татарина, особенно если в их присутствии пытаются изгадить одну очень хорошую книжку)
— А давайте его сожрем! — глумливо облизнувшись, томным баритоном изрек пан Волчанский.
— Ну да, сожрем… святотатец… погорелец-голодалец, — испуганно пробурчал Барсукевич. — Кровопивец ты наш…
— Не-е-а… — задумчиво протянул Бол-Ван. — Не по Уставу ить!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
