До сих пор я старался опираться только на факты. С этого момента мне придется что-то додумывать, опираясь на то, что мы знаем о последствиях принимавшихся решений.
Итак, 2 апреля 1950 г., в воскресенье, на даче у Г.М. Маленкова собрались он, Берия и Булганин. Маленков совсем недавно, выступая на собрании по случаю 32-й годовщины прихода коммунистов к власти 7 ноября 1949 г., сделал заявление, в котором сказал буквально, что это не нам, а «империалистам» надо бояться грядущей войны ( Закорецкий К . Третья мировая война Сталина. С. 343–344). Это выступление стало одной из причин, усиливших в мире страх перед сталинским СССР и стремление к противодействию ему. Удивительно ли, что, в частности, количество зафиксированных НЛО над США после некоторого затишья летом – осенью 1949 г. в первом квартале 1949 г. снова выросло до 49 ( Мензел Д . О летающих тарелках. С. 72)?
Но именно этот факт и заставил Маленкова, который в годы Второй мировой войны немало сделал для руководства победоносными боевыми действиями, на самом деле думать, что именно нам придется опасаться надвигающейся войны. Вероятно, примерно так же думал и Н.А. Булганин, только что (с 1947 по 1949 г.) занимавший пост министра обороны СССР. «Испугался и бросился в союз с Берия и Маленковым и снятый в марте 1949 г. с поста министра обороны Н.А. Булганин», – резюмирует А. Авторханов (Загадка смерти Сталина. С. 55).
Вновь обострялась тем временем и германская проблема. Немного погодя, 5 мая 1950 г., Берия пишет в своем дневнике (после каковой записи следует почти двухмесячная лакуна до 30 июня): «Пик (лидер тогдашней ГДР Вильгельм Пик . – В. К. ) давит, надо строить социализм. Приходится сдерживать. Помогать им так, как Америка западной зоне (вообще-то с 20 сентября 1949 г. на территории Западной Германии уже существовала ФРГ . – В. К. ) помогает, мы не сможем. Значит, немцы будут туда бежать… А чем удержать? Танки в мирное время забор плохой. И отказаться от Германии нельзя, и решить в нашу пользу мы не можем» ( Берия Л.П. С атомной бомбой… С. 111).
Итак, Лаврентий Павлович подтверждает азбучную истину: от социализма (мы еще скажем – от какого социализма) люди бегут. Например, печально известный Николай Стариков в своем последнем творении «Сталин. Вспоминаем вместе» (в том самом, в эпиграфе к которому он чохом записывает всех критиков «Вождя и Учителя» в «мрази и негодяи») приводит известный анекдот (именно так – в разделе «Юмор») о том, как Сталин не пустил певца Ивана Семеновича Козловского в отпуск за границу, испугавшись, что тот сбежит. Если в отношении такого человека (которому совсем неплохо жилось в СССР) были подобные опасения, то, независимо от их обоснованности в данном конкретном случае, они о многом говорят.
Как писал в своем знаменитом «Открытом письме Сталину» Ф. Раскольников (цитата не дословная): «Вы объявили химиков Ипатьева и Чичибабина «невозвращенцами», думая их опозорить, но опозорили себя, сообщив всему миру, что лучшие ученые бегут из вашего «рая». Отметим, впрочем, что, пока рулили раскольниковы, т. е. в 1920-х гг., ситуация была не лучше. Так или иначе, приходилось держать страну за «железным занавесом», чтобы люди, во-первых, не разбегались, а во-вторых, и это куда важнее, не видели жизнь «за бугром». Но в-третьих, и это главное – надо было стремиться к тому, чтобы некуда было разбегаться и не на кого было смотреть как на нежелательный пример для подражания. Проще говоря, бороться за «победу коммунизма в мировом масштабе».
Поэтому разговор на маленковской даче теперь вертелся вокруг того, что Сталин явно что-то затевает, причем «что-то» явно военного характера, и это может плохо кончиться. Плохо для всего мира. К тому времени для советской разведки, к которой Берия всегда имел отношение, ибо, как известно, «бывших чекистов не бывает», уже было очевидно, что идут тайные разработки альтернативного супероружия, однако при этом разработчики связаны с США договором, предусматривающим сотрудничество только в случае советского (или чьего-то еще) нападения на США и/или их союзников. И что это обещает? Да ничего хорошего! Сначала страшный советский удар, который, судя по уже идущим приготовлениям, способен привести к апокалиптическим последствиям. Потом – ответный удар союзников, еще более страшный… Неминуемый разгром СССР… И чем это все кончится, в том числе и для нас лично, высокопоставленных сотрудников этого режима?
