— А что? По-моему, очень подходящий способ, или ты забыл про пирожные в лесу? — Алекс уже перестал ограничивать полет своей фантазии. — Ты вспомни про эти жуткие эксперименты с гипнозом, зомби, раздвоением личности и прочей чертовщинкой. Человек, при полной памяти, от произнесенного кем-то слова меняет свое поведение и делает то, что было когда-то кем-то запрограммировано, после чего все, совершенное им, забывается. А степень влияния гипноза такова, что может затрагивать генотип.
— Но в этом случае возможны ложные срабатывания. Например, кто-то произнесет слово-пароль неумышленно и приведет запрограммированный механизм в действие.
— Именно так. Ты видел кучу растений, выращивающих плоды, в которых нет надобности. Возможно, что они были включены в этот режим случайно.
— Ты знаешь, у меня голова пухнет от всего этого. Я с удовольствием сейчас заснул бы, чтобы проснуться в кресле мобиля после телепортации на Базу. Мне все окружающее кажется нереальным.
— Погоди, через пару суток тебе будет казаться нереальным тот мир, где мы были ранее. Это будет означать, что ты адаптировался. А вздремнуть не мешает. Как здесь свет выключается?
Алекс ощупал стены в надежде найти какой-нибудь выключатель, но безрезультатно. Он тогда лег, натянув покрывало себе на голову. Джон последовал его примеру, предварительно попросив судьбу помочь им правиться с возникшими проблемами.
Джон проснулся от ужасного грохота и крика. Кричал Алекс, обзывая кого-то мразью, сволочью, перемежая эту почти культурную брань с многоэтажным русским матом. Кроме Алекса в комнате никого не было, но, судя по раскиданной посуде и лежащей на боку тележке, только что был.
— Алекс! Что случилось? — спросил Джон, потирая опухшие от короткого сна глаза.
Алекс плюхнулся в кресло, еще по инерции размахивая кулаками. Багровое от ярости лицо медленно приобретало нормальный цвет.
— Я потребовал от этих ублюдков объяснения по поводу исчезнувших курток. И эта змея Гринберг заявила, что их забрали из соображений безопасности его величества. Извини, но я оставил нас обоих без обеда.
Алекс почти пришел в себя и пошел искать что-нибудь похожее на совок, веник и швабру. Все содержимое тележки лежало на полу. Джон собирал разбитые тарелки, когда его внимание привлек вид лужи. Ее размеры стремительно сокращались, словно она впитывалась в песок. Одновременно, словно снег на горячей плите, таяли салаты, пюре и жаркое. Через пару минут пол приобрел девственную чистоту. Кузинский наблюдал за этим процессом, будучи не в силах оторваться, и вздрогнул, когда Алекс почти над самым ухом рявкнул:
— Черт возьми! Пол пообедал за нас. Может быть, он и нами когда-нибудь пообедает? Похоже, здесь нет нужды в совке и венике.
Джон, повинуясь какому-то предчувствию, положил на пол осколки тарелок. Они с гораздо более медленной скоростью тоже начали таять. В то же время, лежащий на полу стол-тележка не претерпел никаких изменений. Ложки и вилки тоже лежали нетронутыми.
— Пол убирает только мусор и предметы, потерявшие целостность, — констатировал он.
— А если, к примеру, потеряешь целостность ты, ну кто-то тебя за палец тяпнет, — что тогда?
— Вопрос интересный, но экспериментировать мне что-то не хочется.
Тем не менее, Джон полез в шкаф.
— У меня появилась идея. Все вещи в этом мире произведены живой природой. Это значит, что они могут сохранить в себе кусок генотипа, описывающий его форму. Пол-уборщик как-то узнает, цел предмет или сломан.
— А если предмет не произведен природой, — например, наши вещи?
— Тогда он его растворит. По-моему, шкаф тоже обладает растворяющими свойствами, — я не найду наши чемоданы.
— И люди Ульфа, по-твоему, здесь ни при чем?
— Трудно сказать. Батареи бластера в процессе растворения могли бы выделить такое количество энергии, что ползамка просто испарилось бы.
— Выходит, что умыкнув наши бластеры, они сделали благое дело, а я, негодяй, просто оклеветал их?
