Грегори очень сильно расстраивался по поводу Юдифь. Шрамы за ее ушами не ускользнули от него. Господи, неужели она считала его до такой степени идиотом, что он будто бы не заметит, какая у нее снова стала упругая грудь?! Грегори догадывался, что она перенесла операцию, пока он в течение долгих недель подвергался психиатрическому лечению. Она была так добра к нему во время болезни, совсем не думала о развлечениях. Но теперь, когда все снова стало хорошо, она хотела выходить в свет, развлекаться. Он же ее разочаровывал.
Юдифь проводила все дни в постели. Иногда она принимала снотворное каждые четыре часа. Грегори вынужден был нанять сиделку, чтобы та следила за ней, а по ночам стал спать в комнате жены. Снотворное приводило Юдифь в такое состояние, что она качалась, и Грегори опасался, как бы она не подожгла свои вещи, когда закуривала сигарету.
Если Юдифь не оставалась в постели, то слонялась по дому в старом домашнем платье, не удосуживаясь причесаться или накраситься. Она отказывалась выходить.
Грегори предложил ей поехать в Марокко. Нет, только не вдвоем. Она хотела компанию. Хорошо. Он предложил снять у Мориса Юшителя банкетный зал, чтобы дать большой обед. Юдифь разразилась слезами. «Никто не придет», — стенала она.
В отчаянии Грегори позвонил в Швецию доктору Брюгалову и объяснил ему, что у Юдифь реакция на то нервное напряжение, в котором она пребывала во время его болезни. Он попросил врача посоветовать ему психиатра в Соединенных Штатах.
Доктор Брюгалов назвал какого-то доктора Галенса. Когда Грегори изложил ему ситуацию, то, странная вещь, доктор Галенс не попросил устроить встречу с Юдифь. Он предложил проводить с Грегори ежедневные беседы. В тот момент Грегори был в таком отчаянии, что согласился.
Во время этих разговоров они возвратились к параличу Грегори, затем стали обсуждать сексуальные отношения пары. Грегори признался врачу, что заметил небольшие шрамы на теле жены и за ушами. Нет, она не сделала этого, чтобы соблазнять других мужчин, в этом он был уверен. Это не в ее стиле.
Впрочем, сексуальность ничего не значила для нее. Грегори был убежден, что она подверглась этим операциям только для того, чтобы сохранить свой престиж и красоту.
Но доктор Галенс постоянно возвращался к их сексуальной жизни. Отчаявшись, Грегори в конце концов сказал:
— Послушайте, когда мы поженились, моей жене было двадцать семь лет, и она была девственницей. Она никогда не проявляла ни малейшего любопытства, не искала разнообразия. Мы занимались любовью самым примитивным способом. Конечно, она когда-то читала книгу с известными советами, потому что в последние годы сделала несколько неуклюжих попыток применить рот. Раньше я никогда не осмеливался попробовать с ней такую штуку. Это не ее стиль, короче говоря. Мне не нужны фантазии. Поскольку Юдифь, казалось, удовлетворяла обычная поза, мне этого было достаточно. Впрочем, в нашей совместной жизни она любила движение, развлечения…
Он замолчал, пораженный внезапной мыслью. Да, это был страх! Его собственный страх, в котором смешалось все: и Ай-Би-Си, и Юдифь. Она безумно любила существование, которое он обеспечивал ей раньше. Он ее любил. Нет… больше, он ее обожал. Несмотря на свое ворчание по поводу новогодних коктейлей, он тем не менее восхищался, что она была его женой, его завораживала элегантность, которую она внесла в их жизнь. Когда они устраивали приемы, он понимал, что это она переделала его мир и зажгла его. И тогда ему становилось страшно, что в один прекрасный день что-нибудь разрушит это колдовство. Другой мужчина? Нет. У Юдифь для этого не хватало темперамента. Деньги? У него их было достаточно. Болезнь? Да, болезнь могла уничтожить все.
И вот это произошло. Он потерял Юдифь. Она искала покоя. Но разве он не сделал то же самое, позволив себе роскошь оставить сеть в руках Робина после своего выздоровления? И тут ему открылась истина. Он сможет поставить Юдифь на ноги. Это будет нелегко. Но к нему уже вернулась страсть к сражению.
Во-первых, нужно взять управление Ай-Би-Си в свои руки. Грегори сразу же приступил к делу. Придя к Робину, он без предисловий заявил:
— Не принимайте никаких решений на следующий год, не проконсультировавшись со мной.
— И почему это? — спросил Робин.
Грегори был смущен. Прямой и холодный взгляд Робина вызывал у него чувство неловкости. Он попытался говорить сердечно, без обиняков.
— Послушайте, Робин. Вы были журналистом, и я вас сделал генеральным директором сети. Я горд вами и хочу с вами работать. Вы — мой протеже.
— Я ничей не протеже. Я все решаю сам и не собираюсь теперь испрашивать разрешения. Если вы этого ждете от меня, найдите себе другого протеже.
Конечно, Грегори нетрудно было это сделать, но он не мог допустить, чтобы какая-то другая компания наложила лапу на Робина Стоуна. Ему самому нужно было снова стать полновластным хозяином.
Грегори надеялся, что путешествие в Лос-Анджелес поможет ему в этом. Он не рассчитывал на генеральную ассамблею акционеров, чтобы изменить положение. Нужно было потерпеть.
Доктор Галенс надеялся, что Лос-Анджелес окажет терапевтическое воздействие на Юдифь, если та не будет сидеть все время в отеле. Грегори позвонил в фирму «Галли и Хейз» и попросил их оповестить через прессу о прибытии четы Остинов на побережье, а также проследить, чтобы они были приглашены на все большие приемы. Обращаться в это агентство было ему неприятно, но отныне для него ничего не имело значения, кроме счастья Юдифь.
«Галли и Хейз» выполнили свою задачу прекрасно. Уже перед отъездом Остины получили несколько приглашений. Юдифь перестала принимать снотворное, сделала прическу и купила полный гардероб для Калифорнии. Неделя оживленной жизни, может, избавила бы ее от неврастении.
Грегори попросил секретаршу позвонить пилоту, чтобы тот был наготове. Секретарша, казалось, удивилась:
— Но Стоун улетел на самолете два часа назад.
— Действительно, я забыл, — поспешил ответить Грегори.
Как Робин посмел взять его самолет! Он немедленно вызвал Клифа Дорна.
Клиф вздохнул.
— Что вы хотите, Грегори? Это совершенно нормально. Самолет принадлежит компании. Стоун управляет компанией и пользуется самолетом. На Мэдисон-авеню его даже прозвали Летающим диваном. Он переоборудовал внутренний салон, сделав из него спальню с кроватью, такой же широкой, как кабина пилота. Робин редко летает один. Обычно он прихватывает с собой первую попавшуюся девицу, которая составляет ему компанию на этой кровати. У меня нет возможности следить за ним. Половину времени я даже не знаю, где он.
— Это нужно прекратить.
