— Что ты говоришь, опомнись!
— Да, да, да!
Он покачал головой и отвернулся.
Она заметила, что Сергей опять не отрываясь смотрит на карту района разведки. Он смотрел так пристально, словно и в самом деле видел не только штрихи и линии, но и те образы, о которых говорил. Бронтозавры шли к водопою, волосатые мамонты, качая длинными хоботами и оглушительно трубя, выходили из лесных зарослей к неизвестной древней реке и бродили по берегу. Они видели эту тайную реку, вымывшую алмазы.
Варя вышла, хлопнув дверью.
Внезапно запищал приемник на столе. Сергей бросился к ному. Красногорск усиленно искал его. Он едва успел дать позывные. Передавали радиограмму Саламатова.
«Отправь лишних людей. Постараюсь отстоять твое дело. Поздравляю с большой радостью: наши войска перешли в наступление… Орел… Белгород…» — с трудом ловил Сергей. Послышался разряд, что-то захрипело в приемнике, все кончилось. Но Сергей уже не думал об этом. Он выбежал из палатки, закричал:
— Варя, Варя, наши войска перешли в наступление! Взяты Орел и Белгород!
— Спасибо, — сухо ответила она, не выходя к нему. — Пора спать, завтра у меня много дела.
Он не обратил внимания на ее вызывающий тон. Ему только хотелось разделить с кем-нибудь радость. От костра поднялся Иляшев. Сергей подошел к нему, чтобы рассказать о радиограмме.
2
Варя не хотела скрыть ожидаемый приезд Палехова на разведки. Результаты этого сказались на другой же день. Людьми овладело давно сдерживаемое и теперь проявившееся в полной мере чувство усталости и безразличия, как будто разведки уже были прекращены, и все ждали только отъезда. Головлев и Евлахов еще поддерживали дисциплину среди забойщиков, и те продолжали бить шурфы, но это были последние остатки мужества, на смену которому, казалось, вот-вот хлынет безнадежность и все рабочие бросят свои инструменты, чтобы начать укладывать пожитки. Девушки так и поступили. Даша еще сидела у бесконечной ленты рентгена, продолжая просвечивать непрерывно сыпавшуюся из бункера гальку, а Юля, которая должна была контролировать просмотр, и Варя, отвечавшая за всю работу аппарата, ушли в палатку и устроили стирку среди дня. Погонщики увидели, что геологи — а в их понятии все те, кто управлял сложными механизмами, были геологами — не работают, и сами стали придерживать подвозку, надолго отгоняя оленей к водопою, к пастбищу. Кое-кто ухитрился выпить и теперь слонялся меж палатками. Где-то играл баян Лукомцева.
Нестеров ничего не мог сделать. Казалось, у него из рук выпали вожжи и конь, не чуя управляющей руки, несется по косогору, норовя опрокинуть воз. Так как, кроме Нестерова и Головлева, никто не желал следить за дисциплиной, то нарушения стали обычными. С утра люди еще работали, а после обеда разбредались кто куда, и Нестеров никого не мог найти, чтобы перебросить промытый концентрат к рентгену. Ему приходилось самому брать оленей и везти ящики.
Однажды утром Головлев пришел к начальнику до начала работ. Посмотрев на хмурое его лицо, на согнутые плечи, Нестеров насторожился.
— Это что же получается, Сергей Николаевич? В святцы не глядим, душа сама праздник знает? Так, что ли? — спросил парторг.
— Люди устали, Артемий Иванович.
— Так-то так, да только кто вперед не бежит, тот никогда и не догонит. Я бы на вашем месте вышел сейчас к ребятам, сказал им два слова сладких да десять горьких. У кого совесть есть, тот сам прислушается, а у кого нет, ну, того и заставить можно!
— А если Палехов закроет разведку? — вдруг спросил Нестеров.
Тот подумал, пожал плечами:
— Коли воевать, я думаю, Сергей Николаевич, так не горевать, а если горевать, так не стоило и воевать.
Это иносказание, которое так точно выражало те мысли, что владели сейчас Нестеровым, вдруг придало ему бодрости.
— А вы меня поддержите?
— Что ж я? Вас люди поддержат, а один я или вы весь воз не вывезем. Пошли! — И направился собирать людей.
Нестеров, захватив карту участка работ, вышел следом.
Этот день работали хорошо. Даже Варя тщательно исполняла все приказания Сергея, ничем не показывая своего несогласия. Только по ее непокорному взгляду, который изредка перехватывал Нестеров, он понимал, что она даже рада его поражению, которого теперь уже не избежать. И в то же время говорила она с показным смирением, как будто хотела напомнить: «Мы сделали все, что можно, но ты обязан понять — пора сдаваться!»
В конце концов эта отравленная жалость стала ему противна. Он старался избегать встреч с Варей. Исподволь он опрашивал своих работников, кто из них согласится остаться, если ему удастся отсрочить закрытие разведки.
Больше всего он надеялся на Лукомцева. Но когда он спросил у Андрея об этом, тот вдруг нахмурился, глянул такими холодными глазами, что на Нестерова сразу повеяло зимой.
— С Дашей посоветуюсь, — только и сказал он.
И Нестеров понял, что они с женой уйдут.
Евлахов, во всем поддерживавший Головлева, ответил утвердительно. — он останется. Останутся и ребята из его бригады. Нужно только, чтобы это не походило на самовольство, а то потом и зарплаты не взыщешь!
Так Нестеров, еще не зная, что именно скажет Палехов, уже подбирал себе союзников, заранее решив, что добьется отсрочки.
Только Варе он ни слова не говорил. Он уже понял, что Варя ждет Палехова, как последнюю надежду.
3
Палехов появился неожиданно, на день раньше, чем предполагалось.
Нестеров услышал крик Тимоха, неведомыми путями узнававшего все новости первым. Тимох бежал вдоль поляны, на которой били шурфы, и звал начальника. Нестеров выпрыгнул из шурфа.
— Сергей Николаевич, сто граммов с тебя за новость. Начальство приехало. Илимки до Сполоха не дошли, так они пешком продираются. Однако всегда так бывает: пусти блоху на ногу, а она уже на голове…
— Прекрати, Тимох!
И пошел навстречу гостю.
Палехов, сопровождаемый лодочниками, как свитой, подходил к палаткам. Заметив Нестерова, он с деланным оживлением бросился к нему, горячо потряс его руку, отскочил, посмотрел на него — словом, проделал свой обычный, лицемерно-настойчивый ритуал приветствий — и заговорил:
— Похудел, похудел! Здравствуй, здравствуй! Что это у вас такое: музыка играет, гуляют все, одеты по-праздничному? Может быть, алмазы нашли?
Тут только Нестеров увидел, что Варя и девушки вышли из палатки переодетые, и услышал, как разливается тоскливой мелодией баян Лукомцева. Палехов обернулся в сторону леса и вдруг закричал:
— Игнатий Петрович, Игнатий Петрович, мы, кажется, с корабля на бал попали!
