Далее, иероглиф связан не со звучанием, а со значением слова, то есть графический и звуковой знак при кодировании информации независимы друг от друга. Именно это делает иероглифическое письмо единственным практическим средством фиксации одинаковых смыслов — как для всех диалектов китайского языка, так и для пользующихся китайскими иероглифами японцев, корейцев и, реже, вьетнамцев. Например, иероглиф — Л означает «человек». При этом он в произношении пекинца читается «жэнь», у шанхайца — «нин», у шаньдунца — «инь», у кантонца — «янь», у японца — «хито» (китайское чтение в Японии — «цзин»), у корейца — «сарам», у вьетнамца — «нгэй».
Отсюда для внутренних смысловых связей китайского языка гораздо важнее оказывается не этимология звучащего слова, а этимология иероглифики, наглядного написания того или иного значения. Наиболее ярко это видно на примере классической китайской поэзии. Китайцы дали миру целую плеяду величайших мастеров слова. Китайская поэзия охватила своими чарами умы и сердца разных восточных народов, приобщившихся к китайской цивилизации. Но она остается почти совершенно недоступной иным письменностям и языкам в связи с независимым от звуковой речи характером аналитического обозначения представлений в иероглифическом письме.
Французский писатель Клод Руа пишет: «Все, что идеограмма только подсказывает тонким наброском, штрихом, переводчик должен передать словом. Нам дают наглядный образ, вместилище, переполненное значениями и намеками, акцентированное особенностями языка, а переводчик заменяет его абстрактным словом. Нам показывают живое дерево с могучей кроной, с переплетающимися символами его ветвей, с листвой, зеленеющей недомолвками; переводчик же пытается дать представление обо всем этом при помощи грубо обтесанного столба».
А вот мнение выдающегося русского китаеведа и замечательного переводчика академика В. М. Алексеева:
«Парадокс, но китайская поэзия не имеет связи со слышимой речью, и только у Бо Цзюи иногда достигается этот исключительный эффект, когда стих понятен на слух». И далее: «Всякий перевод китайского литературного текста старинного уклада и так обречен на неуспех в смысле неизбежной упрощенности в переводе неупрощаемого в природе вещей оригинала. Таким образом и до сих пор китайская изящная литература нам недоступна». Иными словами, китайская поэзия не «проговаривается», а «просматривается», она ориентирована на зрительные, а не слуховые ассоциации — вещь не только невозможная, но и не представимая для европейской поэзии.
Следует подчеркнуть, что графика начертаний иероглифов: линия, штрих и пятно (точка); ритм неодинаковых повторов их наклонов, изгибов и промежутков; а также нелинейность с двухмерным (слева направо и сверху вниз) расположением, — создает самостоятельную художественную выразительность, эмоциональность восприятия и через развертывающиеся на плоскости композиции изящных силуэтов черного на белом вносит в передачу смыслов эстетический момент. Мазок кисти каллиграфа может быть широким, сдержанным, стремительным, медленным, уверенным или робким. Свободная и непринужденная линия, которая словно струится, медленно и долго, пока не придет к естественному завершению, вызывает ощущение спокойной, величавой красоты. Линии — то срывающиеся в пятна или кляксы, то бессильно угасающие; мелкие штрихи, ломающиеся углами, наоборот, передают состояние внутреннего трагизма, растерянности, душевного разлада и страдания. Разумеется, подобного эффекта при использовании буквенного письма не то что невозможно достичь — он отсутствует в принципе.
Иными словами, мир «иероглифического» мышления чрезвычайно дискретен, чрезвычайно подробен, состоит из наглядных и практически неделимых «атомов смысла», которые взаимодействуют между собой, порою вовсе не «цепляясь» линейно и непосредственно друг за друга, как это неизбежно происходит в мышлении, использующем буквенное или слоговое письмо, а «сшивают» вроде бы удаленные друг от друга локусы смыслов (мысли) и обозначая тем самым их принадлежность к аналогичным фазам разных, но подобных между собой циклов или «витков» движения. Здесь можно провести аналогию с тем, как «сшивается» вандерваальсовыми связями аминокислот в двойную спираль молекула ДНК (и к этой аналогии нам еще не раз предстоит возвращаться). То есть дискретность китайского иероглифического мышления неизбежно дополняется волновой непрерывностью изменений, о чем в полной мере свидетельствует «И Цзин». Для западного мышления эта сторона мира впервые была открыта в начале XX века усилиями создателей квантовой механики, постулировавшими двойную, корпускулярно-волновую природу света и всего сущего во Вселенной.
