– Какая жалость. Я подозреваю, что ваш поцелуй произвел бы неизгладимое впечатление. Извините.
– Нет. Это я должна извиниться. Обычно я не вешаюсь на шею незнакомым мужчинам. Что я сказала? Никогда не вешаюсь на шею незнакомым мужчинам. Должно быть, это все из-за шока.
– Не надо! – Не успев подумать, что делает, Данте накрыл ладонью ее руки, призывая замолчать, и почувствовал, как пульс резко пошел вверх, отдаваясь в ушах. Он отчаянно перебирал в уме ничего не значащие фразы для сглаживания неловкости. Ни одна не подходила. – Не надо извиняться. – Не хотелось, чтобы она извинялась за поцелуй. Он не лгал. – Это самое лучше, что произошло со мной за последнее время.
А шум в ушах – это, наверное, звук жизни, хлынувшей сквозь брешь в стене, которой он отгородился от мира.
Убрав руку, Данте открыл дверцу дровяной печи.
– Что сказали в банке? – Он подбросил пару поленьев.
Джели молчала, он повернулся к ней.
– Будут разбираться. Назадавали мне кучу вопросов. Такое впечатление, что они думают или, лучше сказать, надеются, что я дала пароль своему бойфренду, который меня и обчистил.
– Такое бывает.
– Только не со мной! – Возможно, она говорит излишне горячо. – Моя бабушка вскоре после смерти мамы потеряла все, что имела, поверив мошеннику – элегантному, милому и бесконечно терпеливому с нами девочками. Он даже купил мне несколько черных лент. Попалась не только бабушка. Мы все влюбились в него, даже собака. Потом долго не могли прийти в себя. И финансово, и морально.
– Поэтому вы так на себя злитесь? Не стоит. Вы виноваты не больше, чем тот, кого ограбили на улице.
– Я знаю, но, черт возьми, Данте, все было безупречно. Комната с французскими окнами с видом на кафедральный собор, маленькая спальня, которую я могла бы использовать под мастерскую. Извините. Я знаю, квартира не существует, но до сих пор с трудом могу в это поверить.
– Вы понимаете, что случилось, но вам нужно время, чтобы свыкнуться с этим.
Он знал, как это бывает. До сих пор в бессонные ночи прокручивал в голове тот день, когда выложил Валентине все, предоставив ей выбор: остаться с ним или уйти. Она пустила в ход все, что могла – самые нежные слова и самый жгучий секс, – в отчаянной попытке заставить его изменить решение, ситуацию, вести себя иначе.
– Наверное.
– Задержка рейса, плохая погода, а потом выяснилось, что вы стали жертвой мошенничества. От такого у каждого голова пойдет кругом.
– Моя, похоже, совсем отупела.
– Есть у вас какие-нибудь мысли о том, что делать дальше? Останетесь ли вы или все-таки уедете домой?
– Если поеду домой, окажусь в таком же положении, что и здесь. Жить негде, работы нет, денег тоже, пока банк не вернет то, что украли со счета. Это если он решит их возвращать.
– А как же ваши сестры?
– О, они мигом предложат и жилье, и работу, но это сразу вернет меня в положение маленькой девочки. Паршивой овцы в счастливой семейной овчарне. Уже поздно. Здесь можно где-нибудь снять комнату? Какой-нибудь pensione? Любое место, куда меня пустят переночевать в такое время?
– Да, совсем рядом. – Данте повернулся к огню и ударил кочергой по углям, отчего взлетело облако искр. – Лиза отдала вам свою комнату. Она напротив ванной.
– Ванной? Вы имеете в виду ее комнату здесь? В этом доме? Но я не могу.
– Дверь запирается на ключ.
– Я хочу сказать, это может вас стеснить.
– Думаю, стоит попробовать. Как вы заметили, уже поздно, и есть еще одна проблема.
– У меня осталось немного наличных. И кредитная карта, на крайний случай. Полагаю, сейчас именно такой случай, верно?
– Безусловно, но позвольте мне договорить. Остается проблема с котенком. Боюсь, в отеле ему будут не рады.
– Я могу…
– Нет, не можете.
– Вы не знаете, что я хотела сказать.
– Вы хотели сказать, что можете снова сунуть его в карман, и никто ничего не узнает. Мы оба видели, что произошло в баре.
– Ладно, котенок действительно проблема. Но как же Лиза?
– А что Лиза?
– Если это ее комната, где будет спать она?
– Там же, где всегда. Она держит здесь кое-что из своих вещей на случай непредвиденного визита кого-нибудь из родственников, но на самом деле живет у Джованни.
– Вы серьезно?
– Вам кажется, она несколько выросла из того возраста, когда девушку волнует мнение родителей о том, что она живет с парнем?
