– Ладно. Это все? – Мое терпение кончалось.
– Да. Следи, чтобы она всегда брала с собой ингалятор. Астма у нее почти прошла, но мы не можем рисковать. – Я думала, мама спросит меня, курю ли я сейчас, но она не спросила.
– Конечно, ма.
– Спасибо, Кэти. – Кажется, мама устала, я это слышала по ее голосу.
– Ма, у вас все в порядке, да? Ничего плохого не случилось?
– Плохого? Нет! Если мы решили разок отдохнуть и совершить поездку, разве это означает, что случилось что-то плохое? Неужели мы не заслужили?
– Прости, ма, я не это имела в виду. – Я крутила телефонный провод, мяла его пальцами.
– Ты тоже меня прости. Я не хотела повышать голос.
Я отпустила провод. На моем пальце осталась глубокая, красная вмятина.
– Честное слово?
– Честное слово.
– Вам с папой давно пора отдохнуть. Желаю удачной поездки.
– Кэти?
– Да?
– Как ты сама-то?
– Нормально. Хорошо. – Почему мне всегда хотелось, чтобы мама спросила, как у меня дела, чтобы она больше интересовалась моей жизнью, но когда она спрашивала, я всегда отвечала очень кратко. – Ладно, я сейчас поеду за покупками!
– Я знаю, что ей будет с тобой интересно. Я буду спокойна.
– Мы прекрасно проведем время. А вы отдохните хорошенько. Поцелуй от меня папу.
– Кэти?
– Да?
Она кашлянула.
– Намазывай ей лицо солнцезащитным кремом, у нее такая нежная кожа.
– Не волнуйся, я буду заботиться о ней.
– Спасибо, – сказала она. – За твою помощь. Для нас с папой она очень дорога.
Я почувствовала, что ей хочется сказать что-то еще, и я ждала, но она больше ничего не добавила.
– Пока, ма.
– Пока, моя милая.
Поезд подъехал к платформе. Открылись двери, и пассажиры хлынули из них бугристой массой. Мужчины в серых фланелевых костюмах и с портфелями. Некоторые сняли пиджаки и ослабили галстуки. Мимо меня проходит беременная женщина в голубом хлопковом платье и сандалиях «Биркеншток». За ней на высоких каблуках девица с аккуратным и стильным чемоданчиком на колесах.
– Я уже на вокзале, кисонька, – говорит мужчина в мобильный, – к ужину буду дома.
Толпа исчезает, оставив безжизненную, серую платформу. Где же сестра? Неужели она не успела на поезд? Я растерянно иду по платформе, заглядывая в каждый вагон. Никого. И вдруг слышу, как открывается дверь. Из поезда шагает маленькая фигурка в джинсовой куртке, увешанной значками, круглой шляпе с вышитой эмблемой и красном футбольном шарфе. В руках большая лиловая сумка и пара пластиковых сумок с надписью «Сэйнсбери».
– Беллс! – кричу я и почти бросаюсь к ней.
– Привет, Кэти. Как дела?
Уф, какое облегчение! Я чуть не обняла ее, но вместо этого беру багаж.
– Молодец! Приехала! – хвалю я. Платформа совсем опустела, и над нами висит гнетущая тишина.
Первым делом я показываю сестре дом Сэма.
Кухня в цокольном этаже. На первом этаже просторная комната, похожая на стильную приемную модного врача: новые кожаные диваны и камин с узким серебристым прибором контроля. Темный книжный шкаф из древесины махагони полон блестящих книг в твердом переплете, к которым Сэм никогда не прикасался. Он вообще ничего не читал, кроме «Файнэншл Таймс». На втором этаже спальни и уютная комната с замшевыми креслами-мешками и большой гравюрой Стэнли Спенсера. Окно эркера смотрит на другие дома всех цветов радуги, расположенные полукругом. На верхнем этаже сауна со старомодной ванной.
– Сэм богатый? – спрашивает Беллс.
– Да, богатый. Он очень много работает.
Я отвожу сестру в ее комнату, большую спальню с двуспальной кроватью, гардеробом, высоким зеркалом (я позолотила его раму) и маленьким столиком, на котором стоит лампа с оранжево-белым стеклянным абажуром. Почти все в этой комнате белое – жалюзи, стены, покрывало. Единственное крупное цветное пятно – ковер с большим апельсином и красными кругами. Трудно понять, что Беллс думает о доме Сэма.
– Как выглядит твоя комната в Уэльсе? – интересуюсь я, присев рядом с ней.
«Мне бы хотелось, чтобы ты иногда навещала свою сестру», – говорила мне мама.
«Ты совсем ее забросила», – добавил папа.
– Не такая большая, как эта, – отвечает Беллс, взмахнув рукой. – У меня маленькая кровать, телевизор и много постеров. Окно выходит в сад и на море. На моем участке я выращиваю морковь и картошку. В этом году мы вырастили еще и клубнику. Ты любишь клубнику, Кэти? – Она выставляет большой палец.
