– Пап, да что ты его слушаешь, – сказал Ника. – Люди? Дети? Ты серьезно хочешь, чтобы мы в это поверили? Ты же за всю свою жизнь ни для кого, кроме себя, палец о палец не ударил. Ведь это всё отмазки, чтобы не учиться, а волочиться по своим притонам, потреблять там всякую мерзость и благополучно сдохнуть где-нибудь в подворотне от СПИДа!
Герман усмехнулся.
– И что? – насмешливо спросил он. – Я теперь должен психануть и убежать, рыдая? – Он завозился длинными ногами и вылез из кресла. – Хорошо. Освобожу себя от вашего обременительного присутствия. Я поступлю учиться, довольны? Но только туда, куда сам решу. Хозяева жизни, вашу мать.
Он чуть не по локоть засунул руки в карманы и с наглым выражением на морде удалился из кабинета. Дверь хлопнула.
– Николай, – глядя ему вслед, сказал отец, – откуда это в нем? Откуда мне взять сил?..
4.
Еще через несколько лет Герман торжественно вступал в студенческую столовку. Столовка принадлежала тому вузу, в котором он не так давно окопался, держа оборону от отца. Да, оборона Ники оказалась разбита, и очень давно; уже много лет Герман был вынужден беспомощно наблюдать, как Ника тонет, и он совсем ничего не мог с этим сделать! Но себя он не был намерен отдавать дешево. Сейчас была в самом разгаре операция «матмех»; как минимум еще года три можно было повалять дурака, маскируясь под зажравшегося бездельника, который из каприза и глупого протеста поступил в «народный» вуз. А потом у Германа намечалась кочевка по реабилитационным клиникам. А потом можно было придумать еще что-нибудь.
Но у него не было иллюзии, что он победит. Победить эту систему было невозможно. Однако никто не мог запретить ему из нее сбежать. В качестве последнего средства у него всегда оставался передоз.
Он лелеял эту мысль, как самурай лелеет ритуальный кинжал кусунгобу.
Пока что, однако, жизнь продолжалась! Он вступал в облезлый столовский зал скромно, без лишней помпы; на локте у него болталась восхитительная дюймовочка, а вслед топало полдесятка подписчиков. И жизнь оставалась бы прекрасной, если бы прямо посреди зала, непосредственно на траверзе, он не увидел Нику.
Ника сидел за колченогим столиком так непринужденно, как будто посещал эту столовку каждый день, по утрам и вечерам. Зал заполняло гудение голосов; Ника искренне улыбался и неслышно говорил что-то своим двоим собеседникам за столиком. Такая располагающая улыбка на лице курсанта сами знаете какой академии могла означать только одно: у этих двоих были большие проблемы.
Это были те двое. У качка было, как обычно, выражение непрошибаемой тупости на лице, а белобрысый чудик смеялся и глядел на Нику с симпатией.
На Нику!..
Конечно, Герман знал этих двоих. Белобрысый был его сокурсником, но знакомства с такими Герман не водил. Тот ходил как обдергайка – с длинной сумкой! – и про него говорили, что он какое-то время сидел в психушке; так что нет, спасибо, обойдемся без таких знакомств.
К тому же он часто появлялся в компании этого камуфлированного братка, неандертальца. Герман навидался таких уродов в окружении отца, так что типаж вычислял сразу. Пару раз он видел, на что способны такие цепные псы, натасканные на убийство.
Но – Ника? В столовой нищего вуза, включивший излучатели обаяния на полную мощность, обхаживающий двух ноунейм-чебурашек? Тут же, однако, дело разъяснилось. За соседним столиком сидел не кто иной, как небезызвестный Виктор Арчев! Как обычно по-тюленьи гладкий даже в своем топорном костюме, Арчев с невозмутимым видом пил кофе, не обращая на Нику внимания. Так, а где сопровождение? А вот и сопровождение. Примерно по десятиметровому периметру, один чуть ближе, другой чуть дальше, умело затерявшись среди толпы студентов, сидели четверо. Самый тщедушный из этих четверых отличался поразительным сходством с Джейсоном Стетхемом.
Неизвестно с какой стати всё это вдруг выбесило Германа до последней степени.
А вот мы сейчас попортим им всем малину.
– Эт-то еще что такое? – на всю столовую удивился он. Стряхнул с руки дюймовочку и открыто направился к Нике. Краем глаза он злорадно отметил, как заволновались на секунду мордовороты по периметру. Разговоры за столиками смолкли.
– Йоу, игнорамусы! – злорадно воскликнул Герман, останавливаясь над Никой. – Что здесь забыл сей придурок?
С лица Ники пропала обаятельная улыбка. Белобрысый псих глядел на Германа удивленно. Неандерталец спокойно щурил светлые волчьи глаза. Они еще не были напуганы.
– Никочке поручили рабо-оточку! – пропел Герман. – Никочка у нас теперь операти-ивничек! Скоро новую звездочку дадут? С-спасители мира, - и он с удовольствием в красивой, объемной и весьма меткой фразе выразил всё, что думал о конторе.
Ника как-то беспомощно откинулся на стуле. А Арчев, не повышая голоса, сказал за соседним столиком:
– Герман, не мешайте нам работать.
– Арчев! – удивился он, и не подумав сбавить громкость. – Да тут, я смотрю, и в самом деле серьезная группочка работает! А я-то сначала подумал – шуточки, студенческая самодеятельность! Арчев, а с каких пор у вас в конторе
