— Кать, волосы повыдергиваешь, — знакомый голос заставил обернуться.
— Я знал, что это ты.
Павел стоял, широко улыбаясь.
Катерине захотелось чем-нибудь швырнуть в него, стереть это самодовольное выражение с его лица. Ее «Вы обознались», выдавленное усилием воли, осталось без внимания.
— Что ты здесь делаешь? — Павел посерьезнел.
— Не твоего ума дело, — возмутилась Катя и перестала из себя изображать незнакомку. Совершенно не было сил.
— Ну хорошо, — обиделся одноклассник. Бывшими одноклассники не бывают — столько лет вместе в одном классе просидеть от звонка до звонка, да на перемене пробегать.
— Не называй меня по имени, — спохватилась Катя и понизила голос. Мимо прошла какая-то пожилая пара, могли услышать. Седовласая женщина опиралась на руку мужчины, слушая, что он ей рассказывает скрипучим старческим голосом. Ее лицо, озаренное лунным светом, источало нежность. Казалось, она не замечала его трясущихся рук и прихрамывающих ног, его подрагивающего подбородка — черных вестников болезни Паркинсона. Женщина видела все того же молодого мужчину, с которым познакомилась несчетное количество лет назад, и снова ощущала себя молодой рядом с ним. Мужчина что-то ворчал, и его спутница кивала в такт его возмущениям, заставляя его чувствовать свою значимость и правоту.
Катя сглотнула слюну — в горле пересохло. Если она не найдет мужа, о подобной старости придется лишь мечтать. Ведь даже болеть и дряхлеть легче, когда рядом человек, для которого ты, несмотря на паутину прожитых лет, слабеющие руки, выцветшие глаза, ссоры и перебранки, без которых никуда, помнит тебя молодой и красивой, видит тебя внутренним взором и считает самой прекрасной.
— Хорошо, — Паша без расспросов согласился, задумчиво изучая свою знакомую. — Но в обмен на то, что будешь честна со мной.
— Паш… Давай без расспросов. Есть обстоятельства. Это личное. Прости, без обиняков, — немного отстраненно попросила Катерина, все еще во власти впечатления от увиденной пары стариков.
— Ну как знаешь, — Павел проглотил обиду, комом ставшую в горле. Он пошел ее разыскивать, чтобы помочь в случае необходимости, а в ответ статус «ты мне чужой человек». С чего бы Катерине перед ним исповедоваться?
— Но я дам один совет — убирайся отсюда. Тебе здесь не место, — твердо и как можно убедительнее произнес Павел. — Сикорские… Ты знаешь кто они? Ты в курсе, что здесь происходит?
— А что происходит? — отчаяние.
— Кто эти… люди, ты знаешь? — с нажимом спросил Павел.
— Конечно. Гости Сикорских, — пытаясь уловить подтекст, осторожно ответила Катерина.
— Я понял, — вздохнул ее собеседник, будто бы подтвердились его самые худшие опасения. — Ты имеешь право не рассказывать мне, что за нелегкая тебя сюда принесла, почему ты скрываешь свое имя, но я настоятельно советую — убирайся отсюда. Сикорские… Ты даже не представляешь, кто они.
— А есть что представлять? — вместо испуга Катя почувствовала надежду. Чем опаснее ее работодатели, тем больше шансов, что они плохие люди, которые имеют отношение к исчезновению Владимира. Хотя, если она видела только-что именно его… По спине прошелся холодок — мысли о призраке, навеваемые темой вечеринки в стиле Хэллоуин, женщина прогнала прочь.
— Катька! — недовольно укорил ее Павел.
— Что? Если хочешь, чтобы я отсюда убралась, давай выкладывай все, что знаешь.
— А здесь уже мои слова тебе придется принять на веру, — ответил Павел. И мягче добавил:
— Я юрист, занимаюсь делами Сикорских, поэтому меня связывает клятва о конфиденциальности. Но поверь, я знаю, о чем говорю…
— Паш, — начала Катя осторожно, сдерживая дыхание, чтобы грудь не разорвало от распираемой надежды, от которой внутри становилось тесно. — Пожалуйста, очень важно. Ты знаешь что-нибудь о Владимире Латышеве?
— Прости, — Павел развел руками.
— Я все сделаю, что ты попросишь. Для меня это сверхважно, — взмолилась Катя.
Паша с сожалением повторил жест.
— А кто это?
— Да никто, — тихо прошептала Катерина и опустила плечи.
