Лицо Гринберга заиграло улыбкой.
— Я мало разбираюсь в космических перелетах, но ваше падение с трудом можно было назвать посадкой. Вас увидели с одной из сторожевых башен замка — расстояние, ведь, небольшое. Очень яркая вспышка, похожая на молнию, сразу привлекла внимание часовых. Они видели ваше дальнейшее падение и слышали грохот взрыва. Наши искусники быстро и правильно объяснили это явление. Я поднял отряд по тревоге и мы первыми успели встретить вас.
Джон с удовлетворением отметил, — министру не известно о том, что мобиль телепортировался в атмосферу, ударную волну телепортации он принял как взрыв мобиля.
— Но мы у вас гости или пленники? — в лоб спросил Алекс.
Усики министра заиграли на лице, принимая форму то улыбки, то оскала.
— Вы наши гости, но следует учитывать некоторые особенности ситуации, в которой мы все находимся. Мне не хотелось бы, чтобы вас украли.
— Кто? — изумленно воскликнули друзья.
— Те, кто не хочет видеть ничьих интересов, кроме своих. Те, кто сделает все, чтобы помешать магистральному движению человечества к светлому будущему. А сейчас вас проводят в вашу комнату. Завтра вы встретитесь с нашими искусниками, узнаете кое-что из элементов Великого Искусства и подвергнетесь испытанию. Если вы хорошо усвоите урок, то вас ждет счастливое будущее. — Министр хлопнул рукой по подлокотнику кресла и встал, давая понять, что разговор окончен.
Когда дверь их комнаты закрылась, Алекс продолжил беседу.
— А если мы плохо усвоим урок или будем валять дурака, то нас ждет плохое будущее или вообще никакого? Мне надоели его магистральные пути за эти несколько минут.
— Тем не менее, завтра нам придется стать паиньками, освоить азы и доказать свое расположение к делу герцога Ульфа. Кстати, Гринберг не так уж и мало знает о нашей эпохе. И умен, гад.
— Джон, я не против движения к рынку, меня смущает обстановка, в которой это так называемое движение происходит. Ты только посмотри, вокруг людей бушует мир, в котором этот рынок не нужен или же он должен иметь какие-то другие формы. Мы попали, действительно, в переломную эпоху, когда человечество приходит в себя после первого провала грандиозной биокибернетической революции.
— Почему же провала, революция произошла.
— Да, это так. Но как-то странно, что на фоне природы, могущей дать все, появляется опять рынок, причем примитивный, какое-то еще более примитивное производство, феодальные отношения.
— Наверное, общество совершило очередной виток спирали своего развития. Теперь все пойдет по той же дорожке, которую прошло до нас.
— Нет, Джонни, тут ты ошибаешься. Теперешняя эпоха сродни волшебным сказкам, а настоящим товаром становится знание и умение пользоваться окружающей природой.
— Но у нас тоже знание было основой основ, и вклад информационных отраслей в стоимости товара занимал чуть ли не все сто процентов.
— А здесь все сто. Средства производства — сама природа, любой живой объект. До сих пор никто не заявлял свои права на нее, а герцог теперь все намерен переиначить.
— Погоди, Алекс. Ты не возражаешь, что выращенный тобой дом — твой?
— Я не возражаю, но как быть с этим твоим домом, который выращен из корней моего дерева.
— Алекс, по-моему мы решаем какие-то старые давно решенные проблемы. Именно рынок их решил. Ты платишь владельцу часть стоимости его средств производства и…
— Ты говоришь о рынке материальных вещей. А информация, знания — совсем другое дело.
Джон замолчал, погрузившись в размышления. Привычные категории не годились в новых условиях. Он еще какое-то время пытался построить новую теорию стоимости, но потом мысли перешли на другие темы. Ничего, — когда-нибудь он решит эту проблему.
