— Возможно, мне стоит потом ещё раз на это взглянуть… — пробормотал я и пошёл в ванную, чтобы сполоснуть руки, — привычка, прочно укоренившаяся в моём сознании с детских лет.
Здесь моя рука невольно потянулась к пистолету, дуло которого я наставил на плотно задёрнутые и подрагивающие шторы. Они были украшены абстрактными рисунками с домами, заводами и людьми на тёмно-синем фоне, который не позволял практически ничего сквозь себя рассмотреть. Тем не менее, кажется, в ванне было нечто большое, белое и медленно двигающееся.
Крепко ухватив рукой край занавески, я резко отдёрнул её в сторону… и отступил на шаг назад, с удивлением глядя на заполненную почти наполовину ванну, в которой болталось что-то, закрученное в простыню. В какой-то момент мне показалось, что это труп ребёнка, и вроде бы я даже различил согнутые ручки, а потом решительно начал разматывать тяжёлую мокрую ткань и убедился, что это всего лишь моя старая детская игрушка — большая плюшевая собака. Когда я был совсем маленьким, то любил засыпать рядом с ней, чуть позже — иногда подкладывать под голову во время просмотра телевизора, лёжа на диване, а потом игрушка переехала на антресоли, где мирно пылилась незнамо сколько лет. Конечно, ничего страшного, но почему-то именно эта обвислая и деформировавшаяся от воды морда пса вызвала у меня самые бурные эмоции, и всё преступление тех неизвестных, кто ворвался ко мне домой, сконцентрировалось именно в этой игрушке. Как они могли так поступить, наверняка зная, насколько дорога моему сердцу эта вещь? Да и зачем заворачивать игрушку в простыню и топить в ванне?
Ответов у меня не было. И разумных объяснений, кроме того, что кому-то приспичило меня очень разозлить, не находилось. Что же, своей цели они явно достигли! И чем дольше я стоял в ванной, тем всё больше убеждался, что здесь ничего интересного не найдётся, как и на антресоли, куда, подставив кухонную скамейку, я сразу же заглянул и убедился, что царящий там кавардак, никто не потревожил, судя по толстому слою пыли. Собственно, чистым оставалось именно то место, откуда недавно извлекли плюшевую собаку.
Я вернулся в коридор, где моё внимание сконцентрировалось на автоответчике с мрачно мерцающей красной двойкой. Нажав на кнопку воспроизведения, я услышал крикливый голос одной дальней родственницы, с которой мы виделись от силы пару раз в жизни. Она сообщила мне о смерти двоюродной бабушки или кого-то подобного с ничего не говорящим мне именем. Невольно усмехнувшись её уверенности в том, что я непременно захочу быть завтра на похоронах и жажду оказать материальную помощь кому-то из её нуждающихся родственников, я нажал на кнопку удаления и услышал длинный звуковой сигнал.
Второе сообщение было от Андрея, того самого, кто сосватал мне Хельмана, который, если уж на то пошло, возможно, сегодня спас мне жизнь при пожаре. Однако смысл послания показался мне не особенно ясным, а временами прерывался громким треском: «Кирилл, это я. Почему отключил мобильный? Не могу до тебя дозвониться. Ну раз ты это слушаешь, то извини, что подвёл тебя с этой встречей. Обещаю, мы что-нибудь обязательно придумаем. Будет возможность, свяжись со мной. Всё, давай, пока!»
Я некоторое время стоял и размышлял, о какой встрече он говорит. Потом махнул рукой — всё равно именно Андрею я хотел сейчас позвонить, заодно всё и выясним, хотя мне сейчас в первую очередь важно было понять, что же произошло у меня дома. Вытащив из кармана сотовый, я убедился, что он исправно работает, но когда попытался сделать вызов, увидел высветившуюся сбоку надпись: «Вставьте SIM-карту». Так вот в чём дело! Такое у меня уже пару раз бывало, хотя причина этого явления оставалась для меня загадкой. Наверное, как-то резко встряхиваю аппарат или что-то с контактами. Как бы там ни было, я знал, что нужно делать: снять чехол, открыть заднюю крышку, вытащить аккумулятор и карточку, потом запихать всё назад в обратной последовательности. Именно это я и проделал, терпеливо дождавшись загрузки телефона и даже получив двенадцать уведомлений о звонках, которые не захотели оставлять сообщения на автоответчике. Что же, это я могу посмотреть и позже, а вот Андрею позвоню прямо сейчас.
Наш разговор оказался очень коротким. Он сразу сказал, что сделает пару нужных звонков коллегам в область и приедет сам. Меня это вполне устраивало, ничего меньшего от друга я и не ожидал. Сколько мы были близко знакомы? Лет, наверное, десять, и такого чуткого, располагающего к себе и очень открытого человека я, пожалуй, больше не встречал. Конечно, с моей деятельностью подобная дружба была ещё и выгодна, однако я старался без особой необходимости никогда ни о чём Андрея не просить и при этом был готов прийти на выручку по первому его зову.
