Вот тут я кое-что учуяла, и сначала подумала, что это тянется за Мелиссой и Николой запах яблочного шампуня. По коридорам веяло сладостью, она повисала над головами, как дождевые облака, готовые пролиться и осыпать нас сахарной пудрой. Все подняли носы и стали принюхиваться, как в рекламе соуса «Бисто».
– Что это?
– Пахнет яблоком в карамели.
– Нет, сахарной ватой.
– Это повариха. Печет коврижку на патоке и сожгла целых три мешка сахара. Она спятила.
До нас по-прежнему долетал запах, и многие начали облизываться, сами того не замечая.
Учителям пришлось объяснить, что записки у меня нет, а потом я села рядом с Беном. Еще только перекличка прошла, а ему уже наплевали в волосы. Волосы у него были черные, поэтому плевок блестел, как целлофан. Я шепнула ему, он взял пенал и стал тереть затылок. Но пенал был пластмассовый, он ничего не впитывал, просто размазывал слюни по голове. Меня затошнило, хотя я считала, что это с моей стороны гадко – что меня тошнит от неприятностей Бена. Классный руководитель попросил записку от родителей, и мне пришлось пообещать, что завтра принесу. Наверное, Барбара решила, что раз Мик тут уборщик, сойдет и так. К тому же я понимала: Барбара не хотела лгать в письме. Она все говорила, что не может найти карандаш. Потом потерялась бумага, и мне уже пора было выходить.
Позже, на перемене, мы совсем сошли с ума от запаха, все только и говорили, что про сладкие батончики и про то, что убили бы за них.
Наука; второй урок. Мистер Харт выбрал меня, когда понял, что оставил пипетки в другой научной лаборатории. Я знала, он думал, что поступает по-доброму, посылая меня со всякими поручениями, что так я принимаю больше участия в жизни класса, но на деле это означало только одно: на меня будут больше пялиться. Мне пришлось пройти между рядами парт, чтобы выйти, и Мелисса с Николой обернулись, посмотрели на меня. Они уже надели белые халаты. Резинки на защитных очках прижимали их блестящие волосы к голове, а лица из-за пластмассы стали совсем лягушачьими.
Сначала я не могла найти пипетки и думала, что мне придется возвращаться с пустыми руками, и все будут глазеть, наблюдая мою тупость. В конце концов я их нашла, за старым цветком, листья которого пятнами сгорели на солнце, падавшем из окна. Я подумала, почему никому не пришло в голову его переставить. И поспешила обратно, потому что долго провозилась.
Тогда-то я краем глаза и заметила свечение. Люди могут светиться? Он светился. Ярко блеснул, и я так напугалась, что подпрыгнула, и часть стеклянных пипеток выпала из коробки. Они ударились об пол и разбились на тысячу кусков.
Его темные брови поразительно смотрелись по контрасту с бело-желтыми волосами, высветленными и стянутыми в хвост. На нем не было школьной формы, просто брюки, которые казались коротки, и стоптанные ботинки без носков, так что наружу торчали голые костлявые щиколотки. Скулы у него были такие острые, что он напомнил мне молодого краснокожего вождя индейцев. Меня бы не удивило, торчи у него из волос перо или покажись из-под пальто висящий на поясе колчан, полный стрел.
Я нагнулась посмотреть, что натворила, хотя на самом деле – чтобы он не видел моего лица. Стекло на вид было таким острым, что грозило в лапшу изрезать мне пальцы, если бы я попыталась его собрать. Он тоже наклонился, и передо мной появились его глаза – внезапно, как бывает, когда видишь море.
– Что тут? Помощь нужна?
Делать было нечего, мне придется распрямиться и показать свое «увечье». Я подумала: покончим с этим, с тем, какие у него сделаются глаза, когда он увидит мое родимое пятно. Но он рассмотрел мое лицо и, казалось, не увидел ничего такого. А потом повторил вопрос про помощь…
– Ты кто? Где твоя форма? – спросила я, просто чтобы что-то сказать.
– Том, и у меня ее нет. Я просто зашел осмотреться, вдруг мне здесь понравится.
Я ахнула.
– Что, ты никого не спрашивал, можно ли тебе сюда? Тебя за это вообще-то могут арестовать.
Он пожал плечами.
– Я начал беспокоиться, что не получаю образования, но теперь я тут осмотрелся и решил, что обойдусь.
– Кто это? – спросила я, потому что в конце коридора появился еще один мальчик, так же странно одетый; он посмотрел на нас.
Ударил в дверь кулаком, как будто считал, что Том слишком задержался, тратя время на болтовню.
Том обернулся, но когда я снова взглянула в конец коридора, двустворчатая дверь уже закрылась, и тот мальчик исчез.
– Как он выглядел?
– Длинное пальто, кожаные сапоги, брюки заправлены в них.
Брови Тома взлетели, и по его лицу пробежало выражение, которого я не поняла.
– Скажи, что ты видела, точно.
– Мальчика. Он похож на тебя, но ниже ростом. На нем длинное пальто, сбоку порванное.
