– Как я рада, что ты жив и вернулся! – тихо сказала Тюра.
– Спасибо! – Хагир знал, что она говорит чистую правду.
– За что ты благодаришь, глупый? – Тюра улыбнулась. – Ведь это я счастлива, а значит, я и первая в выигрыше. А ты-то хоть рад, что вернулся домой?
– Не знаю. Я еще не понял.
Хагир смотрел на луговину под пригорком, на береговой обрыв и дальний лес, словно хотел привычным зрелищем убедить себя, что и правда вернулся в то место, где прожил последние восемь лет и за неимением другого привык считать своим домом. Странно даже: пять месяцев похода показались ему очень долгими и насыщенными, а здесь ничего не изменилось, только трава поблекла. Долгое путешествие все еще не отпускало его, лежало на плечах: мерещились, точно бежали вслед, бесконечные переходы, размеренный шаг по каменистой земле под неумолчный шум близкого моря, ночевки в чужих домах или прямо под открытым небом, вкус рыбы и дичи, жаренных на углях. За время пути хирдманы поснимали с себя почти все перстни и обручья, у кого что было, чтобы раздобыть еду и ночлег: пускали их неохотно, опасаясь неприятностей, и брали дорого. Иной бонд, завидев возле своей луговины толпу вооруженных чужаков, спешил спрятать с любовью и надеждой растимого поросенка в детскую колыбель и молил богов сохранить его добро. Но до грабежа мирных бедняков Хагир никогда не позволил бы себе унизиться, даже под угрозой голодной смерти, как он надеялся. Невелика честь бить тех, кто не может защититься. Дядя, Ингвид Синеглазый, с которым Хагир провел свое отрочество, даже в самые тяжелые времена не позволял дружине обирать тех, ради кого они воевали. И хотя времена схваток квиттинских ярлов с фьяллями давно прошли, память родича была слишком дорога Хагиру, чтобы он изменил чести, понятие о которой внушил ему Ингвид Синеглазый. Вся его жизнь – война за Квиттинг, за его честь, благополучие и счастливое будущее…
Да, кстати, о войне.
– А хорошо все же, что от твоих глаз Ульвмод тает. Если бы ты его не усмирила, он уехал бы злой, как тролль, и у кого мы бы теперь просили корабль? Наша Бьярта, конечно, умная женщина, но вот ссорится она всегда не вовремя, – сказал Хагир и обернулся к Тюре.
Пойманная его взглядом врасплох, она улыбнулась, но он заметил тревогу в ее глазах.
– Корабль! – воскликнула она. – Мне еще хотелось бы знать: а кто будет грести на этом корабле? Или ты знаешь такие заклинания, чтобы корабль плыл сам, без весел?
– Тебя это так тревожит? – уточнил Хагир.
– Н-нет. Я думала… о Стормунде.
Тюра отвела глаза. Она не хотела признаваться, о чем думает. Ее муж, Асбьёрн Берестянка… Теперь вот муж ее сестры Стормунд Ершистый… У них остался только Хагир, а он опять собирается в поход. А им опять ждать, тревожиться, раскидывать руны… Неужели для всех мужчин на земле только одна дорога? И придет ли этому конец?
– Людей можно набрать, – утешал ее Хагир. – Тут ведь есть кое-какой народ. Конечно, мы теперь не славимся удачей, но все же…
– Все же, если ты позовешь, кто-нибудь непременно откликнется. – Тюра подошла ближе и утешающе погладила его по локтю. Ей было стыдно за собственное уныние, когда Хагир, несмотря на его невозмутимый и решительный вид, все же нуждается в ободрении. – Все-таки твой род – самый знатный на Квиттинге.
– Почти, – честно поправил Хагир.
– Ну, все равно! – Тюре не было дела до других. – Знаешь, люди верят, что знатные роды в любой беде сберегают удачи больше всех. Знаешь, бедным людям хочется верить, что на свете есть хоть кто-то посильнее и посчастливее их. А теперь ведь ты будешь вожаком, к тебе пойдут даже охотнее, чем к Стормунду.
– Да? – Хагир слегка обнял ее той же рукой за талию и с легким, не лишенным удовольствия сомнением сверху заглянул ей в лицо, такое светлое, милое, как мягкий солнечный блик на листве. Говорят, дурак падок на лесть, но и умному человеку приятно, если ему скажет доброе слово красивая женщина. – Какая ты умная, Тюра… Я бы сам на тебе женился, будь мы хоть немного побогаче. Я всегда думал, что жениться надо на умных женщинах.
Тюра подавила вздох и отошла. Между «женился» и «женился бы» существует огромная разница. А она достаточно долго пробыла вдовой, чтобы всесторонне ее обдумать. Не так чтобы она страстно желала выйти за Хагира, но вдовство печалило ее больше, чем думали люди, а за Хагира она пошла бы охотнее, чем за любого из известных ей мужчин. Ему можно доверить и себя, и детей, а это ведь самое главное для женщины. Но Тюра никогда и никому не говорила об этом. Она не верила, что недостаток средств может повлиять на такого решительного и самостоятельно мыслящего человека, как Хагир из рода Лейрингов. Если он видит в бедности препятствие к свадьбе, значит, жениться ему не очень-то и хочется. А навязываться кому-либо Тюра не стала бы за все сокровища Фафнира. При всей мягкости своего нрава она была не менее горда, чем ее старшая сестра.
