В свободное от службы время приходилось отсиживаться в помещении, так как пойти в город – это ежеминутно подвергаться риску гибели от осколков или взрывной волны. Мы как-то с одним командиром роты решили посмотреть, что делается в городе. Вышли, дошли до какой-то площади, и тут нас застала очередная бомбежка. Укрылись в каком-то проезде. На наших глазах бомба ахнула на середине площади, над нашими головами провизжала стая осколков, а нас самих бросила на землю взрывная волна. Вот так мы и погуляли, а ведь могли вообще не вернуться. В конце ноября поступил приказ о вывозе штаба и частей 51 армии из Севастополя. Мы ничего не понимали. Видели, что в Севастополь прибывают части с Большой земли, а подразделения, очень, правда, небольшие, 51 армии должны вывозиться. Понимай – не понимай, а исполняй. В штабе были составлены списки командного состава, кто вывозится, а кто остается. Я и еще несколько командиров нашего батальона попали в список эвакуируемых. Перспектива не особенно блестящая. Нужно будет плыть морем под воздействием подводных лодок и авиации противника, и очень мало шансов благополучно добраться до какого-то берега. Куда нас вывозят, не сообщали.
Настал день погрузки, и нам объявили, чтобы мы явились в Килен-бухту для погрузки на крейсер «Красный Кавказ». Известно было, что за этим крейсером пристально следит фашистская авиация и флот, так как он (крейсер) причинил большой урон фашистам под Одессой.
Утром отправились в Килен-балку. Весь берег, причальная стенка прикрыты батареями полуавтоматических зенитных пушек. Крейсер стоит у стенки, и идет погрузка. Мы решили пока на крейсер не идти, остались на берегу. Не прошло и получаса, как начались беспрерывные налеты. Тройками, шестерками, девятками фашистские самолеты начали бомбить «Красный Кавказ». Заходят с носа, с кормы, с бортов, одновременно со всех сторон, чтобы разделить заградительный огонь. Корабль отбивается счетверенными зенитными пулеметами и зенитными пушками, береговые батареи зениток прямо неистовствуют, гул, шум, разрывы бомб, свист и визг падающих бомб, словом, какой-то кромешный ад, а мы забрались под деревянный навес и только наблюдали за этой адовой картиной, а сделать ничего не можем. Чем поможешь? Винтовкой? И так продолжалось целый день почти без перерыва. А погрузка идет, если ее остановить, то вообще никогда ничего не погрузишь. Был один особенно страшный момент. Мы все время наблюдали за отрывающимися от самолетов бомбами, определяли, что оторвавшаяся бомба, судя по ее траектории, неизбежно попадет в то место, где находились мы. Все находившиеся рядом рванулись вперед, убегая от бомбы. Я тоже побежал и, добежав до какого-то строения, остановился, повернувшись спиной к морю. Почему-то решил, что это спасет лицо от осколков. Нарастающий свист падающей бомбы заглушил все на свете. Взрыв – и все вокруг потемнело. В чем дело? Живой или неживой? Никакой особой боли не чувствую, только по спине как будто бы прошлись чем-то твердым, жестким, рубчатым. Стою. Прошло какое-то время, и стало светлеть. Когда окончательно просветлело, только тогда разобрались, в чем дело. Оказывается, убегая от бомбы, мы бежали под нее. Нас спасла только одна случайность. На берегу для бункеровки лежала огромная куча угля, мы к этой куче бежали, бомба попала в край этой кучи со стороны моря, взрывная волна и осколки, по существу, были погашены углем, а поднявшаяся пыль привела на какое-то время к полной темноте. Вот так, удирая из-под бомбы, бежали под нее. Можно представить, какие черномазые мы были после угольной купели.
Достали ведра, почистились, умылись – воды сколько хочешь – целое море, и все же на крейсер не пошли. Трудно при бомбежке сидеть в закрытом помещении. Так продолжалось до самого вечера. Часов в 6 утра была дана команда – все на борт, и мы отошли от стенки и стали на банку или бочку, не знаю, как по-морскому, посреди бухты, ожидая полной темноты. Только часов в 8 вечера вышли в море. А море-то встретило нас не особенно хорошо – разыгрался 9-балльный шторм. С точки зрения безопасности плавания это было хорошо – торпедные катера, подводные лодки и авиация противника в такой шторм, да и ночью еще, не страшны, а нас качает и бросает во все стороны, так это неизбежное зло морского плавания. Командный состав крейсера пригласил нас, командиров батальона, в кают-компанию. Угостили настоящим морским чаем – горячим и черным от крутой заварки, а к чаю печенье, которого мы не видали уж много времени. Но недолго длилось наше блаженство. Прозвучали колокола громкого боя, а это значит боевая тревога. Моряки сорвались с места, а нам только оставалось последовать за ними и искать такое место, чтобы не мешать морякам работать. Приблизительно через час отбой. И тут выяснилось, что радистами крейсера пойман SOS какого-то нашего корабля, который просил помощи, но координаты свои не указал. Крейсер пошел на поиски этого корабля, но так его и не нашли. Моряки рассказывали нам, что идем к турецким берегам, а потом поворачиваем на восток и плывем к Кавказу. В какой порт зайдем, еще неизвестно, будет зависеть от обстановки и приказа свыше.