– Порванное? С какой стороны?
Я на мгновение задумалась.
– Для него слева, для меня справа.
Костяшки Тома побелели, он сжал кулаки.
– О боже, боже, нет. Похоже, это Криспин, мой брат. Господи. На нем был красно-зеленый галстук, просто на футболку?
– Да.
– Поверить не могу. Нельзя ему здесь быть. Криспин, отвали! – крикнул Том через плечо.
Я увидела, как лицо Криспина снова появилось за стеклом закрытой двери, как под водой. Он со злостью показал нам обоим средний палец, а потом куда-то исчез.
Том втянул воздух, и я заметила, что у него дрожат руки.
– Ушел, – заметила я.
Он кивнул.
– Слава богу. Давай я тебе помогу, – сказал он, словно рад был отвлечься, и ногой отпихнул стекло в сторону, как будто это все ерунда, и ничего за это не будет. Я подумала, что произойдет с полотеркой Мика: может, она станет плеваться стеклом, а может, подавится насмерть.
– Теперь я тебя провожу туда, куда ты шла.
– Хорошо, – согласилась я.
Я никогда не видела никого, похожего на Тома. Казалось, его не волновало, что он вторгся на территорию школы без разрешения и соответствующих документов. Может быть, на нас обоих подействовала сладость, словно она и в самом деле была наркотиком, который распылили в воздухе и от которого кружилась голова. Я-то точно именно так себя и чувствовала.
Я спросила:
– Ты откуда?
Мне казалось, что Том вот-вот вспыхнет и исчезнет.
– Тут недалеко.
– Я тебя раньше в наших местах не видела. Ты живешь за Паззлвудом?
– Нет, я живу за синими холмами.
– Синими холмами?
– Да, ты как будто никогда про них не слышала. Их много откуда видно из леса, не говори, что ты про них не знаешь.
Я видела их, что-то синело вдалеке, но я никогда не думала, что они существуют на самом деле.
– Ты должна как-нибудь прийти туда ко мне в гости, и поскорее, – сказал он.
– Правда?
– Да, конечно. Обещаешь?
И он снова повторил, что его зовут Том, что у него есть сестра Элизабет и брат Криспин, тот, который досаждал нам раньше.
Я решила, что волосы у него такие же светло-желтые, как зимнее солнце. Он сказал, что живет в огромном доме с восемью окнами на фасаде.
– Детский дом, – выдохнула я. – Я всегда хотела жить в таком.
– Нет. Просто большой дом. Над воротами высечено лицо. Древний символ, Зеленый Человек. У него изо рта торчат листья. – Он растопырил руки по обе стороны рта, чтобы показать. – Вот так.
Мы остановились у двери в класс, неловкий момент. У меня в руках коробка пипеток, – или того, что от них осталось, – а он смотрит в угол коридора. Когда я подняла руки качнуть коробку, чтобы вес распределился удобнее, мои рукава задрались. Несколько выцветших синяков все еще было видно, желтых и уродливых. Я заметила, что Том на них смотрит, и мне стало стыдно.
– Мне нравится твоя прическа, – сказал он.
– Спасибо.
Снова повисла тишина, но он не заговорил о том, что мы оба видели. Я прижала к себе коробку и одернула рукава, сперва один, потом второй. В конце концов он произнес:
– Я сейчас пойду, но скажи мне, где ты живешь, чтобы я как-нибудь за тобой зашел, куда-нибудь сходим. Мне нужно с тобой увидеться еще. Просто очень нужно.
Я подумала: не ослышалась ли я?
Он сказал эти слова, и я решила, что сейчас упаду и умру.
В классе у меня случился приступ того, что иначе как «дрожью восторга» не назовешь. Никто не заметил, а я сидела и гадала, не выдумала ли я Тома.
Вернувшись домой, я посмотрелась в зеркало. Волосы у меня теперь лежали ровно, потому что на домоводстве миссис Дэвис дала мне расческу и велела привести себя в порядок.
– Ты красива необычной красотой, Руби, – сказала я.
Я рассмотрела свое лицо. Левый глаз был пронзительного серо-голубого цвета, он всегда казался ярче правого из-за того, что расположился посреди оттенявшего его родимого пятна. По форме пятно повторяло глазницу черепа. Из-за него было ощущение, что глаз таращится.
13
Яркие штучки
10 октября 1983
Снаружи рокотал гром, и каждая клеточка во мне напряженно слушала, не идет ли Мик. Дома, кроме меня, никого не было, я всегда в такие минуты была настороже. Я смотрела телевизор, одним ухом прислушиваясь, не раздадутся ли шаги Мика, не подъедет ли машина, зная, что если пропущу и то и другое, следом в замке повернется его ключ. Казалось, он всегда отпирал дверь громче, чем мы все, у него была привычка шумно возить ключом в скважине взад-вперед. Это служило первым предупреждением и часто давало мне достаточно времени, чтобы выбежать в сад или взлететь по лестнице.
