от учителей не поступало. Надо отдать должное и матери: что при отце, что после его смерти, она каким-то ей известным способом находила в себе силы улыбнуться дочери, поцеловать её, сказать два-три тёплых слова… Если только не найдёт своё дитя сопящим в постели.
Собственно говоря, в этом и было счастье Ольги Перовой – прийти домой, где тебя ждут твои родные, хотя бы на миг попытаться забыть, что ты следователь, и стать просто женой и мамой, которая нежно любит дорогих ей мужа и дочь, которой радостно обнимать их и целовать, и которым она тоже нужна.
6
Георгий был дома, когда к нему позвонили сотрудники милиции. Их визит весьма удивил Георгия, поскольку он никого не ждал к себе, а тем более людей в погонах. Да и серьёзных проступков, по его мнению, на нём не было. Георгий второй день, как болел, и сидел на больничном. Оперов он встретил в полосатой пижаме.
– Здравствуйте! Светлов, Георгий Юрьевич? – спросил Кузьминский.
– Здравствуйте! Да, я Светлов, Георгий Юрьевич, – подтвердил тот, не скрывая удивления.
– Уголовный розыск. Капитан Кузьминский, лейтенант Маслова, – сказал оперативник, предъявляя своё удостоверение и представляя коллегу. – Мы можем поговорить?
– Да-да, проходите! – сказал Георгий.
Гостиная, она же спальня Георгия, в силу выше описанных причин выполняла ещё и функцию своеобразной больничной палаты, так как на диване лежали плед и подушки, а рядом, на журнальном столике, были лекарства, термометр и книга, которую, видимо, читал больной (ведь лежать в постели дни напролёт – хуже пытки, а так хоть какое развлечение!). Сама же гостиная была большая, светлая, оклеенная обоями в голубой цветочек. У правой стены стояли шифоньер, посудный и книжный шкафы тёмно-коричневого цвета. У левой стены стояли два кресла, а между ними стол в тон шкафам и шифоньеру. Напротив дивана был балкон и достаточно большое окно, на подоконнике которого ютились горшки с цветами. На день это всё завешивал лёгкий и белоснежный тюль, а на вечер и на ночь – плотные шторы в разноцветных ромбах. У балкона стояла тумба с телевизором, у окна стулья, причём нижние три стула стояли ножками на полу, а верхние три своими сидушками лежали на сидушках нижних. И тумба, и стулья были также в тон всей остальной мебели. Единственный предмет, который выделялся из этой гаммы, – журнальный столик у дивана: он был светлее всей прочей мебели и, видимо, больной просто одолжил его у мамы.
– Вы простите меня за небольшой бедламчик, – сказал Георгий, подавая гостям стулья. – Я просто приболел слегка – и потому в моей комнате устроен такой домашний госпиталь. – Это вы нас извините, что побеспокоили вас, – сказал Кузьминский. – И тем не менее мы к вам пришли не просто так.
– Что-то случилось? – с тревогой спросил Георгий, присаживаясь на диван.
Едва Кузьммнский открыл рот для ответа, как в дверь позвонили.
– Простите, наверно, мама вернулась из магазина. Я открою? – как-то по-ученически спросил Георгий.
– Да, конечно! – ответил оперативник.
Так и оказалось: вернулась Ирина Михайловна с покупками. Георгий встретил мать, сказав, что к ним приехала милиция (та тоже удивилась таким гостям), быстро снёс пакеты в кухню и вернулся обратно в гостиную. Следом, бросив в коридоре свой осенний плащ, вошла и Ирина Михайловна.
– Здравствуйте! – спокойно сказала она операм.
– Моя мама, Ирина Михайловна Светлова, – представил её Георгий. Оперативники тоже представились ей. – Мамуль, пойди, пожалуйста, в свою комнату и позволь нам поговорить!
– Да нет, Гоша, извини! Я бы тоже хотела знать, чем мы обязаны приходу милиции, – сдержано, но твёрдо ответила сыну мать, после чего спросила оперов: – Что-то случилось?
– Увы, но да, – сказал Кузьминский. – Вам знакома Дарья Дмитриевна Серова?
– Да, это моя тёща, – с ещё большей тревогой сказал Георгий. – А что случилось?
– Её убили, – собравшись с силами, сказал Кузьминский.
– Боже милосердный! – взмолилась Ирина Михайловна. В глазах у неё был ужас и шок.
– Как убили? Когда?! – прокричал не менее шокированный Георгий.
– Сегодня днём, ударом по голове, – сказал Кузьминский и увидел, что Георгий поник. – Примите наши оболезнования. Когда вы видели вашу тёщу в последний раз?
–На прошлой неделе, – ответил сухо Григорий.
– А конкретнее? – спросил Кузьминский.
– В среду, с 18:30 до 20:05, – ответил Георгий.
– А где вы были со среды от 20:05-и? – спросил оперативник.
– Здесь, у мамы, – уверенно ответил Георгий.
– Почти всю неделю? – спросил Кузьминский.
– Да я уходил на два дня, думал в пятницу вечером вернуться, да так вышло, что сперва маме в четверг плохо с сердцем стало, даже «скорую» вызывали, а следом и я с гриппом слёг (на работе, что ли, простыл?), – пояснил Георгий. – И чтобы никого не заразить, живу пока у мамы. Сегодня позвонил на работу – сказал, что заболел. Кстати, Аня, моя жена, тогда же, в пятницу, всё узнала и про «скорую» маме, и про то, что я заболел.
– А в какое время вы маме неотложку вызывали? – спросил Кузьминский.
– Не знаю, не до того было, – ответил Георгий. – Где-то в начале шесттого.
– Позвольте, пожалуйста! – вежливо попросила Ирина Михайловна. – Про «скорую» Гоша говорит вам правду: мне действительно в четверг было плохо и к нам приезжали врачи.
– То есть вы подтверждаете слова сына? – спросила Маслова и Ирина Михайловна утвердительно ответила. – Хорошо, так и запишем!
– Георгий Юрьевич, разрешите вопрос личного характера, – сказал Кузьминский. – Почему вы, пусть даже ненадолго, ушли из семьи?
– Как вам сказать… – замялся Георгий.
– Да как есть! – сказал Кузьминский.
– Если как есть – то я просто немного поссорился с женой, – ответил Георгий.
– Из-за чего? – спросил Кузьминский и, видя недовольное лицо Георгия, прибавил: – Поймите, я не из праздного любопытства спрашиваю: мне нужно разобраться, кто убил вашу тёщу.
– Ну, слава богу, я её не убивал! – понемногу раздражаясь, сказал Георгий. – Хотя (прости меня, господи, грешного!) она ещё та зараза была.
– Гоша, опомнись, что ты говоришь! – вновь вмешалась Ирина Михайловна, за что попросила тотчас же извинения у оперов.
– Ссора вышла из-за тёщи? – спросил Кузьминский.
– В общем да, – сказал Георгий. – Видите ли, у нас есть такой ритуал: по воскресеньям всей семьёй выезжать где-нибудь гулять. Я против этого ничего не имею: воздух, общение и всё такое… Но другое дело, что меня друг позвал на рыбалку. Я, правда, ему ничего не обещал, решил сперва со своими женщинами поговорить и попросить перенести прогулку на день или вечер. Теоретически это сделать можно… Но надо знать мою тёщу: с тех пор, как тётя Даша стала инвалидом из-за автокатастрофы, ей, будто бы мозг сбили: она стала деспотичной
