Григорий сначала пытался прорваться убитому через ограждение места происшествия, а затем стал выкрикивать угрозы в адрес неизвестного убийцы. Поведение Кулика в обстановке молчаливой и сосредоточенной работы нашей группы вызвало ощущение фальши. В тот момент я решил, что Кулик пытается компенсировать показной реакцией чувство вины за то, что не уберег товарища от смерти.
В ходе дальнейшего расследования количество вопросов к Григорию увеличивалось.
Согласно детективной литературе, место происшествия, нередко притягивает к себе преступника. Очевидно, этот феномен в определенной мере распространяется и на следователей. Пытаясь вжиться в обстановку места убийства, я дважды приходил вечерами в Мичуринский переулок. Меня не оставляла надежда обнаружить какие-то новые обстоятельства, хотя бы намекающие на суть случившегося. Об этих потугах, опасаясь насмешек старших коллег, я никому из членов следственно-оперативной группы не рассказывал.
В последнее посещение сведения для новой версии в расследовании обнаружились неожиданным образом. В сумерках, задумавшись, я сидел на скамейке у ворот двора с мазанкой (теперь на месте этого домика не осталось даже следов фундамента). Неожиданно рядом устроился незнакомый парень.
«К Любке пришел? – доверительно спросил он. – Смотри, опасное дело. Тут из-за нее человека недавно убили».
Я ответил, что оказался здесь случайно, и парень продолжил, что в этом дворе живет Любка Хуторная, «красивая девка» пятнадцати лет. В этом году из-за любовной связи с ней сел натри года «один парень-грек». После с Любкой связался Виктор из РСУ. За это его и убили.
– Не может быть, – усомнился я.
– Еще как может, – продолжил сосед по скамейке.
– Тебя как зовут? – спросил я. – Живешь где?
Услышал ответы, назвался следователем и пригласил нового знакомого на утро завтрашнего дня в прокуратуру. Парня такой оборот поразил до крайности. Он сбивчиво объяснил, что ничего достоверного об убийстве не знает и высказал всего лишь случайное предположение о причине события. Так мы и записали на следующий день в протоколе допроса. Однако сведения о связи погибшего с «Любкой» оказались кстати. Кулик об этом знакомстве Виктора промолчал. Любовь Хуторную в прокуратуре знали. Дело об уголовно наказуемой связи с ней «парня – грека» расследовала Майя Дыкленко, выпускница нашего факультета 1963 года.
На допросе по делу об убийстве Любовь рассказала, что погибший Виктор ей известен около месяца. Познакомилась с ним на танцах. Три или четыре раза он провожал девушку из клуба. Вечером накануне гибели Виктор пришел к ее дому вместе с соседом по общежитию «Гришкой Куликом» и предложил пойти на танцы. Было уже 22 часа, а танцы заканчивались в 23. Кроме того, оба приятеля были пьяны. К тому же, Кулик вел себя агрессивно, зло насмехался над приятелем и предлагал девушке Любови свою «дружбу».
Расставшись с Виктором и Куликом, Любовь вернулась домой и о дальнейших событиях того вечера ничего не знала.
Важные сведения сообщила буфетчица железнодорожного вокзала. По словам женщины, вечером накануне убийства Кулик приходил в буфет дважды. В первый раз в 21 час вместе с Виктором. Обоих посетителей буфетчица опознала по фотографии. Они пили пиво, добавляя в кружки водку. Вторично Григорий появился около 23-х часов без Виктора. Кулик приставал к присутствующим, нецензурно выражался и устроил драку с Табунщиковым, которого женщина знала, как постоянного посетителя буфета. Эти показания опровергали последовательность и содержание событий того вечера, описанных Куликом.
По подсказке буфетчицы я нашел других свидетелей, которые подтвердили случай нападения Кулика на Табунщикова. Кроме того, Григорий, по их словам, оскорблял нецензурной бранью других посетителей за то, что пытались его утихомирить.
Жильцы общежития характеризовали Кулика, как любителя спиртного, агрессивного в состоянии подпития. В этой ситуации возникло предположение об убийстве Виктора Куликом. Мотивом могла стать вспышка агрессии или ревности.
Отвечая на вопросы о противоречиях между его показаниями и другими материалам дела Кулик нервничал, срывался на крик, требовал «не мучить допросами», а «лучше арестовать, если подозревают».
Прокурор П. М. Сазонов заметил: «Не торопитесь! Найдем основания, арестуем». При этих словах Кулик в сердцах произнес: «Так будет спокойнее».
– Будет еще спокойнее, – продолжил В. А. Тетёркин, – когда ты признаешься в убийстве Виктора».
– А вот тут вы загнули, – вяло возразил Кулик. – Как же я это мог сделать?
– Ударил в спину ножом, когда Виктор наклонился завязать шнурок, – вставил я.
На эти слова Григорий среагировал как на разряд тока. Помедлив, он произнес: «Ну, раз так, доказывайте. Я больше ничего не скажу».
Григория арестовали по обвинению в хулиганских действиях в вокзальном буфете вечером в день гибели Виктора. Одновременно продолжалась проверка его причастности к убийству. Однако доказательств вины Кулика в этом преступлении добыть не удалось. По показаниям свидетелей, у Григория имелся складной нож, который мог служить орудием убийства, однако мы его на нашли. Григорий утверждал, что потерял складник за неделю до трагического события. Следов крови жертвы на одежде Григория не было.
Дело по факту убийства приостановили. Кулик осудили на три года за хулиганство, и отправили в колонию.
Меру пресечения в отношении Н. И. Табунщикова отменили, а уголовное преследование в отношении него прекратили за отсутствием в его действиях состава преступления.
Впоследствии прокурор П. М. Сазонов возбудил уголовное дело по обвинению В. И. Передрия в принуждении Табунщикова к даче показаний. Это случилось после моего отъезда в Ростов. Василий приезжал ко мне с просьбой дать показания в его защиту. Я обещал рассказать все, как было. Однако следствие обошлось без моих свидетельств.
Эта история закончилась еще одной смертью. О финале я узнал впоследствии от В. А. Тетёркина. Кулик написал из колонии «явку с повинной», признался, что убил Виктора и не может себя за это простить. Убийство объяснил неожиданной вспышкой злобы после расставания с Хуторной из-за на мелкого замечания приятеля. Сообщил о готовности дать подробные показания. Однако постановление об этапировании заявителя в Крымск опоздало. Кулик неожиданно покончил с собой.
Следствие по делу об убийстве длилось до конца августа 1964 года. Я продолжал работать в следственно-оперативной группе, несмотря на то, что срок практики к тому времени окончился. Не мог оставить коллектив до прояснения ситуации. П. М. Сазонов и В. А. Тетёркин реагировали на это с пониманием. Их положительная оценка моей работы вышла за пределы формального одобрения. Накануне отъезда на учебу прокурор предложил мне занять свободную должность следователя межрайонной прокуратуры и завершить учебу на заочном отделении. В ответ я признался, что считаю очное образование более качественным и поэтому оставлять свой курс не хочу. Павел Михайлович отнесся к этому суждению с пониманием и добавил, что готов рекомендовать меня на должность по завершению учебы. Именно так я и планировал
