МАККЕН. Вот в чем вопрос!
ГОЛДБЕРГ. Признаете ли вы высшую силу, которая несет ответственность и страдает за вас?
СТЕНЛИ. Поздно.
ГОЛДБЕРГ. Да, слишком поздно. Когда вы последний раз молились?
МАККЕН. Смотри, как он вспотел!
ГОЛДБЕРГ. Число 846 — возможно или необходимо?
СТЕНЛИ. Ни то, ни другое.
ГОЛДБЕРГ. Неправильно. 846 — возможно или необходимо?
СТЕНЛИ. И то, и другое.
ГОЛДБЕРГ. Неправильно. Почему вы считаете, что число 846 необходимым образом возможно?
СТЕНЛИ. Мне так показалось.
ГОЛДБЕРГ. Неправильно. Оно лишь необходимым образом необходимо. Мы можем предположить возможность только на основе необходимости. Оно возможно, поскольку оно необходимо, но ни в коем случае не необходимо из-за того, что возможно. Чтобы предположить возможность, нужно сначала доказать необходимость.
МАККЕН. Правильно.
ГОЛДБЕРГ. Еще бы не правильно. Мы правы, а вы не правы, Вебер. И так во всем.
ГОЛДБЕРГ. Куда завела вас стезя разврата?
МАККЕН. Ты за все ответишь!
ГОЛДБЕРГ. Вы обжираетесь гренками.
МАККЕН. Ты развращаешь женский пол.
ГОЛДБЕРГ. Почему вы не платите налоги?
МАККЕН. Ты оскорбил память матери!
ГОЛДБЕРГ. Что вы все время клюете носом?
МАККЕН. Я требую правосудия!
ГОЛДБЕРГ. Кто вы по профессии?
МАККЕН. Выкладывай, что ты знаешь об Ирландии?
СТЕНЛИ. Я пианист.
ГОЛДБЕРГ. Сколькими пальцами вы играете?
СТЕНЛИ. Я играю без рук.
ГОЛДБЕРГ. Вас не примут ни в какое общество. Даже в строительное.
МАККЕН. Ты запятнал честь мундира.
ГОЛДБЕРГ. Что вы надеваете на ночь вместо пижамы?
СТЕНЛИ. Ничего.
ГОЛДБЕРГ. Проклята ночь, в которую ты родился!
МАККЕН. Признавайся, ты исповедуешь альбигойскую ересь?
ГОЛДБЕРГ. Какой масти была белая лошадь Оливера Кромвеля?
МАККЕН. В каком году родился преподобный Оливер Планкет?
ГОЛДБЕРГ. Отвечайте, Вебер. Отчего утка плавает?
СТЕНЛИ. Потому что она… у нее…
МАККЕН. Он не знает!
СТЕНЛИ. Потому что она… ей надо…
ГОЛДБЕРГ. Отчего утка плавает?
СТЕНЛИ. Потому что…
МАККЕН. Не знает. Он даже не знает, что было раньше!
ГОЛДБЕРГ. Что было раньше?
МАККЕН. Курица или яйцо?
ГОЛДБЕРГ и МАККЕН (вместе). Что было раньше? Что было раньше? Что было раньше?
Стенли кричит.
ГОЛДБЕРГ. Не знает. Ты хоть раз видел свое лицо в зеркале?
МАККЕН. Встряхни-ка его. Врежь ему как следует.
ГОЛДБЕРГ. Ты ядовитое насекомое, Вебер. Ты ублюдок.
МАККЕН. Подонок!
ГОЛДБЕРГ. Но мы можем за себя постоять. Мы тебя кастрируем.
МАККЕН. Зачем ты околачивался в Дублине?
ГОЛДБЕРГ. У тебя ядовитое жало. Только весь яд вытек.
МАККЕН. Ты передал свою страну.
ГОЛДБЕРГ. Изменил своему поколению.
МАККЕН. Кто ты, Вебер?
ГОЛДБЕРГ. С чего ты взял, что ты существуешь?
МАККЕН. Ты мертв.
ГОЛДБЕРГ. Ты мертв. Ты не можешь ни жить, ни думать, ни любить. Ты прогнил до мозга костей. Выжатый лимон, от которого остался лишь запах.
Пауза. Голдберг и Маккен наклоняются над Стенли. Он сидит, скрючившись на стуле. Медленно поднимает голову и ударяет Голберга в живот. Тот падает. Стенли встает. Маккен хватает стул и заносит его над головой. Стенли берет другой стул и принимает оборонительную позу. Они начинают двигаться по кругу.
ГОЛДБЕРГ. Спокойно, Маккен.
СТЕНЛИ (кружась). У-у-у-у!
