— А жил где? — тут же задал вопрос Бендер.
— Жил? — удивленно посмотрел уже без очков, которые он успел снова поднять на лоб, переспросил хозяин кабинета. И обведя свой кабинет взором еще раз произнес:
— Жил? Вот здесь и жил, где вы сейчас и сидите, товарищ. Это весь его дом, здесь была его фотостудия, где сейчас работают наши фотографы, фотолаборатория, а на втором этаже, как мне известно, располагались его жилые комнаты. Очень богатый был человек, состоятельный, имел свой фаэтон, автомобиль, чтобы разъезжать по дворцам, когда его приглашали. Да-а… — протянул со вздохом глава обслуживания крымского населения. — Жил, ничего не скажешь, — прервался он.
— А где он? Где же он сейчас? — ворвался в паузу Бендер.
— Да, сейчас? — выпалил и Балаганов.
— Где? Как где? Где же он может быть? Как вам известно в Крыму было ой-оеё, что было, если вспомнить. То революция, то немцы, то французы-англичане, то Деникин, потом Врангель. И власть теперешняя сейчас, товарищи. Так где же он может быть, хочу я вас спросить. Конечно же, в загранице. Оставаться здесь, когда он верно знал, что всё это, — обвел рукой свой кабинет, — у него заберут. А его самого… — не договорив, недвусмысленно развел руками директор.
— Ясно, — упавшим голосом протянул Остап.
— Да, час от часу не светлее, — кивнул своему командору Балаганов и, наклонив голову, уставился на директора обслуживавшей конторы.
— Значит, ничего другого вы нам сообщить больше не можете?
— Что же я могу вам еще сообщить, товарищи. Я вам рассказал всё, что знал. Я в то время работал не у него, фотографией я и не занимался, обшивал людей, портным был, товарищи. А вот мой постоянный заказчик — так тот да. Служил у хозяина лаборантом…
— Лаборантом? — переспросил Балаганов. — Как это?
Бендер сунул ногу к своему помощнику и стукнул его по туфле.
— Как это? Лаборантом, который проявляет пластинки, закрепляет и делает уже фотографии. Вы что, молодой человек, не знаете разве?
— Да, это… Мы газетчики это хорошо знаем, — вставил Остап, хотя и он не совсем был знатоком всего фотографического процесса. — А радисты… радиокомитетчики могут этого и не знать.
— Да, понимаю, разве можно всё знать, — согласился директор.
— А где можно повидать нам вашего постоянного заказчика и поговорить с ним? — спросил, обнадеживая сам себя, что узнает еще что-то у этого лаборанта Бендер. — Как имя, отчество его?
— Зовут? Звали вы спрашиваете? Насколько я помню, господином Мильхом его звали, а вот отчество… — задумался директор. — Не помню его отчество, товарищи, — поджал губы он виновато.
— Ну, а как его найти? Как его найти? — задал вопрос Остап, который он уже не раз задавал в своем поиске.
— Вы меня спрашиваете как его найти? Если бы он был в живых, то, может быть, я бы вам и подсказал. Он был связан с подпольем, с красным подпольем, так врангелевцы его арестовали и расстреляли. Ему не повезло, как мне. Я удачно скрылся, ведь я тоже помогал подпольщикам, хотя не могу называться героем освобождения Крыма, по некоторым обстоятельствам.
— Так, так… Но мы, молодые, с уважением относимся к таким каким являетесь вы, уважаемый Моисей Аронович. Так говорите, его расстреляли?
Балаганов так и порывался задать свой вопрос, но после пинка ноги командора, молчал, как в рот воды набравший.
— К сожалению, товарищи. Расстреляли, несмотря на то, что брат его был мичманом у тех же врангелевцев. А сестра его служила во дворце «Кичкинэ», это возле Ялты, если вы знаете. Тоже важная особа была, как мне известно. У неё в любовниках ходил белый капитан. Она как-то приезжала с ним на автомобиле в Симферополь. А вот ее брату, как я уже говорил, не повезло, погиб, как поется в песне «за правое дело», — усмехнулся Цмель.
И Остап понял его усмешку как скепсис, хотя и относится к советской элите, находясь на должности директора. Но, очевидно, не в восторге от теперешнего «правого дела», и Бендер настоятельно спросил:
— И всё же, может, у родителей можно узнать что-нибудь? О их сыне? Если живы они, конечно, да и брат, сестра…
— Ну, адрес я вам назову, конечно, улицу… Там найдете, если надо… — открыл он стол и начал копаться в ящике его. Компаньоны терпеливо ждали, а он говорил: — Если так вам надо для вашей газеты и радио… Посмотрю в своих старых записях…
— Да-да, посмотрите, пожалуйста, Моисей Аронович, мы будем вам очень благодарны.
