– Возможно, – нерешительно согласилась тетя Марта.
Джорджия снова села.
– Вэл, ты так великодушна, – заговорила она. – Мое сердце разбито. Я сейчас заплáчу. Ты мне никогда больше не сошьешь такого прекрасного платья.
– Да, вряд ли, – согласилась Вэл, и на лицо ее набежала тень.
Джорджия привлекла ее к себе.
– Дорогая, как ты можешь? – сказала она с неуместной и нехарактерной нежностью в голосе. – Ты просто расстроилась, что твой дивный дизайн украли. Ты злишься – и это совершенно естественно. Но все-таки ты счастливица. Это же такая мелочь. Я повторяюсь, конечно, но об этом просто невозможно забыть. Ричарда убили, нашли его тело, а мы здесь переживаем из-за какого-то идиотского платья для какой-то идиотской пьесы.
Она обвела присутствующих взглядом, и слезы, медленно наполнившие ее глаза, хлынули через край. Если бы эти слова прозвучали чуть менее искренно, если бы можно было хоть что-то возразить, ее взрыв был бы простителен. Теперь же в воздухе повисло неловкое молчание. В этот момент мистер Кэмпион решил вмешаться.
– Боюсь, что тут вы ошибаетесь, – сказал он слегка неуверенно. – По-моему, полиция вообще не говорила об убийстве. Портленд-Смит совершил самоубийство, это совершенно очевидно – для полиции, по крайней мере.
Хорошо зная брата, Вэл по невинному выражению его лица поняла, что он рассчитывает получить какую-нибудь интересную реакцию на свое сообщение. Но ни один из них не был готов к тому, что произошло на самом деле. Джорджия замерла и уставилась на него, ее застывшее лицо захлестнула волна краски, а на шее набухли вены.
– Это ложь, – заявила она.
– Вынужден с вами не согласиться, – не обращая внимания на явные сигналы опасности, возразил мистер Кэмпион. И с доброжелательной недальновидностью продолжил: – Я отлично знаю парня, который нашел тело. По правде сказать, я тоже там был. Бедняга сам себя убил, это точно. Во всяком случае, коронер точно придет к этому выводу, можно не сомневаться.
Он говорил тихо, убедительно и непринужденно.
– Нет, – отрезала Джорджия. – Не верю. Это ложь.
Женщина еле сдерживала себя, а когда поднялась, было видно, что она дрожит всем телом. Стало совершенно ясно, какое чувство ее охватило, и в сложившихся обстоятельствах это было настолько неожиданно и неуместно, что даже мистер Кэмпион не сумел полностью скрыть своего изумления. Она была вне себя от ярости – банальной, неподдельной ярости.
В поисках поддержки Кэмпион взглянул на Ферди Пола, но тот никак не отреагировал. Пол разглядывал Джорджию как-то отвлеченно, словно, как и Кэмпион, гадал, что происходит.
Всеобщее недоумение озвучила тетя Марта.
– Мое дорогое дитя, – сказала она с оттенком легкого неодобрения в голосе, – к чему так раздражаться? Бедный Ричард был мертв все эти три года. Если бы он был убит, то существовал бы убийца, и это все доставило бы его знакомым массу неприятностей. Если он покончил с собой, то нам нужно только посочувствовать ему.
– Не глупите, дорогая моя, – ожесточенно напустилась на нее Джорджия. – Вы что, не понимаете, сколько вреда будет, если всплывет эта история? Я все равно не верю. Я знаю, что это ложь.
– Знаете?
Мягкий взгляд Кэмпиона не побудил Джорджию к импульсивному ответу.
– Ричард был не из тех, кто кончает жизнь самоубийством, – сказала она после затянувшейся паузы. – Все, это последняя капля. Это невыносимо. Простите меня и разбирайтесь дальше сами. Я еду домой.
– Домой? – разочарованно переспросил Рэмиллис, стоявший у дверей. – Что такое? Что еще случилось?
Судя по всему, он уже подзабыл, как драматически покинул комнату десятью минутами ранее, и вернулся, как обычно, вполне довольный собой.
Джорджия пристально посмотрела на него.
– Альберт Кэмпион говорит, что Ричард покончил с собой. Он считает, что тут двух мнений быть не может.
– В самом деле?
Спокойствие Рэмиллиса было само по себе примечательно, и Кэмпион пожалел, что так плохо знает этого человека. Судя по тому, что он уже видел, подобная реакция могла означать все что угодно, в том числе и искреннее отсутствие интереса. Поскольку все вокруг по-прежнему молчали, до Рэмиллиса с некоторым запозданием дошло, что от него ждут продолжения.
– Ну, в любом случае минуло довольно много времени, – заметил он. – Что бы там ни было, уже поздно. Чем хорошо самоубийство – сразу ясно, кто виноват.
Под конец он запнулся и, умолкнув, посмотрел на жену.