– Да. У нас тут нет сада, – говорю я, оправдываясь. – Пожалуй, у тебя от мамы любовь к растениям. Я бы все загубила! У меня росли бы одни лишь сорняки. – Беллс ничего не отвечает.
– Тут у тебя тоже есть телевизор, это хорошо, правда? – Я показываю на большой серебристый аппарат с широким экраном в углу комнаты. – Ты можешь смотреть теннис. Как ты думаешь, кто станет победителем Уимблдона в этом году?
– Агасси.
– Ты что, шутишь? – произношу я, имитируя Джона Макинроя.
Она смотрит на меня без намека на улыбку. Придется мне не ограничиваться убогой имитацией Джона Макинроя, а придумать что-то поумнее.
– Ну давай достанем твои вещи? – Я расстегиваю молнию, и из сумки вылезает ком одежды и прочего барахла. – Почему у тебя джемпер Мэри-Вероники? – Я показываю Беллс на кусочек ленты с именем, какие мы пришивали когда-то в школе на спортивную одежду и носки. – Беллс, у тебя мало летних нарядов. Тут все, что ты взяла с собой? Несколько маек, странные свитера и пара штанов? О, постой, тут у тебя розовая блузка, на которой написано, что она принадлежит Джессике Холл. Думаю, что тебе нужно купить что-то новенькое. – Я разговариваю скорее с собой, чем с ней. – Убери все это в шкаф, а я пойду приготовлю рыбу и картошку. Договорились? Ты ведь любишь есть по пятницам картофельные чипсы, правда?
– У тебя сморщенные чипсы, какие делает мама?
– Я приготовлю хрустящие, такие, как у тети Агнес.
– О-о, – отзывается она, и совсем непонятно, довольна она или нет. – Как поживает тетя Агнес?
– Думаю, что нормально.
– А дядя Роджер? Он умер. Бедный дядя Роджер.
– Я знаю. Тетя Агнес тоже бедная. Теперь ей одиноко.
– Бедная тетя Агнес. А как мама?
– Ну ты ведь знаешь, что она уехала на отдых.
– А как папа?
– Он тоже уехал на отдых. Им сейчас хорошо. Они во Франции.
– Во Франции, правильно. А как бабушка из Норфолка?
Мама нашей мамы, бабушка, жила в Норфолке, поэтому мы ее так и называли. Я не знала, как у нее дела. Я не разговаривала с ней месяцами.
– Гляди, тут у тебя есть музыкальная установка, – показываю я, пытаясь остановить цепь вопросов про клан Флетчеров.
Я слышу свой голос и удивляюсь. Я же не могу говорить с ней, как с десятилетней?
– Между прочим, ты скоро познакомишься с Сэмом, – обещаю я.
Сэм. Я по-прежнему нервничаю и со страхом жду его возвращения домой. Когда я попыталась ему позвонить, его секретарша сказала, что он либо «разговаривает по другому телефону», либо «на заседании». Он хорошо ее вымуштровал.
– Он с нетерпением ждет встречи с тобой. Ты будешь умницей, правда? – Я не могу удержаться и добавляю: – Никакой драмы, правильно. Мы с тобой замечательно проведем эти две недели, не так ли?
– Никакой драмы, – повторяет она.
– Вот и хорошо. Спускайся вниз, когда будешь готова.
Пока картофель жарится, я успеваю прикончить вторую порцию водки. Все последние дни я считала минуты до того момента, когда вечером я смогу себе позволить выпить. Долой чашку чая, мне требуется сразу что-то крепкое. Первый барьер я одолела. Беллс здесь, и мы с ней вроде бы нормально ладим. Второй и серьезный барьер – ее встреча с Сэмом.
Из спальни Беллс начинает звучать Стиви Уандер. Я мчусь наверх и распахиваю дверь. Беллс, стоя на кровати, прикалывает постер с Дэвидом Бекхэмом.
Симпатичная белая комната теперь вся покрыта футбольными эмблемами и стикерами; на двери появился постер с «Битлз» с крупной надписью «СЕКС, НАРКОТИКИ И РОК-Н-РОЛЛ». Мне это напоминает спальню Беллс в родительском доме. У нее была хозяйская спальня с раковиной, которой я завидовала, обои с цветочным бордюром. Но Беллс обои не нравились, она нарисовала на них кошек и зайцев и приколола постеры с ее любимыми поп-звездами Стиви Уандером, Дэвидом Боуи и «Битлз». Помнится, на стене была и фотография Боба Марли. Мама не возражала против испорченных стен. В этом отношении она была либеральной и многое нам позволяла.
Весь пол спальни усеян одеждой. Там же валяется растрепанная книга стихов, блокнот, деревянный ящичек с масляными красками, коллекция компакт-дисков и фотоальбом. С тяжелым вздохом я нагибаюсь и начинаю убирать это безобразие с пола.
– Беллс! – кричу я. – Убавь звук! Слишком громко. – Я забираюсь на кровать. – Чем ты прикалываешь постеры? Неужели кнопками? – Боже, так и есть. – Беллс, не втыкай кнопки в стены!
– Почему?
– Там остаются дырки.
Она втыкает очередную кнопку в белую стену.