– Если все будут так рассуждать, то племя квиттов вымрет, – все же сказала она, обернувшись на самом пороге дома. – Если только богатые будут позволять себе жениться…
Хагир быстро шагнул следом за ней, но она еще быстрее метнулась в дом и пропала за дверью.
Перед гридницей Хагир столкнулся с Бьяртой.
– Вот он ты! – нетерпеливо воскликнула она. – Я тебя ищу! Слушай! Я прикинула: тринадцать человек ты привел, еще десять мы можем выделить для похода. Женщинам придется самим смотреть за овцами, ну да ничего, справятся. Еще можно попросить людей у Торвида Лопаты, он даст, у него в челяди полно бездельников. Исфрида вечно жалуется, что не может всех прокормить. И оба его сынка с большой радостью пойдут. И я сама пойду с вами!
– Ты с ума сошла, – для порядка сказал Хагир и прислонился плечом к бревенчатой стене.
На самом деле он не так уж и удивился. Бьярта дочь Сигмунда всегда отличалась твердостью духа и смелостью, а сейчас, измученная бедностью и тревогой за мужа, стала готова на любые подвиги. Случалось ей и поругивать Стормунда за расточительность и опрометчивость, случалось им ссориться, но все отступило перед угрозой навсегда его лишиться, все его недостатки стали несущественными теперь, когда дом остался без защиты. Стормунд, сильный телом и духом воин, отец ее детей и добродушный, любящий и уважающий муж, за двенадцать лет совместной жизни стал частью самой Бьярты, и теперь она буквально не могла сидеть на месте, зная, что он попал в беду и ждет от нее помощи. Пойти в поход ей легче, чем оставаться дома и мучиться дурными предчувствиями в ожидании вестей.
– Тебе там нечего делать, – заметил Хагир. Чувства – одно, а здравый смысл – совсем другое. – Конечно, решимостью ты поспоришь с любой валькирией, но в море надо еще уметь держать меч. А он, знаешь ли, потяжелее веретена.
– Я пойду с вами, – упрямо повторила Бьярта. – Я не умею держать меч, но теперь я хотя бы буду знать, что вы не ввяжетесь в глупую драку, где у вас нет надежды на победу. Как было в тот раз. Я сама за вами присмотрю.
– А кто присмотрит за домом?
– Тюра. И Эгдир с ней останется. Он не мудрец, но человек надежный, а в море от него все равно мало толку. В случае чего Ульвмод ей поможет. Охотно поможет, не волнуйся. Ты знаешь, что он уже чуть ли не свадебные дары предлагает? Ах, если бы он ей нравился, то можно было бы… – Бьярта сжала руки, отчаянно жалея, что такой прекрасной возможности не суждено осуществиться.
– Если бы он ей нравился, в любом случае это были бы ее деньги, – охладил ее мечты Хагир. – И я первый не позволил бы ей тратить цену своей свободы на твоего муженька. Ты знаешь, как я к вам… привык, но сейчас…
– Теперь все будет иначе! – решительно перебила его Бьярта. – Завтра ты поедешь к тому тюленю, а я – к Торвиду. Вот увидишь, он даст нам человек пятнадцать! Он сам ходил бы в походы, если бы поменьше кашлял, а его люди только и мечтают… И наберется почти сколько нужно! Даже больше! Когда по берегу поползут слухи, то и народ сбежится! Ведь не нам одним скоро платить дань!
– А можно мне тоже в поход? – раздался голос Коля, полный горячей надежды.
Глава 2
Под вечер, дней через пять после отплытия из дома, «Волк» медленно шел на веслах вдоль бурых береговых скал. Солнце садилось за море, темнеющий лес над берегом молчал, и слышался лишь плеск воды под веслами. Было тихо, хорошо.
Сидя на месте кормчего, Хагир правил рулем и высматривал, где бы пристать. Пришло время устраиваться на ночлег, но ни крыши, ни дыма, ни корабельного сарая, что указал бы на близость большой усадьбы, нигде не виднелось.
– Э, да скоро Каменистый фьорд! – крикнул сидевший на одном из средних весел Гьяллар сын Торвида, рослый, мощный, круглолицый парень с красивыми светлыми кудрями. – А там есть усадьба! Мы с отцом туда как-то ездили, когда продавали шерсть! Там можно и заночевать.
– Я знаю, что тут есть усадьба, – отозвался Хагир. – Я этого фьорда не знаю, а его, должно быть, не зря назвали Каменистым. Посадить на камни чужой корабль мне совсем не хочется. Так что лучше нам опять переночевать на берегу. И дешевле, и воздух чище.
