— Это низко, сударь, следить за своей женой! — выкрикнула Екатерина, решившая, видимо, что лучшая оборона — это нападение.
— Меня винить вздумала? Ты осквернила церковь, смеясь на службе? Ты оскорбила государыню? Ты ударила прилюдно Матрону Балк, когда та посоветовала тебе быть осторожнее в поступках? Я тебя положил под поляка? — кричал я.
— Я не намерена терпеть разговор в таком тоне. Вы, сударь сами себя унижаете! — сказала Катерина и встала, видимо, чтобы уйти.
— Сидеть! — крикнул я и ударил кулаком по столу.
— Вы забываетесь! — визгнула Катерина. — Я не баба крестьянская!
— Ты хуже, Катя, крестьянка не позволила бы себе столько грехопадения, нарушения клятв, данных в церкви, — жестко сказал я.
— Я не стану терпеть унижения! — кричала Катерина, устремляясь на выход.
Двери были заперты, я предполагал бегство Кати.
— Я подам прошение в Синод об развенчании с тобой. У меня уже немало доказательств и твоей неверности, и твоего предательства. У меня есть пространный письменный отчет Замойского, который не только описывает, как он тебя… но и те сведения, что ты передавала английскому посольству, — сказал я и не слишком и блефовал.
Письмо Анджея Иеронима Замойского, адресованное конфедератам в крепости Баре, было перехвачено, причем уже не так чтобы далеко от самого Бара. В сущности, это был компромат на Екатерину. Шляхтич описывал планы русского командования по удержанию бывших османских территорий, ну, и перспективу атаки на Барскую конфедерацию. Ничего слишком крамольного, письмо лишь подтверждало уже свершившийся факт, если анализировать ситуацию. Но интересно иное: откуда эта аналитика стала известна поляку, где он черпал для анализа данные? В письме неосмотрительно есть ссылка, где Замойский, как бесчестный человек, указывает и на свою связь с Екатериной, и на то, что она получила некие данные от неких господ, принимающих решения.
— Вы бредите, сударь, извольте отпустить меня. Ваше общество мне противно! — негодуя от ненависти, говорила Катерина.
Ну как я не рассмотрел? Как же я жил в плену своих иллюзий! Вот же она, настоящая.
— Скажи, всегда меня ты ненавидела? Со дня венчания? — тихо спросил я. Было действительно обидно, вот так ошибиться, а ведь у меня сознание прожившего человека, долго бывшего в прошлой жизни в браке.
— Нет, мои глаза открылись после рождения Павла. У тебя не было времени на меня, ты откупался украшениями, но не позаботился увеличить содержание. Имея миллионы, ты давал только семьдесят тысяч рублей. Когда мне нужна была защита от недругов, тебя не было рядом. Меня подставляли из-за тебя, потому что ты не можешь договориться с людьми. Было больно и обидно. Я была в твоей тени, делала только то, что ты хочешь, говорила твоими словами, будто кукла неразумная. Даже когда ты рядом, ты только ночью со мной, остальное время в работе. И мне рассказывали, как ты пользовал турчанок на войне, устраивая целые гаремы, уподобляясь султану, — Катерина выдохнула.
Да уж, претензий много, и не сказать, что они беспочвенны, кроме, конечно, гарема.
— Ты понесла от Замойского? — взяв себя в руки, спросил я.
— Да, но мне пустили кровь! — ответила Катерина.
— Это же грех смертный! — сказал я, ужасаясь ситуацией.
Для меня и в прошлой жизни аборт был запретным, а тут вот так, в этом времени. Я чудовище? В иной истории Катерина рожала от других мужчин вопреки всему. Это я ее подтолкнул к такому поступку?
— Шешковского! — максимально громко выкрикнул я.
Уже через пару минут Степан Иванович открыл дверь и вошел в столовую.
— Найти медикуса, что кровь пускал Екатерине, возьми показания и запри его. Еще работайте с Замойским, — дал я распоряжения.
— Ты не посмеешь его тронуть! — прошипела разъяренная Катерина.
