Но на этот раз звонивший в дверь незваный гость совсем не походил на бродячего торговца, ни, тем более, на уличного миссионера.
— Вот, мистер… э-э… — попыталась представить его родителям растерянная Анна-Мария.
— Беник, — учтиво поклонившись, подсказал гость.
— Мистер Беник, пришел к Саше. Насчет портфеля.
— Как насчет портфеля? — вскричала Мэгги. — Ведь Саша поехал встречаться с кем-то на «Нью-Кросс». Разве не с вами?
— Примите мои глубочайшие извинения, но я боюсь, Александр опять что-то перепутал. При всем его несомненном уме он, кажется, немного рассеян. Вы не находите?
Анна-Мария и ее родители не знали, что сказать в ответ.
— Мы, — продолжал гость, — действительно первоначально договаривались о встрече на «Нью-Кросс», но потом выяснилось, что мне придется именно сегодня возвращаться из краткой командировки во Францию — а вы ведь живете как раз по дороге, и мы с Александром передоговорились. Я готов подождать, если вы позволите, конечно…
— Могу ли я предложить вам чашечку чая? — после небольшой паузы сказала Мэгги.
О, эта волшебная чашечка чая! Действительно, в английской жизни трудно представить себе положение, в котором этот маленький фарфоровый сосудик с жиденьким напитком без определенного вкуса, цвета и запаха не пришелся бы кстати. В ситуациях, когда англичане ощущают серьезную неловкость, не знают, что сказать, смущены, растеряны или расстроены — всегда спасительная чашечка приходит на помощь.
В повседневных ситуациях «cup of tea» обычно сопровождается эпитетом «nice». Сашок первое время изумлялся: ну что такого особенно «найсного» — милого, приятного, хорошего — в обыкновенном чае? Но потом понял, что культ «чашечки» восходит к таким глубинам национального характера и общественного устройства, что лучше не ставить его под вопрос. Никогда и ни за что. Любовь к родине, материнский долг, необходимость соблюдать правила гигиены — все это открыто для обсуждения и даже критики. Но две вещи трогать нельзя — чашку чая и королеву. То есть можно, но не сомневайтесь — о вас в таком случае многие плохо подумают.
Мистер Беник — даром что иностранец — с благодарностью принял предложение и был водружен в «комнату для сидения» — по-русски говоря, в гостиную, а семейство получило таким образом необходимый тайм-аут, чтобы обсудить дальнейшие действия.
И в самом деле, что ли, оставить гостя дожидаться Сашка? Но бог его знает, сколько времени Сашку потребуется, чтобы добраться домой. Попросить мистера, как его там? Что за имя странное, в самом деле… попросить его прийти в другой день? Нет, это будет крайне неприлично. Ведь и на самом деле, наверное, Сашок все перепутал, это, увы, так на него похоже…
Анна-Мария в который раз выразила сожаление, что у него нет мобильного телефона, но это ее замечание было оставлено без внимания (кто же будет мобильную связь финансировать, позвольте спросить? — читалось на лице у Джона). А позвонить из автомата Сашок, конечно, не догадается, нет у него такой привычки…
Короче говоря, было принято решение вступить с гостем в переговоры по существу. В конце концов Мэгги была командирована в гостиную — с печеньем к чаю в качестве прикрытия — и вскоре вернулась с докладом: оказывается, незнакомец приволок с собой портфель Сашка и надеется поменять его на свой. Он, правда, предполагает, что Сашок забрал его, мистера Беника, портфель с собой на «Нью-Кросс»… И Мэгги как-то не решилась его переубеждать…
— Так, может быть, тогда уж лучше не перегружать его деталями? — предположил Джон. — Потом они с Александром как-нибудь разберутся…
Это предложение сразу же всем понравилось, и так бы мистер Беник и отбыл бы ни с чем, но тут произошло невероятное. Господин гость спокойненько вышел из гостиной, где ему полагалось смирно сидеть до появления хозяев, просунул голову в столовую и попросился в туалет.
— Простите великодушно, — сказал он, — но я ведь сюда прямо из Франции. Давно не было возможности…
— Ну разумеется, разумеется, — забормотал Джон и пошел показывать мистеру Бенику дорогу на второй этаж.
Минут десять прошли в напряженном ожидании. Джон пытался что-то рассказывать о состоянии дел на бирже. А Анна-Мария принялась уговаривать родителей попробовать веганскую еду, уверяя, что она им непременно понравится. «Не понравится», — отвечал Джон. «Откуда ты знаешь, что не понравится, если ты не пробовал? Это такая тонкая вещь…» — «И дорогая», — как всегда, вставляла Мэгги.