Ночь озарилась кострами. На заднем дворе возле беседок, где обычно организовывались пикники, был разожжен огонь, такой мощный, что языки пламени пытались дотянуться до неба, слизнуть парочку зазевавшихся звезд.
Гости переместились из бального зала в сад. Живая музыка звучала задорно, весело, но имела немного мистический, потусторонний характер, отображая суть тематики праздника.
Катя воспользовалась моментом, когда к Павлу подошла пара гостей, позвав присоединиться к гуляниям. Она тихонько ушла. Когда мужчина обернулся, то ее уже и след простыл. Брела, словно слепая. Остро почувствовала тщетность своей затеи. Муж уже начал мерещиться повсюду. Что это было? Шутка игры света с тенью? Или он действительно стоял у того древнего дуба, смотрел прямо на нее. Но почему не подошел?
Катя, как часто с ней случалось в состоянии стресса, почувствовала чувство голода. Возвращаться в толпу ей сейчас не хотелось. Повернула к черному входу, ведущему прямо на кухню. Если сейчас там кто-то есть, всегда можно сослаться на то, что заблудилась. Или же уйти без объяснений — гости не обязаны отчитываться перед прислугой.
Кухня была наполнена ароматами еды. В желудке забурлило. Игристое вино выветрилось из головы, но от его кислоты живот свело, захотелось срочно вкинуть что-то в рот пожевать. Возможно, еще и сыграло роль нервное потрясение.
Катя ухватила со стоящей на краю стола тарелки пару тарталеток, проглотила их, практически не жуя.
— Приятного аппетита, — кухарка стояла, подозрительно посматривая на заглянувшую к ней гостью.
— Ишвинише, я пфоголодалась, а сдьесь такая вкушнотиша, — прошамкала Катерина с набитым ртом.
— Лена? — для проницательной Валентины красивое платье, распущенные волосы и маска в пол лица не были достаточным прикрытием.
Кате захотелось выплюнуть ставшую комом в горле еду — жевать сил не было. Ей вдруг стало жарко, душно, а волна отчаяния заставила облиться потом.
— Иди сюда, ай-яй-яй, — кухарка строго качала головой. Она завела внешне покорную, лихорадочно ищущую выход из ситуации Катерину в небольшое помещение, в свой кабинет, примыкающий к кухне. Здесь был рабочий стол, стеллаж с кулинарными книгами и уютный диван на случай, если вдруг придется задержаться переночевать. Валентина не проживала у Сикорских. Ее дом находился рядом в поселке, за чертой, где располагались дома поскромнее. Ей было приятнее ежедневно возвращаться к невестке с сыном и внукам.
Катя посмотрела на подоконник, заставленный кабачками, тыквами, едой, осенними цветами и свечами. Это было похоже на алтарь.
— Сегодня Велесова ночь, это для душ усопших, — проследила за взглядом Кати кухарка. — Я должна оставаться на работе до последнего гостя, не могу поприветствовать умерших в кругу семьи, как положено. Оставила угощение…
Валентина смахнула слезинку украдкой, а затем грозно развернулась к Катерине.
— А теперь рассказывай, кто тебя надоумил в Золушку поиграть?! Думаешь замуж поудачнее выскочить? — женщина рассерженно уставилась на пойманную с поличным нарушительницу. И шепотом, будто кто-то мог ее подслушать, добавила:
— Не там ищешь, деточка.
— Нет, Вы меня неправильно поняли, — Катя покраснела до кончиков ушей. Стало стыдно.
— Все я правильно понимаю, да ты многого не знаешь, раз полезла в это кодло.
Катерина потрясенно посмотрела на Валентину — так отзываться о своих работодателях было, мягко говоря, некорректно.
— Здесь недобрые дела делаются… Хозяева стараются держаться света, но это сложно, когда в душе мрак.
Валентина вздрогнула.
— Ты голодна? Бери, угощайся, — она поставила перед Катей тарелку с бутербродами, бессовестно отнятую у усопших прямо с «алтаря» на подоконнике. — Ешь, давай. И выкладывай, что ты делаешь на этом празднике! А соврешь — сдам тебе Клавдии Олеговне.
Катя смотрела на горящие свечи, ища выход из ситуации. Долго же она продержалась! Более трех недель. Она украдкой взглянула на Валентину, занявшую позицию дознавателя. Алтарь для усопших… А ведь Валя мужа потеряла. И любит его до сих пор, судя по тому, как тепло его вспоминает иногда, вот еду для него поставила в поминальный по древним обычаям день. Может, это не поражение? Может, судьба подкидывает ей союзницу?
