на то, что у тебя нет всего, чего ты хочешь? — настаивал он. — Муж. Дети.
— Пока что. У меня их пока что нет. Я построила свою жизнь, основываясь на том, чего хотела, и я складываю эти детали одну за другой. Это означает, что недостающие фрагменты в виде отношений с партнёром и детьми встанут в почти полностью собранную картинку.
Люсьен глубоко вздохнул, но это не походило на его обычные раздражённые вздохи. Это прозвучало так, словно он сбросил с плеч что-то тяжёлое, что слишком долго носил в себе.
— Каково это было?
— Каково было что?
— Та неделя, когда Уили засадил тебя за решётку.
Тишина была гнетущей. Мне показалось, что на нас обоих опустилось холодное, мокрое одеяло, придавившее нас своей влажной тяжестью.
Я прильнула к Люсьену и положила лицо ему на грудь, слушая ровный стук его сердца.
Через минуту его ладони легли мне на спину и начали медленно поглаживать.
— Это были худшие шесть дней в моей жизни.
Я впитала в себя боль, приняла её. Я сделала это с ним. Я своими руками породила худшие моменты в его жизни.
— В чём именно? — тихо спросила я.
— Он был с ней один. Защитить её было некому. Офицер Уинслоу знал или, по крайней мере, подозревал, и проезжал мимо дома несколько раз за смену. Я знаю, что твои родители тоже наблюдали. Но за закрытыми дверями всё равно можно многое натворить.
Я проглотила комок в горле.
— Я знал, что это только вопрос времени, когда он окажется в соседней камере, — продолжил Люсьен. — Не имело значения, насколько приятельскими были его отношения с полицейскими. Даже Огден не помог бы ему скрыть убийство. Но я знал, что моя жизнь кончена. Мне исполнилось восемнадцать в камере, и я знал, что эти решётки и нары — моё будущее. Я собирался стать таким человеком, который выживает в клетке.
По моей щеке скатилась слеза.
— Моя безопасность, моё благополучие зависели от всех этих людей с жетонами. Для некоторых из них я даже не был человеком.
«Прости. Мне жаль». Слова застряли у меня в горле, на языке, просились наружу. Но их никогда не было достаточно ни для кого из нас. И я не знала, значит ли это, что их не стоило произносить.
— Что это за непрерывное жужжание? — потребовал Люсьен. Он оставил свои воспоминания позади, тогда как я всё ещё была погружена в них.
— О Боже. Это мой телефон. Я не заглядывала в него с тех пор, как ты пришёл и вытащил свой член, — я вскочила с дивана и помчалась на кухню, где обнаружила свой телефон лежащим экраном вниз рядом с документами по делу Мэри Луизы. — Двадцать четыре сообщения и два пропущенных звонка?
В дверях появился Люсьен, выглядевший как воплощение разврата.
— Что-то срочное?
— Пока не могу сказать, — сказала я, пролистывая сообщения вверх.
Наоми: Стефан Ляо, ты реально струсил, не сказал Джеремайе, что видишь будущее с ним, и сбежал этим утром обратно в Нью-Йорк под предлогом работы?
Стеф: Во-первых, заседание совета директоров — это не предлог для работы. Во-вторых, да. Да, я так и сделал.
Лина: Ух ты, Стеф. Я никогда не считала тебя трусишкой.
Стеф: Прошу прощения, мисс Пятна Пота На Свадебном Платье!
Лина: Может, у меня и потеют подмышки но, по крайней мере, я ВСЁ ЕЩЁ В НОКЕМАУТЕ С МУЖЧИНОЙ, КОТОРОГО ЛЮБЛЮ!
Наоми: Обычно я избегаю конфликта и поднимаю флаг деэскалации, однако в данном случае я считаю важным привести соответствующий пример: Нокс Морган.
Стеф: Я не выкидываю фокус в духе Нокса Моргана. У меня просто возникли неотложные дела, и я ими занимаюсь.
Лина: Ты забыл кавычки вокруг слова «дела».
— Ничего срочного. Просто Стефа отчитывают за то, что он собирался сделать широкий жест, а потом запаниковал и уехал из города, — сообщила я.
— Что это за широкий жест? — спросил Люсьен, открывая шкафчик и доставая себе стакан.
— Он хочет переехать сюда и жить со своим крутым бойфрендом, но боится признаться в этом Джеремайе, — сказала я, продолжая листать сообщения, пока Люсьен наливал себе воды.
Стеф: А где Слоан? Её всегда веселее донимать, чем меня.
Наоми: Слоан!
Лина: Эй, Слоан!
Стеф: Вы же не думаете, что она тайком пошла на очередное свидание, не предупредив нас, и её убили?
Лина: Ну, теперь думаю.
Наоми: Она не отвечает на звонки. Я волнуюсь.
Лина: Может, она в душе?
Стеф: Может, она с кем-то в душе.
Наоми: Она бы не стала принимать душ полчаса.
Стеф: По крайней мере, одна.
Лина: Она, наверное, работает и забыла свой телефон в кабинете.
Наоми: Я отчётливо помню, как она сказала, что у неё сегодня выходной. Хлоя сказала Уэйлей, что у Слоан планы на вчерашний вечер, но, похоже, никто не знает, какие именно.
Стеф: Надеюсь, ей перепал секс.
Лина: Мы ничего не слышали от неё с 19:13 прошлого вечера. Никто не трахается так долго.
Я ухмыльнулась, читая сообщение Лины. Затем повернула экран, чтобы Люсьен мог прочитать переписку.
— Ну, это неправда, — самодовольно сказа я.
— Тебе лучше сказать это своим друзьям, — посоветовал он, указывая на следующее сообщение.
Наоми: Может, нам стоит пойти к ней домой?
— Ой-ой, — сказала я.
Лина: Мы с Нэшем голые, но можем одеться минут через десять. Попробуй позвонить ей ещё раз, а мы оденемся.
— Чёрт, — пробормотала я, и мои большие пальцы запорхали над экраном.
Я: Нет необходимости меня проведывать. Я жива и здорова. Просто занята!
— Они узнают, чем ты занята, — заметил Люсьен, проводя рукой по моему хвостику.
— Чёрт возьми, — он прав. — Я скажу им, что делаю уборку.
— Наоми через пять минут приедет сюда с грузовиком чистящих средств, — предсказал он. — Выбери что-нибудь, что им всем покажется неприятным.
— Тогда я скажу правду. Они будут в ужасе, — пошутила я.
Его хватка на моих волосах сжалась крепче.
— Что бы ты предпочла: провести день, выслушивая расспросы своих подруг, или позволить мне трахнуть тебя?
Я: У меня откачивают септик! Испарения очень сильные! Кто-нибудь хочет прийти на вечер настолок?
Глава 25. Я не буду мазать пилинг на свой член
Люсьен
Понедельник выдался на редкость серым. Бодрящий февральский воздух, проникавший в мои лёгкие, ощущался острым как бритва. Я чувствовал себя бодрым, живым, готовым встретить новый день и уничтожить своих врагов.
— Доброе утро, сэр, — поприветствовал меня мой водитель.
— Доброе утро, Хэнк, — поздоровался я, усаживаясь на заднее сиденье внедорожника. — Как прошли ваши выходные?
Он моргнул.
— Эм, нормально, сэр.