Но потом настал момент, когда делать вид, что ничего особенного не происходит, дальше стало невозможно. Джон выразительно посмотрел на часы, а потом — в потолок, а Мэгги открыла было рот, чтобы сказать: «Well…»
Но тут… Тут события приняли совершенно неожиданный поворот. Сверху раздался какой-то непонятный грохот, хлопнула дверь, и по лестнице с диким криком скатился мистер Беник. Он вбежал в столовую, размахивая порванным портфелем.
— Как же такое получилось, а? — укоризненно голосил он. — Что это вы мне неправду-то сказали, а? Оказывается, портфель мой, он вот он где, ни на каком не на «Нью Кроссе»… Дома, оказывается, валяется… Порванный, со сломанным замком. Почему же вы с ним так обошлись? А еще англичане…
— Мы… я… Саша… — нестройными голосами заверещали растерявшиеся хозяева.
— Да вы даже не представляете, что значит для меня этот портфель! Если хотите знать, это подарок моего покойного брата.
— Но позвольте! — нашелся наконец Джон. — Как вы его обнаружили? Вы что же, вошли в одну из спален наверху и устроили там обыск?
— А вы знаете, как умирал мой брат? В каких муках? Вот вы, госпожа Тутов, вы, например, что знаете об этом?
— Но…
— Никаких «но»! Посмотрите сами, что ваш Александр наделал!
И Беник выставил перед собой на всеобщее обозрение испорченный Сашком портфель.
— Каково, а? Сначала перепутал наши брифкейсы, потом вскочил в поезд как угорелый и даже не обернулся. Что, притихли, узнаете своего Сашеньку? То-то! Чувствуете, что я правду говорю? А вы, вы меня обмануть пытались… Из-за какого-то жалкого портфельчика… Вы вот тут лососем балуетесь, этим вот просом всяким (Беник покосился на куинэа)… Бесчувственные, бессовестные люди!
Картинно потрясая растерзанным портфелем, мистер Беник фактически пропел последние слова, закончив их где-то на верхнем «ля». Семейство ошеломленно молчало.
— В общем, так, — каким-то другим, неожиданно хриплым голосом сказал гость. — Портфель этот теперь толком не починишь. Кое-как залатать, конечно, можно, фунтов за сорок-пятьдесят, но красиво все равно не получится. Так что я вот что предлагаю: я забираю оба. Одним пользоваться буду, на работу с ним ходить, а другой куда-нибудь поставлю (Беник осмотрелся вокруг), да вот хоть на каминную доску, да… и буду брата вспоминать.
— Но постойте, это несправедливо! — опомнилась вдруг Анна-Мария.
— А хватать чужие вещи — это справедливо? А рвать подарки покойного брата, который умер в муках, это нормально, да? Нет уж, не выйдет! — отрезал Беник и с этими словами извлек откуда-то из-за спины второй портфель и, разверзнув его прямо над столом, принялся высыпать прямо на тарелки с едой Сашковы журналы, книжки и блокноты. «Чужого мне не нужно…» — бормотал он при этом.
Когда Беник покинул дом, все долго молчали, а потом Джон сказал:
— Оригинальный какой тип… Он действительно русский, как вы считаете?
— Не знаю, — сказала Мэгги, — когда я его провожала, он бормотал какие-то странные слова… Сейчас попробую воспроизвести: «Khle-bal-niki ra-zi-nu-li», кажется, или что-то в этом роде… Не знаешь, кстати, Анна-Мария, что это значит?
— Нет, — грустно отвечала Анна-Мария, — это, по-моему, вовсе даже не по-русски. Русский звучит гораздо красивее…
А тем временем в полутора часах езды от Фолкстона, в районе Нью-Кросс, в грязном вонючем переулке сидели на корточках и вели мирную с виду беседу трое мужчин — один чернокожий и двое белых.
— Понимаешь, какая канитель, — ласково, почти шепотом, говорил один из двух белых другому. — Ему ведь твоя хурда не нужна. Ему портфель нужен. Это ведь память о нашем с ним, — узкоглазый Леша кивнул на чернокожего, — погибшем брате. А сам понимаешь, память — это святое. Так что доставишь в лучшем виде. Ведь доставишь?
Сашок кивнул или, по крайней мере, попытался сделать какое-то движение головой.
— Он принесет, Дынкин, принесет, точно тебе говорю, он въезжает, он не тормоз какой-нибудь! — заступился за Сашка Леша.
— Смотри, Лещ, за базар ответишь! — сказал чернокожий Дынкин.
— Я принесу, — заговорил наконец и Сашок, — обязательно принесу, завтра прямо и принесу, раз уж так вышло.
— Умник! — обрадовался Лещ. — А чтобы тебя материально простимулировать, мы тебя поставим на счетчик — 50 квидов в день, считая с сегодняшнего дня.