– Ну… Ну, да.
Предлагая комнату, Данте избегал смотреть на Анжелику. Не говоря уже о котенке, он ни за что не отпустил бы ее после столь впечатляющего обморока. Однако вспышка страсти, промелькнувшая между ними, усложняла то, что в других обстоятельствах было проявление обычного гостеприимства. Она должна быть уверена, что его предложение не подразумевает никаких условий, ожиданий поцелуя и даже большего.
Черт, он должен наконец прекратить вспоминать этот поцелуй.
– Это сложно объяснить.
– Я все могу понять. У меня в семье очень сложно.
– Возможно. – Он хотел знать о них все. Все о ней. Почти так же сильно, как не хотел. – Но едва ли это можно сравнить с такими сложностями, как вековая вражда между семьями из-за козы.
– Из-за козы? – Анжелика в недоумении уставилась на него, готовая засмеяться.
Если она засмеется…
– Вам никогда не приходилось приводить в дом бродячую козу, Анжелика?
– О, ради бога. Даже я понимаю, что коза в саду это сущий кошмар. Особенно они беспощадны к розам, а моя бабушка обожает свои розы.
– Козы способны сожрать все, но это неподходящая история для такого позднего часа. Тем более что я хорошо поел и много выпил.
– Я тоже. Может быть, стоит приберечь ее для другого случая?
– Назначаете мне свидание? Нет. Не свидание.
Madonna, как все сложно.
В какой-то миг они были на грани того, чтобы сорвать одежду друг с друга, возможно, всего лишь возможно, если бы он вовремя не хватился, все было бы хорошо. А теперь Анжелика выглядит так, словно у нее на шее табличка «Не прикасаться».
– Вы, наверное, устали. Я покажу вам комнату.
– Да… Нет… Вы с Лизой невероятно добры, но ничего обо мне не знаете. А я ничего не знаю о вас.
Глава 5
Шпинат можно оставить на завтра, а сегодня ешь мороженое.
(Из маленькой книжки Рози про мороженое)Это не так. – Данте возразил слишком быстро. – По крайней мере, в первой части. Я уже многое о вас узнал. Вы талантливый дизайнер. У вас обширные познания по части оказания первой помощи. И по части мороженого. Еще у вас сложная семья, которую вы любите.
– Не так уж много, если собираешься пустить в дом незнакомого человека.
– Может, и нет, но вы добрая, жалостливая женщина. – А еще, когда она вошла в бар, все головы повернулись к ней – тоже плюс. И она первая за последний год женщина, с которой он почувствовал себя мужчиной. Нет, надо сосредоточиться на ее доброте. – Даже потерявшись в такую погоду, вы решили спасти беспомощного котенка.
Я не беспомощная! – Джели вскипела, даже слегка порозовели скулы.
– А я стараюсь помочь молодой даме, попавшей в беду.
Да, она не беспомощная, не невинная, если умеет так целоваться.
В ответ раздался короткий смех, который она быстро оборвала. Возможно, мысль сравнить ее с дамой, а его – со странствующим рыцарем показалась ей забавной, но Данте обрадовался уже тому, что смог ее рассмешить.
– Простите, Данте, но я не верю в сказки.
– Нет? А как же сироты, брошенные, обиженные, испуганные? Как можно не верить? Вы же только что столкнулись с горячим дыханием переодетого волка.
– Да какой там волк, слишком лестное сравнение для жулья. Скорее отвратительный холодный мышиный писк. Ладно. Я потеряла деньги, заработанные упорным трудом, но не собираюсь голодать или спать на крылечке.
– Ни сегодня, ни потом, пока здесь есть свободная комната.
– Я…
– Завтра я отведу вас в commissariato, чтобы вы могли сообщить о мошенничестве. Вам понадобится помощь переводчика.
– А какой смысл? Ловить интернет-мошенников – все равно что пытаться поймать муху палочками для еды.
– И все усложняется тем, что те, кто попался на их удочку, часто считают глупым сообщать об этом полиции. Будто они сами виноваты в том, что им так не повезло. А это не так. Вы не виноваты.
Румянец залил ее щеки.
– Я понимаю, но забыла свое главное правило и вела себя неосторожно. Теперь сложнее осуществить то, что задумала, но я не позволю, чтобы какой-то мерзавец разрушил мои мечты, не побегу домой, поджав хвост. Не хочу быть жертвой.
Она говорила так искренне и страстно, что Данте захотелось крикнуть «Bravissima!», обнять ее и расцеловать в обе щеки. Но английские гены призывали к сдержанности. Анжелика просто злилась на воров, на себя за то, что позволила обмануть.