Поскольку теперь спешить мне было некуда, я хотел было отнести соседу лестницу, а заодно переговорить с Леной по поводу произошедшего на балконе, но неожиданно почувствовал, что просто боюсь даже на короткое время оставлять свой дом. Что же, в этом не было ничего плохого — все остальные дела могли вполне подождать, даже приём ванной. А вот кофе пришёлся бы в самый раз. Я прошёл на кухню, немного подумав, вылил из чайника всю имеющуюся там воду, заодно опустошил и кувшин с фильтром, потом принюхался и налил чайник прямо из-под крана. Ещё не хватало выпить чего-нибудь с подсыпанным порошком, чтобы предстать во всей красе перед своим другом и милицией. Необычного происшествия к квартире для этого, наверное, более чем достаточно. Вода была мутноватая и даже с плавающими частичками какой-то гадости, но я был уверен, что всё это обязательно осядет на дно, да и вообще не так уж сейчас и важно. Включив газ и поставив чайник, я открыл холодильник и убедился, что ничего сладкого там нет, разве что бекон, который было бы очень противно есть без хлеба. Зато на верхней полке в «стенке» должны были оставаться шоколадные конфеты в вазочке. Я пошёл в комнату, открыл дверцу и убедился, что так оно и есть. Только от жары они все превратились в бесформенные, неприятно проминающиеся под пальцами и явно не вызывающие аппетита вязкие лужицы. Да, пожалуй, над этим стоило подумать раньше. Мне ничего не оставалось, как даже не ссыпать, а перевалить их в пакет и бросить в холодильник: может, к вечеру какой толк из этого и выйдет.
Щёлкнув большую зелёную кнопку на пульте телевизора, я включил «Дискавери» и на некоторое время погрузился в интересный мир экспериментов и занимательных фактов. Под них очень даже хорошо и неторопливо пошла пара чашек растворимого кофе, хотя с середины второй меня начало немного подташнивать. Мне даже хватило времени, чтобы убедиться, что никаких важных звонков на сотовый телефон я не пропустил. Потом я почувствовал, что мои глаза за сегодня устали, главным образом от пота, и мне показалось самым удачным решением закрыть их, просто прислушиваясь к телевизору и вдыхая запах кофе вперемешку с протухшим аквариумом. Но и это всё постепенно начало отступать, поглощаться и растворяться в темноте, в которой не было места ничему, даже цистернам…
Из этого состояния меня легко вырвал громкий и требовательный звонок в дверь. Это я немного задремал или на самом деле они так быстро приехали? Пожалуй, именно первое. Зато я чувствовал себя, несомненно, лучше.
— Сейчас, иду!
Я быстро добрался до коридора, щёлкнул задвижкой и увидел Андрея, которого сразу не узнал из-за отсутствия привычного строгого костюма: его заменили цветастые шорты и ярко-жёлтая майка с надписью «Гаваи». Она почему-то показалась необычайно к месту — не как издёвка или что-то подобное, а скорее как проведённая аналогия со столичной погодой. За спиной Андрея маячили четверо людей в форме, и все они вскоре заполнили коридор.
— Ну, что тут у тебя приключилось? Рассказывай…
Я подробно описал всё произошедшее, опустив только странное поведение соседки, в котором не был до конца уверен. После этого ребята рассредоточились по комнатам, а мы с Андреем вышли на лестничную площадку.
— Какая-то странная история… — закурив, вполголоса сказал он.
— Да, и я ещё кое-что не упомянул…
Здесь я рассказал Андрею про бумагу и сигареты в туалете, а также про то, что произошло при встрече с Хельманом.
— Погоди-ка… — кивнул головой Андрей, выглядевший как-то удивлённо.
Он отошёл и начал долго кому-то звонить, а я, заглянув в квартиру, прислонился спиной к прохладной стене, до которой ещё не дошли ремонтные работы, и с невольной улыбкой следил за его «пыхающими» при каждом шаге шортами и футболкой, плотно прилегающей к телу. В самом деле это ему шло, а вот то, что действительно портило красивое вытянутое лицо с высоким лбом, так это расплывчатое красное пятно у правого виска. Его, как правило, принимали за родимое или за «бандитскую пулю» (по-моему, у Андрея даже имелось в запасе несколько подходящих героических историй). Пятно неизменно производило впечатление на дам, да и многие его коллеги, насколько я понял, связывали его исключительно с его профессиональной деятельностью. Но на самом деле этот след остался от выстрела из газового пистолета, который когда-то он сделал сам. Не знаю, почему он выбрал именно это оружие, что за гадость была в патроне и действительно ли он хотел покончить жизнь самоубийством, зато как-то поздней осенью, после бани, Андрей рассказал мне правду о причине произошедшего. И она не могла вызвать ничего, кроме жалости, — смерть его сына, которому не исполнилось и двух лет. Мальчик просто задохнулся от попавшего в горло православного крестика на верёвке. Бывшая, а на тот момент действительная жена Андрея была верующим человеком и, настояв на крещении ребёнка, считала необходимым постоянное ношение этого религиозного атрибута. Конечно, с тем же успехом малыш мог подавиться какой-нибудь игрушкой, однако мы всегда склонны винить не возможные альтернативы, а именно то, что стало фактической причиной трагедии. Вот то же самое произошло и с ним. Но глядя сейчас на этого серьёзного и милого человека, я с огромным трудом мог себе представить его же, сжимающего в руке пистолет и считающего, что жизнь на этом закончилась.
