- Тетенька... пожалуйста... скажите ему... - тихо, сквозь слезы, прошептала она. - Не надо больше... Мне было так больно...
Гермиона вдруг услышала низкий, нарастающий гул, слегка приглушивший все окружающие звуки, и, ещё до конца не веря в свою страшную догадку, внимательнее пригляделась к девочке – и тотчас заметила красные, подсыхающие подтеки на внутренней стороне её худеньких бедер.
Картина окружающего мира в ее глазах толчком размазалась, поплыла, теряя резкость, и тут же заострилась вновь, проступив угольно-черными линиями. Гул превратился в неистовый рев, как будто Грейнджер внезапно очутилась у устья тоннеля, из которого на полном ходу вылетел железнодорожный экспресс. А потом... Гермионе показалось, словно совсем недавно зажившую рану чья-то безжалостная рука вновь вспорола тупым ножом, выпуская наружу черную кровь страшных воспоминаний, которые, как она думала, уже смогла перебороть.
Вновь, как тогда, когда она увидела перед собой перекошенное лицо затейника-Фредди, а в ее ладонь легла шероховатая рукоять тяжелого ножа, память, эта злобная, не ведающая пощады стерва, услужливо вывернулась наизнанку, в цвете, звуке и запахе воскрешая те ужасные, бесконечно тянувшиеся часы.
В сознании, как живые, зазвучали визгливые, возбужденные голоса мертвецов.
Липкие, мерзкие руки, лапающие тело, хватающие за руки и ноги.. Треск одежды...
- Держи, держи сучку!..
- Ах ты...!
В голове вспышка боли от удара кулаком в скулу; ощущения такие, будто лопнул глаз...
- Кусается, тварь! Может, лучше Империус?
- Неее... Так интереснее, люблю, когда они барахтаются... Дааа... Вот так!
Рвущая боль внизу живота и такое чувство страха, грязи и безысходности, что хочется немедленно умереть...
В сознании девушки возникла яркая, слепящая точка, быстро расползающаяся в стороны красными прожилками подобно тому, как раскалывается стекло после попадания пули. Последний барьер рухнул, и что-то жаркое, чужеродное и затягивающее, словно воронка, с неимоверной силой вырвалась наружу. Гнев, дикая слепящая ярость и ненависть заполнили Гермиону, одним порывом выметая любые рациональные мысли и хладнокровие, вмиг доведя ее до предела, достигнув которого раньше она или забилась бы в истерике, или бросилась на ненавистного подонка с голыми руками, разом забыв про все волшебство. Но это — раньше. Сейчас, даже потерявший контроль над эмоциями разум, достаточно выдрессированный жестокой наукой Киар-Бет, переплавил боль, ярость и гнев в ослепляющий выброс, поток темной силы, направленной внутрь.
- А? Ты еще кто такая? - Упивающийся нахмурился и потянулся к карману за палочкой. На воспитанницу интерната гостья нисколько не походила. Да и вообще, в помещении начало происходить что-то странное.
Волшебные светильники мигнули, их свет то ли потускнел, то ли разом утратил краски, по углам пронесся какой-то неясный, бестелесный шепот, а все тени, лежащие на полу, качнулись и внезапно, игнорируя источники света, как змеи поползли к ногам девушки, словно притягиваемые магнитом, образовав вокруг нее жутковатый хоровод. Казалось, сам воздух замкнутого пространства приобрел странный привкус, буквально пропитавшись тревогой – предвестником готовой пролиться крови.
Черты лица Грейнджер заострились, превратившись в жесткую, лишенную эмоций маску, как будто все бушующие чувства ушли, стекли, провалились внутрь, сжавшись в обжигающий шар разрушительной силы.
- Мразь... Она же еще совсем ребенок...
Громадный, невидимый кулак врезался в Упивающегося, и его, с грохотом сшибающего на лету прикроватные тумбочки и стулья, внесло обратно в спальню, забросив за перевернувшуюся кровать.
Гермиона, глядя себе под ноги, не торопясь, прошла вслед за ним и остановилась недалеко от входа. Девчушка, не желая оставаться одной в аду, которым в одночасье стал этой ночью их привычный интернат, пробралась следом и спряталась за опрокинутым комодом.
- Ах ты, сука... - полуоглушенный Упивающийся, размахивая волшебной палочкой, с проклятиями барахтался за опрокинутой койкой, пытаясь выпутаться из собственной мантии и упавшего на его одеяла.
- Сука?.. – безо всякого выражения переспросила Гермиона.
Рукава ее мантии изнутри засветились красным и, будто попав под воздействие высокой температуры, стали стремительно тлеть и расползаться опадающими пепельными хлопьями, обнажая предплечья, которые от запястья до локтя покрывали две перекрещивающиеся плотные строки остроконечных даймонских письмен, обвивавшие руки, как две намотанные цепи. Иероглифы были не нарисованы и не вытатуированы, они были вырезаны на коже чем-то тонким и острым, и теперь многочисленные черточки шрамов, образующих символы, багрово светились, проступив в обрамлении красных капелек крови.
Грейнджер слегка шевельнула пальцами, и вокруг ее кистей материализовались две большие, полупрозрачные, перетекающие чернотой суставчатые перчатки с длинными, загнутыми когтями.
- Тебе... нравится... так развлекаться? - словно силой выталкивая слова через сжатое горло, отрывисто прошептала она, опустив голову, будто и не замечала разозленного врага. Упавшие на лоб волосы закрыли ей глаза, уголки губ раздвинулись в неприятной полуулыбке.
- Тогда я тоже сейчас... с тобой развлекусь... со всеми вами...
Гермиона выбросила вперед руку с растопыренными призрачными пальцами-когтями, и неведомая сила резко подбросила поднимающегося Упивающегося на несколько метров вверх, распяв в воздухе наподобие морской звезды.
Пальцы девушки дернулись, и руки и ноги вольдемортового слуги, словно растянутые на невидимой дыбе, захрустев, чуть потянулись в разные стороны. Помещение общей спальни прорезал крик.
- Что, неужели больно? - как-то спокойно, даже слишком спокойно спросила Грейнджер. И продолжила: - Да нет, это еще не больно... А вот это — думаю, да... - и чуть повернула кисть, резко разведя когти своей чудовищной перчатки.
С омерзительным звуком рвущихся мышц и ломающихся суставов, ноги и руки Упивающегося скрутило и вырвало из туловища, в фонтанах крови отбросив в разные стороны. Успевший только страшно и дико вскрикнуть, он буквально захлебнулся в чудовищной боли, пронзившей его искалеченное тело. При таких травмах люди, как правило, умирают от болевого шока еще раньше, чем от кровопотери, но в планы Грейнджер явно не входило даровать нелюдю избавительное забытье, и в него тут же полетело заклинание, призванное держать в сознании даже полумертвого. А Гермиона, помедлив несколько секунд и полюбовавшись на дергающийся в немом крике обильно истекающий кровью обрубок, сжала перчатку в кулак. Туловище с головой смяло в комок, как куклу из папье-маше, и то, что еще минуту назад было человеком, с громким, мокрым шлепком упало на пол в натекшую красную лужу, представляя собой мешанину из мяса, костей и пропитанных кровью тряпок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});