И вот пришло мне приглашение в школу астронавтики. Это удивительное чувство, когда исполняется твоя мечта… то, к чему ты с таким трудом, с потом, с кровью пробивался с самого детства. Я съездил в Хьюстон, прошел медкомиссию, был принят. Перед началом занятий поехал отдохнуть в Петербург.
Динка была меня моложе на год, ей тогда стукнуло двадцать пять. Но если для ликеиды двадцать пять — только самое начало жизни, то для простой девушки, тем более, русской, это уже серьезный возраст, конец молодости. Потому что в этом возрасте у них уже все решено и определено. Динка мне показалась в этот раз немного нервной, сильно повзрослевшей, если не сказать — состарившейся. Какие-то морщинки появились, голос и движения огрубели немного, какая-то горечь возникла, словно она хотела что-то сказать, но не могла, но все время намекала на это невысказанное. Я ее не понимал. С родителями у нее были какие-то конфликты… Она уже от них съехала и жила отдельно, в маленькой комнатушке, на большее не хватало зарплаты. С квартирной хозяйкой тоже были конфликты. Но я ничем не мог ей помочь. Предлагал оставить деньги, она оскорбилась. Но в общем, опять была любовь, была радость, а потом я собрался уезжать… И перед самым отъездом у меня состоялся очень неприятный разговор с Динкиным братом. Он был старше ее, очень рассудительный, неглупый мужчина, был женат и имел уже ребенка. Дождался меня во дворе и сказал примерно следующее.
— Слушай, я понимаю, что ты ликеид, герой, и все такое. Но перестань морочить девчонке голову.
Я не понял его и попросил изъясняться более конкретно. Тогда он мне и выдал.
— Динке уже 25 лет. У нее нет никого. Она симпатичная, и все такое, но у нее до сих пор, кроме тебя, никого не было. Такие ненормальные плохо кончают. Она влюблена в тебя, как сумасшедшая, и всем дает от ворот поворот. К ней такие парни подкатывались, так что ты…
— Но чем я могу помочь? — я действительно был таким дураком, я совершенно его не понимал. У Динки своя жизнь, у меня своя, я же не стою над ней с плетью, требуя верности, как какой-нибудь фундаменталист.
— Она верит в тебя, понял? Она тебя ждет, — сказал ее брат, — Она думает, что ты на ней женишься… ну не обязательно там оформлять отношения, но в смысле, что ты будешь жить с ней одной семьей, в одной квартире, и так далее. Ребенка хочет от тебя. А я что-то не понял, есть у тебя такие планы или нет?
Этот вопрос, Джейн, мне показался тогда до ужаса оскорбительным и бестактным. Разве можно свести все многообразие наших с Динкой отношений, всю эту нежность, радость, короткие грозы, тучки сомнений, ослепительное сияние солнца любви — к такому краткому и простому вопросу: собираешься ли ты на ней жениться? Это так невероятно пошло, мерзко, низко… в тот момент я даже не подумал, что Динка могла подослать брата, возможно, я разочаровался бы в ней мгновенно. Я и до сих пор не знаю, была ли это только его инициатива, или ее тоже. Но сейчас это для меня неважно.
Я просто не знал, что ответить брату Динки. Просто не знал…
Если бы он спросил — любишь ли ты ее? Я бы ответил — да. Если бы он спросил — готов ли ты сию минуту отдать за нее жизнь, я бы тоже ответил — да. Но вот так… собираешься ли ты жениться? Да при чем тут женитьба? Ведь мы любим друг друга!
Я ведь даже не думал о том, что для меня Динка была лишь приятным отдыхом, переменой занятий, убежищем, помимо Динки у меня был целый прекрасный и грозный мир, совсем иная жизнь, ей недоступная. А у нее — ничего не было, кроме меня. Я один заменял ей весь мир. Кроме меня, ей оставалась будничная простая работа, помощь по хозяйству вечно ворчливой и недовольной матери, пересуды с девчонками во дворе — и гордое молчание, когда те рассказывали о своих любовных делах. И одинокие беспросветные вечера. Но мне это и в голову не приходило… Я считал само собой разумеющимся, что она ждет меня, что она верна — впрочем, если бы она изменяла мне, я не подумал бы ее в этом упрекнуть.
Я стал мямлить что-то в том смысле, что сейчас уезжаю в Хьюстон, учиться в школе астронавтики, это продлится три года. Что у ликеидов не принято создавать семью во время Миссии и во время учебы. А после окончания учебы, конечно, будет видно…
— А что, тебя не примут женатым в эту школу?
— Да нет, примут, но…
Тут брат Динки изложил мне кратко и ясно свои требования. Динка вся извелась, у нее не жизнь, а сплошной кошмар. Она больше не может куковать в одиночку. Поэтому я должен твердо решить, нужна она мне или нет. Если я собираюсь жить с ней, создавать семью и так далее, значит, надо кончать с этим неопределенным положением. Либо зарегистрировать с ней брак, тогда она хоть будет считаться замужней, либо не регистрировать, но снять отдельную квартиру — средств, вроде бы, у меня достаточно? — поселиться там с ней, а потом ехать куда угодно, но чтобы Динка уже жила в нашей общей с ней квартире, на наши с ней общие деньги. Либо взять Динку с собой.
А если она для меня только развлечение, если я ее только использую, то чтобы я это прекратил, девчонок для этого дела вокруг сколько угодно, он сам, лично, готов для меня их найти. А Динка — не такая, она влюблена и хочет настоящей любви, а не того, чтобы ее только использовали, а потом выкинули, как ненужную салфетку.
Я был совершенно ошарашен. Конечно, Динка не была для меня только развлечением. Я всегда относился к ней серьезно… считал, что любил ее. В каком-то смысле я ее и любил. Но предпринимать такие серьезные шаги вот прямо сейчас?
Мне, честно говоря, было совершенно не до того. Думаю, ты, как ликеида, меня хорошо понимаешь.
Мне опять показалось все это невыносимо пошлым. Это исходит из нашей общей ликейской оценки жизни. Я был героем, летчиком, ликеидом, я был Воином Света и спасал человечество от Дьявола. Я свободно любил свободную женщину, у меня из-за моей работы не было возможности быть с ней постоянно, но когда я мог вырваться к ней, она с радостью и благодарностью дарила мне свою любовь.
И вдруг мне намекают, что у меня есть какие-то обязанности по отношению к этой женщине… что я несвободен. Что я должен что-то сделать… и не спасти ее, например, из горящего дома, не выкрасть из плена, это я счел бы своим долгом без напоминаний. Но Динка жила счастливо и безопасно. Оказывается, я должен почему-то немедленно устроить ее судьбу… Какая нелепость!
Однако, надо было что-то отвечать… в конце концов, это не-ликеид, простой человек, у него свои понятия, к нему надо отнестись снисходительно. Я собрался, преодолел себя и спокойно объяснил, что конечно же, отношусь к Динке очень серьезно, люблю ее, и подумаю над его словами. Сейчас же у меня такое положение, что через два дня я уезжаю, и уже поздно что-либо предпринимать. Но я обязательно что-нибудь придумаю…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