Иное исчисление
Десятичная система чисел, основополагающая для всей современной науки, впервые возникла в Китае на основе пальцевого счета. Примером использования десятичной системы в Древнем Китае может служить надпись, датируемая XIII веком до Р. Х., в которой 547 дней обозначены как «пять сотен плюс четыре десятка плюс семь дней». Очевидно, что изобрели десятичную систему гораздо раньше. Однако наряду с десятичной системой исчисления китайцы пользуются и еще более ранней двоичной (со смыслом «чет — нечет»).
В десятичной системе числа выражаются десятью цифрами. Китайские цифры начинаются с символа нечетности «один» и заканчиваются четным символом «десять». А современная некитайская десятичная система счисления, как и цифровой ряд, начинается с «ноля» (четного) и заканчивается «девяткой» (нечетное).
Цифры (специального фигурного значка) с символом «ноль» у китайцев нет. Для передачи числового смысла наименьшей четной дробности есть иероглиф лин со значением «нуль», как производная ассоциация с каплей дождя, которая и отдельная, и самая мелкая, но и делимая на брызги. В этом несоответствии начала десятичного цифрового ряда у китайцев (с единицы) и некитайцев (с нуля) состоит принципиальнейшее различие противоположностей чжунвай, без уразумения которого не понять природу китайской специфики.
В двоичной системе счисления каждое число выражается при помощи двух цифр. В современной компьютерной технике это арабские цифры 0 и 1 (с одной из идей числа: чет и нечет). В древнекитайской традиции тоже самое — это разорванная (—) и сплошная (—) линии. Спустя значительное время после появления этих универсальных символов они были сопоставлены с именами, а именно: суженный, но тоже символический смысл этой двоичной схемы был закреплен иероглифами, соответственно «инь» и «ян». Изобразительная идеография Инь — «облако в настоящий момент», то есть идея силы, периодически заслоняющей свет, суть тьмы, производного от нее похолодания и т. п. Идеография Ян — «Солнце, отбрасывающее лучи»: идея света, действия тепла и т. п. Дальнейшее толкование пары иероглифических символов Инь и Ян есть лишь все большее сужение их высокого математического смысла в каждой конкретизации и каждом словесном вычленении того или иного оттенка из многих связанных ореолом значений.
/ О — это раздвоенное (—), четность, симметрия, равновесие, качественное единство противоположностей (+, —), притяжение, торможение, мертвая точка, покой, неделание, мягкое, пустое, отсутствие стимула и реакции, «нет», негатив, пассивность, реактивный потенциал, поглощение, созерцание, качество жизни, телесное, — сила Инь.
• 1 — это единое (—), нечетное, отрицание симметрии, сдвижка равновесия, импульс, отталкивание, ускорение, порождение, движение, преодоление, твердое, наполненное, наличие стимула и реакции, «да», позитив, активность, импульс, выделение, делание, деловой успех, духовное, — сила Ян.
Арифметические символы (числа) способны кратко, но глубоко заменять логические понятия (слова). На этом строится вся кибернетика, основные идеи которой изложил Норберт Винер (1894–1964). По его мнению, процессы управления и связи в машинах, живых организмах и обществах совершенно подобны (аналогичны). Общим для них является то, что они идут как процессы передачи, хранения и переработки информации. Информация — не что иное, как разнообразные сигналы (знаки), сообщения и т. п. Если отвлечься от конкретного материала знака (звук речи, цифра или буква письма, электромагнитные колебания электрических средств связи и пр.), то сигнал представляет собой выбор между двумя или несколькими значениями. Следовательно, возможна общая теория управления и связи, которую Винер и назвал кибернетикой (1948). Огромную роль в кибернетике играет математическая логика. Она занимается операциями с символами, представляющими высказывания, о которых можно сказать только то, что они истинны («да») или ложны («нет»). На языке математической логики: 1 — есть некоторое утверждение, «да», а 0 — некоторое отрицание, «нет».
