Саша подошел поближе — нужно было отыскать овальное клеймо, которое окончательно и неопровержимо доказало бы, что лошадь та самая, украденная. Его не было видно со стороны улицы, и Саша протиснулся меж лошадью и забором. Кобыла фыркнула, а Саша присел, рассматривая лопатку лошади. Вдруг резко свистнул кнут и на него обрушился поток площадной брани. Саша отскочил от саней.
— Ты чо, такой, сякой, этакий! — орал крохотный мужичонка, невесть откуда появившийся возле лошади. — Угнать собрался? А ну!
— Сдурел, мужик? — забормотал Саша, наливаясь, несмотря на мороз, жаром стыда. И нашелся: — У моего дядьки такая же. Я подумал, он где-то рядом…
— Дядьки-тетки! А ну давай отсюда топай, пока кнутовища не отведал!
Саша махнул рукой и «потопал»… В поселке ему не повезло, нужного человека не оказалось дома, и Саша, недолго думая, зашел к соседям, достал из кармана чистый бланк и, написав повестку, попросил ее вручить адресату, как только тот появится дома. Вернувшись в управление, сказал Фомину, что задание его выполнил.
— Когда придет? Как тебя встретил?
Саша рассказал, как было дело, и Михаил Николаевич не сумел скрыть досаду.
— Зря чужим повестку отдал. Смотри, что получается: люди узнали, что их соседа вызывают в уголовный розыск, и будут неизвестно что думать. К нам ведь чаще всего попадает народ с червоточинкой. А вызывал я как раз хорошего человека. Хочу попросить его за одним парнем по-отцовски присмотреть. Работают они вместе, а парень этот с плохой компанией спутался. Я хотел его самого вызвать, да он, чего доброго, разболтает новым приятелям, так и спугнем их не вовремя. Поэтому думал повлиять на него со стороны. Нельзя было оставлять повестку соседям. Никак нельзя. Лучше бы в другой раз сходил или в конверт да почтой. У нас в уголовном розыске все человеческие законы куда острее действуют. Вот, скажем, если ты хочешь, чтобы тебя уважали, первый к людям проявляй уважение. Теперь уж тут ничем не поможешь, а на будущее учти.
Заметив, что практикант расстроился, Фомин смягчился, но все-таки посоветовал:
— Думать, Саша, надо. Думать.
ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Однажды дежурный доложил начальнику уголовного розыска, что к нему пробивается отец одного из практикантов. Чертов приказал:
— Пропустите немедленно.
Через минуту он вставал навстречу пожилому мужчине, решительным жестом протянувшему ему руку.
— Чекулаев Евгений Евгеньевич, агроном. — Запнулся и прибавил: — Старший.
Чертов усмехнулся про себя: «Старший кто? Чекулаев или агроном?» Но виду не подал, приветливо и вежливо предложил сесть и сам сел, изобразив готовность слушать гостя до утра, хотя дел было невпроворот.
— Вы видели весенний цветущий сад? — неожиданно спросил посетитель.
Чертов собрал брови у переносицы:
— Как же, приходилось… Был на родине в прошлом году.
— Так вот! — Чекулаев-старший встал, набрал воздуха в грудь, полушубок разошелся, и Чертов заметил орден Красной Звезды, видимо надетый по особому случаю.
Начальник уголовного розыска понял, что сейчас грянет речь.
И речь грянула.
Через час Чертов вызвал в кабинет Чекулаева-младшего:
— Пиши рапорт об увольнении. Был твой отец, все объяснил. Рассказал о своей мечте — фруктовые сады в Сибири. О том, что уже с института выводит морозоустойчивые по Мичурину сорта, что его жизни на это дело не хватит, а ты его законный наследник и продолжатель. И без вас Сибирь садом не станет. Так что пиши.
— Не буду… — Женька решительно отказался, а вечером дома он объявил отцу, что работа в уголовном розыске — настоящее мужское дело, что ловить бандитов тоже кому-то надо, и если комсомол доверил это ему, то пусть отец не становится поперек.
С неделю после этого разговора Женька ночевал у Дорохова, напрашивался на дежурство, лишь бы не идти домой. Кончилось тем, что его подкараулила возле управления мать и чуть ли не силой увела. И кажется, вскоре в их доме установился мир.
У Боровика все было по-другому. Отец Анатолия, лучший в городе мужской портной, зарабатывал достаточно. Но единственному сыну давным-давно почему-то прочили медицинское поприще. И в Иркутский медицинский институт Анатолий поступил в угоду отцу. Нехотя проучился год и был просто счастлив, когда попал в уголовный розыск: его деятельная натура куда больше подходила к погоням, засадам и перестрелкам.
Когда родители Боровика услышали, что их любимый сын переменил профессию, они пришли просто в ужас.
Анатолий выслушал все упреки, все доводы, молча уложил в свой спортивный чемоданчик мыло с полотенцем, пару белья и объявил, что уходит в милицейское общежитие.
Ничего не поделаешь, пришлось родителям признать уголовный розыск. Больше того, отец просидел за своим портняжным столом ночь, и на другой день Боровик появился в угрозыске в шикарной коверкотовой гимнастерке.
Иначе было в семье Дороховых.
— Оно понятно, — сказал отец Саше, — риск, погоня и все такое. Нат Пинкертон, Шерлок Холмс, и кругом одни отпечатки пальцев — не то что землю пахать. У тех сыщиков, Сашок, в книжках, преступники то князь, то графиня, не то что наши бандюги, — Дмитрий Савельевич сморщился, покривился, словно прикоснулся к чему-то пакостному, — жулье, всякие там ворюги — народ поганый. И охота тебе с ними возиться?
Сокровенным желанием Дорохова-старшего было видеть сына кадровым командиром. Наверное, сказывалась казацкая кровь. И отец, и дед, и прадед красного командира Дмитрия Дорохова всю свою жизнь не расставались с конем, шашкой и винтовкой, а вот Сашка подался в агрономы. Ну что ж, в любой станице — хоть в Забайкалье, хоть на Дону или Кубани — агроном был личностью, а сыщики там ни к чему.
Все решал казачий круг. Однако прошло время, Саша твердо стоял на своем. Новая работа пришлась ему по душе, и так получилось, что Дороховы смирились с уголовным розыском.
…Вот и пришел в Иркутск праздник. Двадцать первый Октябрь.
Торжественные дни не омрачились происшествиями, но зато после праздников всех потрясла весть о новом страшном преступлении.
В ЛОВУШКЕ
…На окраину Иркутска едва добрел раненый колхозник и рассказал постовому, что он, дочь и двое соседей на нескольких санях везли на базар битую птицу, мясо и другие продукты. В пятнадцати километрах от города их остановили четверо вооруженных бандитов. Отняли лошадей, документы, а колхозников раздели и расстреляли, причем особенно свирепствовал коренастый рябой бандит. Сам заявитель, раненный, сначала потерял сознание, потом, очнувшись, с огромным трудом в тридцатиградусный мороз добрался до города. В больнице с ним беседовали Чертов и Картинский.