— Может и о вас несколько слов скажем… — промолвил Балаганов, глядя на Бендера с немым вопросом: «Правильно сказал я, командор?».
Остап кивнул, склонив голову, что, мол, одобряет эту вставку, несмотря на свой недавний запрет названному брату Васе выступать в их важном разговоре.
— Так вот… Своих заказчиков я записывал… Нашел, имя, отчество есть… Мильх Виктор Карлович, Гимназический переулок… номера дома нет. Проживал может с родителями, может и с женой… или еще с кем, как я могу знать. Я с ним не поддерживал отношения. И во время подпольной работы, а так… — покачал головой бывший портной.
— А сестра его, вы с ней не встречались? — задал вопрос Остап.
— Конечно, нет, как же я мог с ней встречаться, — снял очки Цмель и начал их старательно протирать фланелькой. — Встречаться… — повторил он свое, — когда врангелевцы и знать дворянская уплыли морем. И сестра Мильха с ними, наверное… С офицером жила она, как я говорил, что видел её разъезжающей в машине. Красивая была такая, молодая, нарядная, какой я её видел.
— И фамилия у неё, наверное, тоже Мильх?
— А вот имя её не знаю, — одел очки и посмотрел сквозь них на «газетчика». — А если замуж вышла, то и фамилия, может, у неё другая, товарищи.
— А сейчас у вас фотографы все новые?
— Конечно, где же наберешься старых на советскую зарплату, — усмехнулся Моисей Аронович. — Кто опытный и с деньгами свое дело пооткрывали, а кто нет… Пришлось разных приглашать, опытные не опытные, но работаем. Вот так, что могу вам сказать на все ваши вопросы, товарищи.
Поблагодарив Моисей Ароновича, компаньоны, обнадеженные узнанным, вышли уже на вечернюю Пушкинскую улицу.
Когда он и его помощник сели в машину, Остап сказал:
— Номер дома в Гимназическом переулке нам неизвестен, поэтому завтра снова в адресное бюро, камрады.
— В адресное бюро? Нашли Мацкова? Остап Ибрагимович? — спросил обрадовано Козлевич.
— Нет, Адам. Искали не ту фамилию, не Мацков, оказывается, а Мацкин, — и Остап поделился полученными сведениями со своим непревзойденным автомехаником. И закончив, распорядился: — Ночуем в знакомой нам гостинице…
— Но и поужинать надо, командор, — обернулся к нему Шура.
— И поужинаем, детушки. А завтра утром снова в бой.
После ужина и поселения в гостинице два компаньона вышли прогуляться по ночному Симферополю. Козлевич остался отдыхать в автомобиле. Бендер был задумчив и с Балагановым почти не разговаривал, рассуждая, как это было часто.
Походив мимо ярко освещенных витрин кинотеатров, магазинов, кафетерий и кондитерских, Остап и Балаганов вышли на Салгирную к базару. Там всё еще толкался народ, продавцы зазывали покупателей, устало расхваливая свой товар.
В эту ночь Бендер и Балаганов спали в одном номере, без женщин, которые напрашивались на знакомство, когда они прогуливались. Козлевич остался в автомобиле, сторожил его.
До открытия адресного бюро, сидя в машине, Остап говорил своим компаньонам:
— Конечно, визит к родителям фотолаборанта-под-польщика, если они даже и живы, ничего нам не даст. И за хозяина их сына они навряд ли нам что-либо сообщат, друзья-искатели. Но всё же попытаемся что-нибудь узнать. Поскольку их сын был исполнителем, обрабатывал заснятые материалы заведением Мацкина, то должен и знать что-то…
— Да, он, а не его родители, Остап Ибрагимович, — вздохнул Козлевич.
— Если бы жив был бы, этот фотолаборант, командор.
— Конечно он же и карточки для этого фотоальбома печатал, проявлял и закреплял, — говорил Бендер, как будто не слыша замечаний своих единомышленников.
— Нет человека в живых, а вы, командор, говорите…
— Да, резонно, Шура, резонно, — оторвался от своих размышлений Бендер. — Я и говорю, всё это туманно и неопределенно, но… — сделал паузу Бендер.
— Посетить этот адрес нам следует… — закончил за своего предводителя Козлевич.
— Нам надо после этого, камрады, посетить и дворец «Кичкинэ». Там, может быть, отыщется сестра фотолаборанта, которая гуляла с офицером белых.
— Надо, Остап Ибрагимович, надо, — согласился Козлевич. Балаганов молчал, чувствовалось, что он не доспал и сейчас подремывал, откинувшись на мягком сидении.
Бендер еще немного вслух поразмыслил и, взглянув на часы, вошел в адресное бюро, куда прошли уже служащие.