— Значит так, дорогая, ты случайно не умрешь, хотя заслужила. Сдаешь Апраксина и Бестужева, пишешь на них бумагу, тогда будет жить Замойский и даже отправится домой, к любимой жене. Далее добровольный уход в монастырь, знать о твоих злоключениях будет только императрица, я уговорю ее не устраивать скандал. Без Елизаветы Петровны мне будет сложно добиться развенчания, как и упереть тебя в хороший монастырь с высокими стенами, — спокойно произнес я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— В монастырь не пойду, я мать наследника престола! — горделиво сказала Катерина.
— Пока ты под домашним арестом, прислугу сменю, общение ограничу. Курить можешь теперь сколь угодно, как и пить ликеры с абсентом, в том не будет тебе ограничений. Но более ничего, поедешь со мной в Москву, — вынес я вердикт.
— Ты не сможешь меня держать взаперти, общество станет порицать сие, я стану жертвой и вызову симпатию, — Екатерина выдавила из себя вымученную улыбку.
— Это долго не продлится, копия доказательств твоего предательства отправится в Тайную канцелярию. Думаешь, Александр Иванович Шувалов упустит случай свалить Бестужева? Да он еще сам немало приложит бумаг к тем, что уже будут у меня. Предала мужа, предавай и своих советчиков. Я бы не стал уничтожать канцлера, он еще нужен России, но придется. Я все сказал! — жестко одернул я и отвернулся, позвало казаков, в сопровождении которых Екатерина ушла.
— Степан Иванович, давай эти документы, свидетельства нарушений и воровства Апраксина, записи разговоров английского посла, все, что есть, и еще наши подделки. Отправляй Бестужеву, пусть думает, но только тогда, как я буду в Москве, иначе канцлер и на глупости пойдет, а воевать с ним в открытую, после того, как только что и сам из ссылки прибыл, нерационально. И еще, фрейлинам сообщить, что Великая княгиня приболела, чтобы меньше бегали к ней да судачили, — дал я распоряжения Шешковскому и повалился на стул.
Этот разговор выбил из меня дух.
— По Замойскому? — лаконично спросил Шешковский.
— Предложи ему пятьдесят тысяч, надо, и двести дам. Окажется спесивым, скажи, что приложу все усилия, чтобы Россия не стала мстить Барской конфедерации, — сказал я, уже зная, что никто не собирается мстить конфедератам, России был выгоден нарастающий хаос в Речи Посполитой.
— Он должен подписать письмо? — спросил Степан Иванович.
— Да, это условие. Если мало будет обещаний, то скажи, что готов дать очень существенные скидки англичанам на парусину, как раз на складах скопилось немало, а только два военно-торговых корабля в строю. Нет –тогда будет силовой вариант, — я пристукнул ладонью по столу.
Глава 2
Глава 2
Москва. Кремль.
30 января 1751 года
Открытие Московского университета прошло без меня. Еще одна несправедливость, если посмотреть, сколь много денег я вложил в это начинание. Но виной тому, что я не «перерезал ленточку», была и моя личная загруженность.
Аккурат после Рождества пришлось много заниматься делами. Организовывать «великое переселение народов» — вот так можно было назвать тот аврал, что был мной затеян. Уже чуть ли не завод, что работал под Ораниенбаумом, пришлось перевозить под Москву. Назначили меня, значит, мэром Первопрестольной, или даже цельным губернатором!
Все никак тетушка ситуацию не может отпустить, подозревает. Столько сделала, чтобы только ее имя ассоциировалось с успехами России, но нет — сиди в провинциальной Москве. Правда, такая ссылка еще приемлема уже потому, что древняя столица России нисколько не провинциальна. Другая? Да! Более русская, чем прозападный Питер, где-то купеческая, где-то и промышленная. Даже шелк тут производят. Наверное, самое то для меня.
Да и ссылка ли это? Можно же по-разному относится. К примеру, как предэкзаменационная практика. Сказано мне, что волен в поступках и перемещениях. Получалось, что, по крайней мере, на словах, неволить не станут. Так что, с одной стороны, назначение можно принять как повышение, но что-то оно так не воспринимается. Осадочек остается.
Ну да ладно, недолго мне осталось вот так шататься. Елизавета все хуже себя чувствует, мажется косметикой, в которую еще больше добавили свинца. Уже не особо я жалею тетушку с ее манией преследования. Дала бы воли вдоволь, так и не ждал бы с таким нетерпением ее смерти, а тут… приходится ускорять.