— Во всяком случае, не все так однозначно. Слушай, Алекс, — Джон уселся в кресло, оставив шкаф в покое, — мы столько лет прожили и проработали вместе. У нас выработалась уникальная форма общения. Мы привыкли понимать друг друга по мимике, жесту, тончайшим оттенкам голоса. Если один что-то предлагает, то другой сразу становится его оппонентом. При таком обсуждении мы генерируем просто потрясающие идеи. Ты только посмотри, сколько мы напридумали за несколько часов и даже минут, если брать чистое время. При этом последние события показывают, что мы на правильном пути. Я почти уверен, что мы справимся со всеми трудностями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты льешь бальзам на мои раны, Джонни. Я начинаю раздумывать, как наиболее мягко извиниться перед первым министром, — если бы не его охрана, ему пришлось бы туго. Я, честно говоря, удивлен, что мне не насадили фонарей под глазами.
— Может быть, они опасались, что тобой тогда займется пол-уборщик, и твое, пусть сомнительное, умение уйдет в небытие. Но я, Алекс, не ожидал от тебя такого темперамента. Обычно ты реагируешь на окружающее с невозмутимостью буддийского монаха, которая может кого угодно довести до бешенства.
— Это во мне взыграла кровь моих предков. Много поколений назад в Украине существовала фамилия Паливода, так звали человека, своим характером способного зажечь воду. Влияние русского языка во время существования Советского Союза превратило ее в Поливоду. Затем, предположительно, последовала эмиграция в Канаду. Как происходила модификация фамилии, я точно не знаю, в некоторых документах мне встретилась фамилия Полива (глазурь). У меня нет прямых доказательств, но я чувствую, что это мои предки.
— Так наши предки, возможно, были земляками. И если у нас теперь будут потомки, считай — мы им задали серьезную задачу. — пошутил Джон.
Закончился день совершенно спокойно. Ужин друзьям привез болтливый человечек. Он заодно показал им, что выключать свет и регулировать его силу можно, поглаживая картину на стене. Появлялось поверх изображения привычное для программиста меню, но кроме нескольких пунктов, изменяющих изображение по какой-то сложной программе, остальные были неизвестны. На картине был изображен довольно красивый пейзаж — кристально чистое озеро между изумрудно-зелеными холмами, кое-где покрытыми лесом. Картина меняла свой вид — вместо солнечного дня на ней наступал вечер, а затем ночь. Нарисованная луна довольно ярко освещала комнату. Алекс удивлялся:
— Как это я не догадался сразу, когда мы сюда вошли утром — на ней тоже было утро, а под вечер — наступил закат. При желании смену времен можно ускорить или замедлить. Почему только они не сделали картину голографической, она была бы полноценным заменителем окна.
— Да, — подхватил Джон, — это очень актуально в их условиях. Глаз не будут мозолить виды развороченных небоскребов и квадратные деревья. Можешь предложить им такую услугу, оторвут с руками.
Они улеглись в постели и еще какое-то время беседовали, пока их окончательно не сморил сон. Джону снился изумрудно-зеленый лес, заваленный консервными банками и бумажками, вперемежку с шарикоподшипниками, бритвенными лезвиями и ножовочными полотнами. На поляне стоял медленно рассыпающийся небоскреб с разваленными верхними этажами. Небоскреб постепенно таял, сквозь его стены, окна и перекрытия прорывалась буйная зелень. Наконец, от него ничего не осталось, исчезли также бумажки и прочий мусор, скрытые сплошной зеленой массой.
Вдруг деревья раздались в разные стороны и прямо на Джона ринулся эскафант, зловеще шевеля бивнями-захватами и оглушительно трубя. Джон проснулся с бешено бьющимся сердцем и увидел, что на картине наступило утро, и в комнате уже светло. Алекс принимал холодный душ, периодически издавая звериный рев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
После завтрака к ним зашел офицер в сопровождении двух латников и сообщил, что небесных странников ожидает Первый министр. Друзья тут же проследовали за ним. Они прошли в другое крыло замка, миновав множество поворотов, ступеней и дверей. При их приближении стража смыкала и размыкала копья, словно в историческом спектакле. Ощущение театральности создавали двери, которые открывались и закрывались автоматически и совершенно бесшумно.
