а у тебя в руках был нож, ты бы смогла ударить?
— Нет, что вы, — испугалась Колетта, — я даже муху не могу убить, правда, один раз… — она растерянно улыбнулась, — я убила муху, а потом долго плакала.
— Почему? — Констанция обняла девочку за плечи.
— Потому что она тоже живая, а я убила ее просто так. Она жедаже не мешала мне.
— Ты странный человек, — подытожила Констанция, не находя более объемлющего определения.
— Я сама знаю об этом.
Девочка подошла к старому каштану и погладила его ствол так, как будто тот был человеком и мог что-то почувствовать от ее прикосновения.
— Тебе не холодно? — осведомилась Констанция. У Колетты уже посинели губы и зубы едва не стучали.
— Да, я думаю, стоит вернуться в дом, если вы, конечно, не против.
Констанция хоть и тоже замерзла, но не показывала этого, нельзя же, в самом деле, накинуть теплую шаль поверх такого платья.
Когда Констанция и Колетта вернулись в гостиную, то на маленьком столике между беседующими женщинами стояло четыре чашечки горячего шоколада.
Колетта с холода сразу же схватила в руки чашку и вскрикнула. Та была слишком горячей и девочка обожглась. Тонкая фарфоровая чашка полетела на пол, а горячий шоколад выплеснулся на подол платья Констанции.
Колетта тут же бросилась извиняться и даже попыталась своим платком вытереть пятно, но от этого то стало только больше.Констанция еле сдерживала свою злость.
«Это же надо, так нелепо получилось! — думала она. — Проклятая девчонка! Теперь, оказывается, я надевала это платье только ради нее. И почему его не принесли чуть попозже!»
А Колетта уже чуть не рыдала от досады. Она меньше всего желала обидеть Констанцию и показаться неловкой.
Баронесса сделала строгое лицо и принялась выговаривать дочери. А та уже плакала во весь голос и от этого еще больше стала походить на маленького ребенка.Радость от визита была испорчена напрочь.
Констанция, извинившись, удалилась к себе и Шарлотта, качая головой, принялась снимать новое платье, обезображенное огромнымтемным пятном.
— Теперь с ним уже ничего не поделаешь, — разглядывала пятно Шарлотта, — шоколад не отмоется.
«Ну почему, — спрашивала у себя Констанция, — почему мне так не везет?»
И она возненавидела Колетту, понимая, что в общем-то несправедлива к девочке. Мало ли подобных проступков было на счету и у нее самой? Но бывают вещи, которые прочно врезаются в память и потом, что ни делай, они все равно приходят на ум. Поэтому впоследствии, лишь только Констанции приходилось видеть Колетту, она сразу же вспоминала испорченное платье и неудавшийся визит.
Правда, у этого происшествия была и другая сторона. Констанциябоялась, что Колетта почувствует неприязнь, поселившуюся у нее в сердце, поэтому всячески старалась загладить впечатление от тех нескольких резких слов, произнесенных ею лишь только горячий шоколад расплылся на белоснежной материи.
Констанция иногда специально, узнав, что баронесса Дюамель направляется в пансион, ехала вместе с ней, чтобы проведать Колетту.И всегда привозила ей пару каких-нибудь безделушек, хоть и оставалась равнодушной к лишенной самостоятельности девочке.
А вот баронесса Дюамель нашла в лице Констанции благодарного слушателя и считала ее чуть ли не своей подругой, поверяя ей свои многочисленные секреты. Но учиться чему — нибудь у баронессы было сложно. Она хоть и провела большую часть своей жизни при дворе, почти ничего не вынесла оттуда в качестве опыта. Она упорно придерживалась раз и навсегда заведенного образа жизни. Но Констанции нравилось, что Франсуаза никогда не пытается ее учить, как и что следует делать. Чужая жизнь была для баронессы святым иона никогда без разрешения не пыталась туда проникнуть. А может, эта женщина была лишена любопытства, так свойственного женскомуполу. Так или иначе, но баронесса Дюамель была для Констанции довольно приятной собеседницей, с которой можно не особенно церемониться и подбирать нужные слова.
Графиня Аламбер была рада тому, что баронесса и Констанция довольно сблизились. Она даже изредка, обманывая себя, называла это дружбой. Правда, Шарлотта была не в восторге от баронессы и ее дочери, о чем время от времени считала своим долгом сообщать Констанции.
— Они злоупотребляют вашим терпением, — часто говаривала Шарлотта, готовя свою госпожу ко сну.
— Что ты, мне приятно бывает поболтать с Франсуазой.
— А по-моему, это приятно ей, мадемуазель, — настаивала на своем Шарлотта. — Вы можете на меня сердиться, но я должна предупредить вас…
— О чем?
— Иногда случается, что даже близкие родственники или хорошие друзья становятся врагами.
— И когда же это происходит, Шарлотта?
— Вам пока нечего делить ни с баронессой, ни с ее дочерью, нослучись что — и я знаю, баронесса Дюамель не упустит случая завладеть всем, ничего не оставив вам.
— Я не понимаю тебя, — беззаботно качала головой Констанция, — нас никогда с ней не свяжут деньги и наши беседы — всего лишь светская условность, ни к чему никого не обязывающая.
— А ваши поездки, мадемуазель?
— Ты о безделушках? — смеялась Констанция. — Они же мне ничего не стоят, а проехаться за город — это развлечение.
— Не знаю, мадемуазель, но по-моему, они все-таки злоупотребляют вашим гостеприимством.
— Шарлотта, — Констанция начинала потихоньку злиться, — я понимаю, ты говоришь все это от чистого сердца, но пойми, идеальных людей не существует и каждый человек, делая что — либо, преследует прежде всего свои интересы.
— Но ведь у вас же, мадемуазель, нет интересов к ней, вы абсолютно бескорыстны.
— Мне хотелось бы в это верить, — вздыхала Констанция, не находя, что ответить.
— Да ладно, не обращайте внимания на мою болтовню, мадемуазель, — говорила Шарлотта, отбрасывая край одеяла, — время позднее и надо ложиться спать, потому что от недосыпания женщины быстро стареют.
Констанция смотрела на свою служанку и не могла понять, сколько же ей лет. Темная кожа, казалось, скрывает следы прожитых лет. Но сколько ни спрашивала Констанция свою служанку, та неизменно отвечала, что не помнит и кажется, никто никогда не говорил ей о дате ее рождения.
— Вот крещение я помню, — всегда пускалась в воспоминания Шарлотта, — я даже помню как испугался священник, когда его попросили окрестить меня. Вот тогда-то я и получила свое теперешнее имя — Шарлотта. А о прежнем забыла и не хочу вспоминать.
— Тебе, наверное, тоже пришлось многое пережить? — участливо спрашивала Констанция.
— Да нет, мадемуазель, если что и было, так я о нем ничего не помню. По-моему, я всегда жила в Париже, всегда находилась в услужении. Я насмотрелась и знаю многое, чего мне не следовало бы знать.
Но с Констанции пока хватало и свежих впечатлений, поэтому онане слишком-то расспрашивала Шарлотту о том, что ей известно.
ГЛАВА 7
