Когда невысокого роста кряжистый мужичок в тельняшке обернулся, я едва не потеря дар речи: передо мной стоял Петрович собственной персоной! Мой начальник из той моей реальной жизни. И только спустя пару минут до меня дошло — это не он! Я выдохнул и, наконец, услышал, что он что-то раздраженно, даже зло, объясняет парням. На последней фразе я окончательно включился.
— Так, орлы!– Петрович сердито рубанул воздух ладонью. — Повторяю для особо одаренных! На сегодня все свиданки отменяются! Вечером мы при полном параде идем патрулировать город вместе с ребятами из ДНД. Я все сказал!
Глава 4
Наша компания недовольно загудела.
— Не обсуждается! — отрезал Петрович. — Сегодня концерт на открытой сцене. У милиции на вечер запланирован рейд. В последнее время карманников много развелось. Мы на подхвате, смотреть в оба! Форма одежды — парадная! Встречаемся в шесть возле опорника! Повязки нам выдадут! Всё, свободны! Марш на дежурство. Там, поди, уже все утопленницы устали тонуть, вас дожидаючись! — хмыкнул тренер нашей сборной по парусному спорту.
Мы гурьбой высыпали из общаги и разошлись парами в разные стороны. Пляжей было несколько: Центральный, Каменка, Детский (он же Козий) и Пятачок на самой оконечности Городской косы. На самом деле купаться там запрещалось, но местные на запрет не обращали никакого внимания, а вместе с ними туда повадились ходить и отдыхающие. На Каменку и Детский парни решили идти пешком, было недалеко. А нам с Женькой предстояло ехать на единичке до центрального рынка, а там пересаживаться на четверку и под конец топать пешком.
Именно нам с Жекой предстояло дежурство на Пятачке: знали мы его как свои пять пальцев, потому что занимались в учебно-спортивной парусной секции. Пока ждали автобус, решили выпить по кружке холодного кваса.
Слегка помятая желтая бочка стояла в тени старого разлапистого клена. Странно, совсем не помню, в каком году квасные бочки исчезли с улиц нашего курортного городка. Сейчас квас разливают в заводские металлические кеги, продают в пластиковых полторашках или банках. В советских квасных бочках из моего детства даже в самую сильную тридцатиградусную жару квас всегда оставался холодным
На стуле, как на троне, восседала дама средних лет с суровым неприветливым лицом легендарных советских продавщиц. Облаченная в почти белые халат и косынку, женщина наливала страждущим кому в поллитрушку за шесть копеек, кому в граненный стакан за три. За трехлитровый термос народ отстегивал тридцать шесть медяков. А если накинуть сверху четыре копейки, то продавщица наливала холодненького прям с горкой!
Я завис, разглядывая пацаненка лет десяти, который стоял в очереди с красным в горох бидоном. Точно такой же был у нас. Все лето именно я бегал за квасом к военторгу. Впрочем к нему же с этой посудиной я ходил и за молоком. В тени высоких ясеней располагался молочный киоск. Там из больших блестящих фляг такая же дородная дама разливала огромным половником в тару советских граждан молочко. Двадцать восемь копеек за литр!
Подошла наша очередь, и мы с Женькой заказали две поллитры. Отошли в сторонку и принялись неспешно пить. Автобусы ходили редко, так что летнюю ленивость мы отчасти могли себе позволить.
Я наблюдал, как продавщица ловко ставит грязные стаканы на вертушку и ополаскивает их водой, и размышлял: не хочется признавать, но походу я оказался героем одной из своих любимых книг. Попал в тело молодого студента и теперь проживаю его жизнь. Точнее, буду жить свою собственную заново…
Поздравляю тебя, друг ты мой Лёха, даже здесь, в этом далеком 1978 году, ты никто иной как спасатель! Второй шанс, говоришь? Ну-ну. Я вышел из благостной тени деревьев в объятия горячего южного солнца и заказал еще одну кружечку кваса, радуясь, что расстроенный из-за вечера Женька не мешает мне думать своей болтовней.