Джорджия удерживала его взгляд почти минуту, а затем, убедившись, что победа за ней, повернулась к Деллу:
– Вы не могли бы отвезти меня домой, если вам не сложно?
– Ну разумеется. Да, конечно, – ответил он со слегка ошарашенным видом. – Конечно. С удовольствием.
– Храни вас Господь, – слабо улыбнулась ему Джорджия.
– Если ты правда хочешь домой, давай я тебя отвезу, – без всякого энтузиазма вмешался Рэмиллис.
Джорджия отстранилась.
– Я не уверена, что еще когда-либо захочу с тобой разговаривать, – с достоинством ответила она и удалилась, ведя за собой Делла.
– И что, черт подери, она имела в виду? – вопросил Ферди Пол.
Рэмиллис повернулся к нему, и вокруг его глаз собрались морщинки, словно он улыбался.
– Бог ее знает, друг мой, – ответил он. – Бог ее знает…
Глава 5
Одно дело – верить во что-то, но совсем другое – когда твое мнение подтверждают официально и ставят на него печать.
После того как в холодном и мрачном уэллферийском клубе сконфуженный староста присяжных заявил, что они с коллегами уверены, что скелет, найденный в саду Ивс-холла на Шелли-роуд, принадлежит Ричарду Портленд-Смиту, принявшему смерть от собственной руки (которая вначале сунула дуло револьвера ему в рот, а затем спустила курок), и что, по их общему мнению, он сотворил с собой такое, находясь в помрачении рассудка, мистер Кэмпион ощутил, как по залу прокатилась волна облегчения и удовлетворенного согласия, что стало свидетельством того, что под делом как бы подвели черту.
Кэмпион и его друг и коллега устроились на стульях, расставленных вдоль стены бывшего армейского коттеджа. Сцена, развернувшаяся перед ними, была одновременно печальной и очень знакомой. Это был коронерский суд во всей своей красе, то немногое, что сохранилось в судебном процессе с давних времен. Погиб человек, и девять его соотечественников собрались на общинных землях их родины, чтобы вместе выяснить, как с ним могло случиться такое несчастье. Здесь не было места ни красивым словам, ни юридическим витиеватостям, призванным расцветить сухой судебный процесс. Свидетели проследовали к столу в форме буквы «Т» и застенчиво промямлили свои показания; присяжные флегматично выслушали их и удалились в тесную гардеробную за сценой, на которой весной проходили Консервативные концерты, а потом вернулись со смущенным и недовольным видом, чтобы огласить свой вердикт.
Розовощекое лицо коронера было испещрено пятнами, он нервно ерзал в кресле и в целом, к сожалению, выглядел так, словно не привык к подобным мероприятиям. Он послал застенчивый взгляд четверым журналистам, расположившимся за дальним концом стола, словно надеялся получить их похвалу или хотя бы какой-нибудь знак того, что «все в порядке», и вновь вернулся к разговору с присяжными.
Свидетели, подпиравшие стены вместе со своими приятелями, потянулись на выход, и инспектор подошел к соседу мистера Кэмпиона, чтобы договориться о похоронах. Он не проявлял особой деликатности, но держался очень дружелюбно и без лишних церемоний объяснил своим приятным кентским баском, что хозяину сарая, где сейчас лежат останки, некуда поставить тележку, и с нее того и гляди начнет облезать краска. Кроме того, он сообщил, что один из присяжных, строитель, заправляет местным похоронным бюро и вот-вот освободится, так что все можно устроить прямо сейчас.
Пока решались все эти печальные вопросы, у мистера Кэмпиона была возможность поразмышлять о путях, которыми пришли к выводу о самоубийстве солидные и здравомыслящие присяжные, облаченные в воскресные костюмы и увешанные медалями за победы при игре в дротики.
Опознавание тела заняло четверть часа, и это было самое увлекательное время за все утро. Вначале завернутые в бумагу серо-зеленые лохмотья, заплесневелый бумажник, забитый выцветшими банкнотами и визитками, и ржавое ружье опознали портной и слуга покойного. Затем пришла очередь куда более отталкивающих показаний самоуверенного маленького дантиста, который отбарабанил свой послужной список и засвидетельствовал, что пломбы в останках челюсти поставлены его рукой и соответствуют его записям о зубах Портленд-Смита. На смену ему пришел патологоанатом графства, подробно описавший рану и высказавший предположение о времени, в течение которого тело могло пролежать необнаруженным.
Наконец к столу подошел спутник мистера Кэмпиона. Он держался очень прямо, а свет из высокого окна падал как раз на его шелковистые белые волосы, выглядевшие несколько театрально. Он заявил, что, насколько ему известно, у его сына не было причин кончать жизнь самоубийством. На этом все и завершилось. Коронер подвел итог, и присяжные потянулись на улицу. Ричард Портленд-Смит вышел из жизненной гонки, хотя никто не знал почему и что этому предшествовало.