Джон остаток дня провел, валяясь в постели, поднявшись только к ужину. Алекс шатался по комнате, разглядывая подробнейшим образом все детали отделки и обстановки. Он о чем-то переговорил с болтливым человечком, после чего со вздохом сообщил Джону, что книг и телевидения здесь не знают. Развлекаются мордобоем и всякими зрелищами. Например, сегодня казнили какого-то беднягу, который отказался платить дань герцогу и оказал сопротивление его солдатам. Его опустили в канализационный колодец и тот его медленно растворил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Уснули друзья в подавленном настроении, которое довершало изображение на картине — багровый закат освещал свинцовые тучи, которые почти закрывали появившуюся луну. Эта картина соответствовала ощущению приближающейся грозы.
Под утро Джон проснулся от непонятного беспокойства и заметил, что Алекс тоже не спит. В ванной комнате раздавался какой-то шум, будто за дощаной перегородкой осыпалась земля. Джон вскочил и зачем-то оделся. Он зашел в ванную и увидел, что наружная стена прогнута внутрь и на ней видны трещины. Шум постепенно усиливался, и, наконец, стена рухнула и в комнату ввалилось толстое, конической формы щупальце. Друзья в панике ринулись от него. Алекс бросился к входной двери, намереваясь звать на помощь, хотя и сомневался, услышит ли кто-нибудь его стук, но щупальце так же неожиданно, как и появилось, прекратило свое движение, увеличило свой диаметр до двух метров и разделилось напополам, открывая гладкий туннель с плоским полом, покрытым рифленой резиной. На потолке туннеля ярко светилась белая полоса.
Магнус
Лесной отшельник Магнус жил в чаще густого леса, раскинувшегося в тех местах, где в далеком прошлом находился древний город Париж. Сейчас от города ничего не осталось, даже река изменила свои берега, и Магнус не был уверен, что город был именно здесь.
Магнус не был отягощен заботами лесной жизни. От отца он унаследовал его особый склад мышления, Волшебную Книгу и искусство магии, помогавшие ему в повседневной жизни и в любые критические моменты. Очень редко к нему наведывались соседи-общинники, в том числе — амазонки, если им требовалась его помощь, звали в свои общины, но Магнус не любил их скученной жизни, хотя и видел в ней некоторые преимущества. Он понимал и то, что его магия в этом случае станет повседневной обязанностью, — люди не ценят то, что есть под боком, — возможно, что им станут помыкать, так как характер имел мягкий, уступчивый. Он предпочитал консультировать изредка искусников, избегая тесных контактов с их лидерами, но знал, что всегда найдет у них помощь, если такая понадобится.
Солдаты герцога Ульфа и сборщики дани в последнее время редко появлялись в этих лесах, где могли нарваться на настоящее вооруженное сопротивление. Тем не менее свой дом Магнус разместил почти на самой верхушке могучей секвойи, в глубине густых вечнозеленых ветвей. Внутри ствола проходил скоростной гидравлический лифт, а вход был тщательно скрыт под толстой корой.
Иногда к Магнусу приходил Геор, его очередной ученик, молодой парнишка, ставший для отшельника почти сыном. Магнус хотел передать ему все свое магическое умение, но у того не хватало способностей, хотя и старался он изо всех сил. Магнус вздыхал, думая о том, как сильно могут отличаться понятия в голове у разных людей, и как сильно в связи с этим различаются жизненные ценности.
Геор не только давал выход для нереализованных родительских чувств стареющего мужчины, он был заодно ниточкой, связывающей отшельника с внешним миром. Вот, например, сегодня парень принес совсем свежую новость о том, что в замке герцога появились Небесные странники, потерпевшие аварию где-то неподалеку. Герцог держит их взаперти и никто, кроме самых доверенных людей, с ними не общаются.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Эта новость взволновала Магнуса. Он не раз слышал легенды о Небесных странниках, владеющих Волшебным Искусством до сих пор. Ходили даже слухи, будто несколько Небесных странников живет неподалеку в какой-то ужасно таинственной секте, образованной искусниками, бежавшими еще от отца герцога Ульфа, властного и кровожадного Крига, но Магнус предпочитал верить только собственным глазам и собственным способностям.