Так прошла штормовая ночь. Под утро мы были в виду какого-то берега, но подойти и ошвартоваться из-за большого волнения не смогли. Остановились на рейде. К полудню подошел какой-то пароход, еле двигается, накренившись на один борт. Волнение моря несколько улеглось, и мы пришвартовались у стенки. Это оказался Поти, не имеющий закрытого порта. Выгрузились, попрощались с моряками и направились в комендатуру, чтобы узнать, где остановиться и что делать дальше. В комендатуре нам предложили пойти пообедать в офицерскую столовую, а после обеда ждать распоряжения. Мы так и сделали.
Немного отдохнув, в особенности после морского перехода, хотели было направиться в город посмотреть, что он из себя представляет, как был получен приказ отправиться в порт к морскому коменданту. Очень неохотно пошли в порт. Начало уже темнеть. Комендант передал нам приказ снова погрузиться на крейсер «Красный Кавказ» для дальнейшего следования, а куда? Там узнаете. И снова мы на корабле, куда пойдем, нам не говорят. В темноте отошли от стенки и поплыли в ночь. Под утро в полной темноте зашли в какой-то порт, и нам приказали выгружаться. Сошли с корабля, ни зги не видно. Куда идти? Откуда-то появился провожатый, и мы пошли, спотыкаясь о рельсы, камни, какие-то грузы, и приблизительно через час вышли на прямую дорогу, да уже и посветлело. Оказалось, нас привезли в Новороссийск. Снова комендатура. Полдня мариновали, не давая места для отдыха. Был и здесь налет фашистской авиации, но по сравнению с Севастополем это были семечки. К концу дня дали место в какой-то гостинице и сказали, что мы свободны до 10 часов вечера. Расположились отдыхать. За день порядочно устали, а вместо обеда выдали нам сухой паек – селедку, колбасу, сахар и хлеб. Часов в 12 ночи нас подняли и приказали отправляться на вокзал, сесть в поезд и ехать до станции Крымской, там выгрузиться и ждать приказа. Значит, снова в путь.
Под утро прибыли в Крымскую. Холодно, все в снегу, а мы в летнем обмундировании. Комендатура о нас ничего не знает. Вокзал на отшибе от станции. Куда нам деваться – неизвестно. Связи со станцией (телефонной) нет. Возможно, городская (станичная) комендатура знает, что нам делать и куда деваться. Я и еще один комроты пошли в станицу искать комендатуру. С большим трудом нашли. Там о нас тоже ничего не знают, но мы «выкричали» место в какой-то школе. Вернулись на вокзал, забрали остальных и пошли искать эту школу. Хорошо, что уже наступило утро, – было хотя бы у кого спросить дорогу. Школа представляла собой ветхое здание, холодное, с полуразрушенными печами. Пришлось как-то приводить печь, хотя бы в одной комнате, в порядок, добывать топливо (просто разобрали какой-то забор), чтобы протопить и устроиться на полу поспать немного. Так «приветливо» нас встретил тыл.
Через некоторое время получили приказ всех людей – рядовых и сержантов – отправить в Темрюк, а самим ждать указаний. Начали устраиваться на квартиры. Мы с Петровым (тоже комроты) как-то под вечер зашли в стансовет попросить направление на квартиру и встретили там одну женщину, прилично одетую, городского типа, разговорились, и она предложила нам комнату в своем доме. Пришли к ней и были поражены – отдельный ухоженный домик, хорошо обставленные комнаты (3 или 4 – не помню), прекрасные кровати, словом, то, чего мы не ожидали. Оказывается, у нее на постое был генерал авиации Каманин, его соединение куда-то перебазировалось, комната освободилась, и она предложила ее нам.
Питались мы в столовой военторга. По радио ОБС («одна баба сказала») на базаре распространился слух, что немцы заняли Ростов. Потом этот слух подтвердился, а через несколько дней узнали, что Ростов у немцев отбит. Через несколько дней получили приказ явиться в Темрюк в штаб армии. Транспорта никакого нет. Пришлось идти пешком, частично подбрасывали попутные машины. Тут на дорогах мы увидели передвижение больших масс войск. Оказалось – кавказцы: грузины, армяне, азербайджанцы. Как саранча, это войско съедало все, что попадалось на пути. Во время привалов забегали в хаты придорожных деревень, съедали капусту, морковь, картошку, в общем, все, что попадалось под руку, и население делало свои выводы – перестало пускать в хаты всех одетых в военную форму. А морозы стояли очень приличные, с ветерком, метелицей. Хорошо, что за пару дней до этого мы получили зимнее обмундирование: ватные штаны и куртку; шапку, варежки, теплое белье и портянки, к тому же еще из подарков фронту по две пары вязаных шерстяных носков. Одеты были хорошо, но целый день на морозе все же сказывался. Иногда удавалось зайти погреться в хату. Тут была главная роль Петрова. Он блондин, и когда его рассматривали в окно, то убеждались, что это не кавказец, и пускали. Таким путем добирались до Темрюка почти двое суток. Прибыли в Темрюк, доложились в штабе армии, определили нас на постой и сказали ждать дальнейших указаний. Все лишнее белье (летнее), портянки и носки вязаные, полотенца я запаковал и отправил в Подгоры, где находилась семья. Все-таки хоть небольшая помощь.