Так что же, спрашивали Лаврентия Павловича Маленков и Булганин, товарищ Сталин не понимает этого? Не похоже на всегда мудрого и дальновидного, при всем его тиранстве, вождя. Не похоже, соглашался Берия, но против фактов не попрешь. Позднее известный «альтернативный историк» Игорь Бунич писал в одной из своих работ, что послевоенный Сталин из умного, хитрого и коварного политика превратился в солдафона, «нечто среднее между Гинденбургом и Троцким» ( Бунич И . Быль беспредела. СПб., 1995). Это, безусловно, сильное преувеличение, однако все же, видимо, к рубежу 1940–1950-х гг. закружилась у вождя голова. И Берия первый это понял…
Об этом теперь и говорили на маленковской даче. «Как бы товарищ Сталин дров не наломал… Опасно… Самое опасное, что товарищ Сталин не понимает роли в современной войне нового супероружия… И все может быть гораздо серьезнее, чем кажется… И плохо кончится для всех нас… Надо его как-то остановить… Вопрос в том, как это сделать…» Эти и подобные реплики вполне могли звучать здесь, где-нибудь на свежем воздухе, где нет опасности установки подслушивающих устройств. Впрочем, «как это сделать», было более или менее ясно: дать понять Западу (и союзным последнему разработчикам альтернативного супероружия в Амазонии и Новошвабии), что та же война в Корее – не локальная, что она направлена против всего мира. И тогда эти последние придут на помощь США, не дожидаясь прямой агрессии против них, и можно будет небольшой военной демонстрацией ценой сравнительно малых жертв пресечь куда большее кровопролитие. И сохранить Советский Союз (об этом заговорщики, естественно, думали в первую очередь).
Да и вообще, если бы и не было альтернативного супероружия, сворачивать надо конфликты! Точнее, если бы не было его, способного хоть как-то остановить разрушительную атомную мощь, то потребность в этом была бы еще больше. Вскоре после смерти Сталина, 19 марта 1953 г., будет принято Постановление Совета Министров СССР, сутью которого было сворачивание войны в Корее и возобновление переговоров о перемирии. Вообще, как считает С. Кремлев, линия на сворачивание (естественно – по возможности) всех внешних конфликтов, ведущихся и потенциальных (выделено мною . – В. К. ) была для Берия после смерти Сталина генеральной.
Под потенциальными конфликтами, вероятно, имеются в виду противостояние с Турцией, от которой требовали открытия Босфора и Дарданелл, или с Ираном, в отношении которого не только вынашивались, но отчасти и реализовались планы, направленные на расчленение (Кремлев намекает на ситуацию в Иранском Азербайджане, связанную с его «приемом в состав Азербайджанской ССР, хотя, разумеется, об агрессивных планах Сталина у него там и речи нет) ( Кремлев С . Если бы Берию не убили… М., 2012. С. 189–191). О сворачивании конфликтов и вообще о бериевских преобразованиях мы еще поговорим подробно, а пока отметим, что курс на такое сворачивание был взят триумвиратом (пока, понятно, в глубокой тайне) еще за три года до сталинской смерти…
Берия Лаврентий Павлович. Родился в марте 1899 г. в Кутаисской губернии в бедной крестьянской семье. Впрочем, есть сведения, что мать Л. П. состояла в отдаленном родстве с княжеским родом Дадиани. В 1921–1922 гг. работал в органах ЧК в Баку, с 1922 г. переведен в Тбилиси, где дослужился до главы тайной полиции республики. В 1931–1938 гг. возглавлял парторганизацию Грузинской ССР (а до 5 декабря 1936 г. – и парторганизацию упраздненной в этот день Закавказской федерации).
В 1938 г. переведен на работу в Москву, сначала заместителем, а с 8 декабря – наркомом внутренних дел. С 1939 г. – кандидат, с 1946 г. – член Политбюро. В 1941 г. получил звание Генерального Комиссара госбезопасности (звание, соответствовавшее званию Маршала Советского Союза, последнее звание получил 9 июля 1945 г., при присвоении чекистам стандартных воинских званий вместо особых). В годы Великой Отечественной войны – член, с 1944 г. – заместитель председателя Государственного Комитета Обороны. 29 декабря 1945 г. освобожден от обязанностей главы НКВД (передал полномочия Круглову 10 января 1946 г.), после чего сосредоточил свою деятельность на военных проектах СССР (в первую очередь на атомном, руководителем которого стал еще с 20 августа 1945 г.; впрочем, проблемой атомной бомбы Л. П. занимался и раньше, как минимум с 1943 г.). С 1946 г. – заместитель главы Правительства СССР. После успешного испытания советской атомной бомбы вес и влияние Берия в руководстве СССР резко возросли.
