Однако уже на второй день хочется плыть дальше. В небе на заостренных крыльях проносятся соколы, низко над водой перелетают с берега на берег яркие фиолетово-оранжевые зимородки. Немалых трудов стоило мне высмотреть корягу, где птички присаживались, чтобы поохотиться за рыбками. Да еще несколько часов пришлось просидеть в засидке из травы и веток, чтобы заснять их. Но удача всем доставляет радость и гонит дальше, навстречу новым открытиям.
Грозы на Пре — действо красочное, внушительное и непредсказуемое. Порой небо долго и мрачно синеет над лесом, подчеркивая белизну песчаных кос. Но на этом все и кончается. А иногда почти черная туча в несколько минут закроет небосвод и ударит таким дождем с громом, а то и градом, что в который раз похвалишь расторопность ребят, успевших-таки поставить палатку. Однажды вместо дождя свинцовые тучи принесли ураганный ветер. Он сломал несколько корявых сосен на берегу и стойку палатки. И было жутко в тот момент. Показалось, что вихрь способен сорвать и унести не только палатку, но и нас вместе с ней. Однако так же внезапно, как начался, ураган сник, наступила тишина, будто и не было ничего.
Как-то, пережидая грозу в байдарке, под листьями молодой березки, мы увидели на другом берегу транспарант на столбе и заспорили, что может быть там написано. Обычно на таких щитах пишут грозные предупреждения — не жечь костры, не заходить на территорию охотничьего хозяйства и тому подобное.
«Я много видел живописных и глухих мест в России, но вряд ли когда-нибудь увижу реку более девственную и таинственную, чем Пра». На светлой жести щита чернели слова Константина Георгиевича Паустовского. И сразу вспомнилось, отчего многое в этих местах мне кажется знакомым, будто уже бывал здесь не раз.
В Спас-Клепиках, старинном русском городке, что стоит у истока Пры, поставлен памятник Сергею Есенину. Поэт провел в этом городке несколько лет, учась в церковной школе, написал первые, всем ныне известные стихи: «Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари...» Помните? Но по-настоящему прославил Пру другой певец русской природы — Паустовский.
Немало поездив по стране в погоне за экзотикой, побывав в горах, в песках пустыни, на берегах морей, писатель уже в зрелые годы познакомился с Мещерой и навсегда полюбил ее. «В Мещерском крае,— писал он,— нет никаких особенных красот и богатств, кроме лесов, лугов и прозрачного воздуха. Но все же край этот обладает большой притягательной силой. Он очень скромен — так же, как картины Левитана. Но в нем, как и этих картинах, заключена вся прелесть и все незаметное на первый взгляд разнообразие русской природы».
На Пре Паустовский побывал в давнем 1948 году. Окончилась тяжелая война, людям хотелось верить, что мир наступил навсегда и впереди непременно будет светлая и спокойная жизнь. Паустовский свои рассказы публиковал в газетах, в журналах. Их читали, как весточки, посланные людям самой матерью-природой, как приглашение побывать в этих местах. Реку Пра Константин Георгиевич описал в рассказе «Кордон 273», и сотни людей, если не тысячи, прошли и проплыли по ней. И до сих пор все лето плывут и плывут по реке байдарки. И транспаранты уже предупреждают, что костры лучше разводить в специально отведенных местах, что не надо замусоривать берега бутылками и консервными банками, что надо беречь и сохранять природу.
В двух километрах от берега когда-то стоял описанный в рассказе кордон лесника Желтова. К нему от реки вела тропа. С одним из сыновей я отправился на его поиски. В лесу появились во множестве не тропы, а придавленные лесовозные дороги. Встретили мы и два мощных «Урала» с прицепами, тяжело тащивших вдоль дороги «пакеты» из стволов корабельных сосен.
Да, зрелый лес нужно вовремя срубать, нельзя же позволять гнить на корню ценной древесине, но то, что мы увидели на вырубках, кроме как дикой халатностью назвать было нельзя. Всюду виднелись кучи брошенного сушняка. Никто и не подумал их вовремя вывезти, убрать. А ведь при здешней жаркой погоде это что порох. Искры достаточно, чтобы заняться лесному пожару. Кордона мы так и не отыскали. На поляне, густо поросшей иван-чаем, увидели следы сгоревшего жилища, решили, что это все, что осталось от домика Желтова. Очень берег, как рассказал Паустовский, лесник этот лес, писал на дощечках, чтобы окурки не смели бросать, а оказалось, что лес этот надо беречь не только от пожара...
Следы бесшабашных вырубок мы заметили и на другом берегу, но все-таки Пра еще не потеряла своего очарования. Во многих местах она по-прежнему казалась нам загадочной и таинственной. Особенно же восторгались ребята, впервые увидев золотистую головку переплывающего реку ужа, застывшего на усохшем дубе красавца коршуна, парящего в небе канюка.