Нет, дорогой товарищ спасатель второго класса Алексей Степанович Лесовой, это всё не сон, это твоя новая реальность в твоем родном городе, в котором ты родился и вырос, из которого ушел в армию. В котором до сих пор тянешь лямку в поисково-спасательном отряде МЧС.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сейчас, когда воспоминания студента полностью осели в ячейки моей собственной памяти, я осознал, что с именем мне повезло. Студент-второкурсник оказался почти полным тёзкой, звали его Алексей Степанович Лесаков! Парень он был хороший, после первого курса остался сиротой, умерла бабушка, которая воспитывала его с пятнадцати лет: родители-альпинисты погибли в горах при сходе лавины.
Парнишка оказался спортсмен, занимался парусным спортом, хорошо плавал, любил читать приключенческие романы, был неотразим в глазах девичьей общественности. Голубые глаза, копна пшеничных волосы и накачанное в меру спортивное тело вкупе с высоким ростом превращал его в лакомый кусочек не только для одиноких отдыхающих тридцатилетних дамочек.
Вопросы за что и зачем передо мной не стояли. А вот как выжить в этом слабо знакомом мне времени и вернуться назад жрали нервные клетки со скоростью пираний. Второй шанс и новая жизнь — это все хорошо. Но мозги-то старые, за плечами полтинник всякого-разного. И Галина… Кто будет ухаживать за её могилой? Некому. Сироты мы с ней по жизни.
Стоп! Мелькнула какая-то мысль, и я попытался ухватить её за хвост. Но тут, пыхтя и громыхая, подкатил старый желтый дребезжащий городской автобус под номером один, прозванный в народе единичка.
Мы торопливо поставили кружки на влажный поднос и ломанули в сторону общественного транспорта. Попасть внутрь знаменитого ЛиАЗа на курорте в любое время дня тот еще квест. Уж это я хорошо помню.
Мамашки с огромными пляжными сумками или пакетами, с колясками и орущими от жары детьми. Бабульки с авоськами, требующими уступить место. И попробуй не встань, не уважь старость! Всю дорогу, пока не выйдешь, тебя будут костерить на весь автобус, сотрясая воздух репликами: «Что за молодежь пошла!», «Бессовестные!», «Мы за вас кровь проливали!», «Кто вас воспитывал!» Впрочем, вредные бабки-скандалистки существуют во все временных потоках!
С трудом впихнув н аши тела в раскаленное железное нутро, и оказались зажатыми со всех сторон потными телами. За нашими спинами с трудом закрылась дверь, битком набитый автобус отчалил от остановки. И началась автобусная игра: «Передайте за билет», «Прокомпостируйте, пожалуйста», «Мужчина, вы мне все ноги отдавили», «Женщина, не тыкайте в меня вашей авоськой», «Уберите от меня вашего ребенка!»
Мы передали десять копеек за два билета, попросили прокомпостировать. И погрузились каждый в свои мысли в этом живом потном клубке человеческих тел хотелось только молчать, аккуратно вдыхая через нос. Мне всегда казалось, что не только женщины, но и некоторые мужчины, перед тем как зайти в общественный транспорт, специально обливаются одеколоном и духами.
На таком автобусе я ездил в музыкальную школу учиться играть на гитаре. Хотя чаще все-таки бегал пешком через городской парк, а деньги экономил на фруктовое мороженое за семь копеек в бумажном стаканчике, которое продавали почему-то только летом, или оставлял на сдобу за девять копеек, которую покупал после школы. Любовь к этим двум продуктам я пронес через всю свою несуразную жизнь.
Одна из центральных парковых аллей выходила на прогулочную зону — длинный широкий тротуар, пересекающий почти половину города. Заканчивался бульвар возле Гостиного Двора, который местные называли просто — центральный рынок, а то и вовсе базар.
Построенный по образу и подобию Петербурского, но только в миниатюре, — Гостиный Двор был сердцем провинциального купеческого городка до Советов, им же остался и с приходом коммунистов.
Кубанскими фруктами и ягодами, арбузами и дынями, творогом и молоком торговали внутри Гостиного Двора. Снаружи это были магазинчики, не всегда наполненные нужными товарами.
Нас вынесло человеческой волной на базаре, мы пересели на другой автобус и вскоре добрались на Центральный пляж. Через три года после моего рождения в честь тридцатилетия Дня Победы на пляже торжественно установили бронекатер-памятник «Патриот».