За деревней Дёулино, до которой доплывают кто за три, а кто за пять дней, пейзаж меняется. Вместо сухих сосновых рощ, где земля по щиколотку устлана сосновыми иголками и шишками, где много сушняка для костра, начинаются влажные дубово-осиновые леса. Тут много черной смородины, но ужас, сколько комаров. Собирать ягоды и грибы — сущая пытка. Лучше загорать на продуваемых песчаных косах, рыбачить да купаться. Из реки то тут, то там торчат черные корни упавших стволов. Смотреть при сплаве надо в оба, но все-таки мы пропороли брезентовое днище байдарки.
Какой-то зверек, как чертик, будто специально, устроил возню в высохшей траве позади нас. Выскочил на корягу, и мы, развернувшись, ринулись, чтобы заснять его. И тут же услышали характерный треск, вода в байдарке стала стремительно прибывать. Забыв, что в реке выше, чем по горлышко, глубин нет, думая прежде всего о том, как сохранить фотоаппарат и пленки, я приказал прыгать и вплавь добираться до берега.
Потом смеялись, но приказ был выполнен: плыли. И Вова потерял в воде сапог, из-за чего пришлось выбросить и второй. Я успел подогнать к берегу байдарку, выбросить вещи, сумку с фотоаппаратом, но сумка, оскользнувшись, упала в воду у самого берега...
Хороший урок преподнесла нам Пра. В дорогу мы не взяли резинового клея, и если бы не туристы, вставшие лагерем в двух километрах, пришлось бы выбираться нам из мещерских лесов пешком. Но клей нашелся, и мы поплыли дальше, правда, теперь уже не могли фотографировать. И как нарочно, то лисы выбегали на берег, то соколиное семейство спокойно наблюдало за нами с высохших берез. Встречались табуны лошадей, пасшихся на берегу без пастуха, стада коров, у которых на шее вместо колокольчиков были подвешены пустые консервные банки с гвоздями. Вначале, не видя коров, мы долго не могли понять, откуда доносится такая странная музыка.
Зашли мы однажды и в настоящую лесную деревеньку Ювино. Густой лес закрывал избы, с реки их не было видно. Узкая тропинка вела к ним от берега. Послонявшись по пустынной улице в поисках магазина, в котором, как скоро выяснилось, ничего нет, а потому он закрыт, разговорились с пожилым мужчиной, сидевшим на бревнышке у калитки своего дома. Узнали, что когда-то двадцать четыре избы Ювино полнились семьями колхозников. Но потом деревеньку подогнали к разряду неперспективных, отделение для колхоза сделалось убыточным, и теперь лишь в четырех избах живут коренные старики. Остальные — поразъехались в города. И сам этот дядечка тоже работает в Рязани, наезжает сюда летом, как на дачу. Ягод тут много, грибов. Одних белых сушат к зиме до шести килограммов. А живут теперь здесь дачники. Летом из Москвы приезжают. Недавно какой-то богач купил последний свободный дом — бывший клуб. А зимой деревня пустует. Все старухи норовят перебраться к детям в город. Случись что, не выберешься, заболей — врача не найдешь... Пока мы разговаривали, подъехала машина с надписью «Хлеб», начал сходиться народ, и водитель по списку стал выдавать каждому «на нос по буханке». На наши три носа буханок не полагалось.
Дальнейший путь проходил вдоль границ Окского заповедника. Ночью в этих местах слышно, как шлепают хвостами по воде вышедшие на прогулку бобры...
В Брыкином бору, центральной усадьбе заповедника, есть музей, можно осмотреть вольеры, где содержатся хищные птицы, журавли редчайших пород, зубры, кабаны и пятнистые олени. У многих байдарочников здесь плавание и заканчивается. Но мы не захотели расставаться с Прой. Прошли ее всю, влившись вместе с ее водами в Оку, и несколько дней плыли по Оке до Лашмы. Но это было уже иное плавание. Хотя и Ока была хороша, но до сих пор вспоминаем плавание по Пре, как самой удивительной и прекрасной речке.
С тех пор мы бывали на Пре не раз, места эти стали и для нас родными и всегда желанными. Как о близкой беде волновались, когда узнали из газет, что нашей речке грозит загрязнение. Норильчане решили не только сами поселиться на ее берегах, но и разводить лошадей, поставить свинофермы. Сколько возмущенных писем пришло тогда в газеты, реку отстояли, свинарники договорились строить где-то на берегах Оки. Но все больше и больше появляется на берегах Пры людей, желающих тут обосноваться, извлечь реальную пользу.