МАККЕН. Иуда проклятый.
ГОЛДБЕРГ (поднимаясь). Спокойно, Маккен.
МАККЕН. Подойдите поближе!
СТЕНЛИ. У-у-у-у!
МАККЕН. Гляди, как вспотел.
ГОЛДБЕРГ. Не суетись, Маккен.
МАККЕН. Ишь, как вспотел, свинячий ублюдок.
С лестницы доносится оглушительный барабанный бой, который постепенно приближается к двери. Голдберг вырывает у Стенли стул и ставит его на пол. Маккен тоже опускает свой стул. Все стоят не шевелясь. Входит Мэг с барабаном через плечо. На ней вечернее платье.
МЭГ. Я принесла барабан. На мне вечерний туалет.
ГОЛДБЕРГ. Очаровательно.
МЭГ. Вам нравится мое платье?
ГОЛДБЕРГ. Очаровательно. Совершенно бесподобно.
МЭГ. Конечно, ведь это платье подарил мне папа. (Ставит барабан на стол.) Не правда ли, какой прелестный звук?
ГОЛДБЕРГ. Чрезвычайно хрупкое изделие. Надеюсь, Стен согласится взять на нем пару аккордов? Не сейчас, а попозже.
МЭГ. О, Стен, ведь ты не откажешься?
СТЕНЛИ. Могу я получить свои очки?
ГОЛДБЕРГ. Ах, да. (Протягивает руку Маккену, тот подает ему очки.) Вот они. (Стенли берет очки.) А теперь — не будем мешкать. Хватит тянуть кота за хвост.
Итак, мы имеем четыре бутылки Шотландского виски и одну Ирландского.
МЭГ. Ах, мистер Голдберг, что вы мне советуете?
ГОЛДБЕРГ. Бокалы, для начала достаньте бокалы. Откройте Шотландское, Маккен.
МЭГ (подходя к буфету). Здесь у меня лучшие бокалы.
МАККЕН. Я не пью Шотландское.
ГОЛДБЕРГ. Это ты выпьешь.
МАККЕН (расставляя бокалы). Прошу вас.
ГОЛДБЕРГ. Отлично. Миссис Боулс, я полагаю, разлить должен сам Стенли?
МЭГ. Конечно. Разливай Стенли. (Стенли медленно подходит к столу.) Так вам нравится мое платье, мистер Голдберг?
ГОЛДБЕРГ. Производит необыкновенное впечатление. Ну-ка, повернитесь. Я кое-что понимаю в этом деле. Теперь пройдитесь.
МЭГ. Ах, стоит ли…
ГОЛДБЕРГ (дает ей шлепок). Не надо стесняться.
МЭГ. Ооо!
ГОЛДБЕРГ. Вы гуляете по бульвару. Дайте-ка на вас посмотреть. Какая поступь! Что скажешь, Маккен? Графиня, не меньше. Теперь делаем поворот и направляемся к кухне. Прекрасно, мадам. Какая осанка!
МАККЕН (обращаясь к Стенли). Можете мне тоже налить Ирландского.
ГОЛДБЕРГ. Больше всего вы похожи на гладиолус.
МЭГ. Стен, а как тебе мое платье?
ГОЛДБЕРГ. Не забудьте налить даме. Мадам, ваш бокал.
МЭГ. Спасибо.
ГОЛДБЕРГ. Поднимем бокалы, леди и джентльмены. Первый тост.
МЭГ. Лулу еще не пришла.
ГОЛДБЕРГ. Не надо опаздывать. Итак, кто провозгласит первый тост? Миссис Боулс, кроме вас некому.
МЭГ. Кроме меня?
ГОЛДБЕРГ. Ну конечно, вас, кого же еще?
МЭГ. Но что же я скажу?
ГОЛДБЕРГ. Скажите, что чувствуете. Что чувствует ваше сердце. (Мэг в нерешительности.) Сегодня Стенли именинник. Ваш Стенли. Взгляните на него. Взгляните на него, и слова сами найдутся. Подождите одну минутку, свет слишком яркий. Надо отрегулировать освещение. Маккен, у тебя фонарь с собой?
МАККЕН (доставая из кармана маленький фонарь). Да.
ГОЛДБЕРГ. Выключи свет и зажги фонарь. (Маккен идет к двери, выключает свет, затем возвращается. Направляет луч фонаря на Мэг. Из окна падает слабый свет.) Не надо на леди, направь на джентльмена. Нужно осветить именинника. (Маккен светит фонарем в лицо Стенли.) Теперь, миссис Боулс, мы все — внимание.
Пауза.
МЭГ. Я не знаю, что говорить.
ГОЛДБЕРГ. Взгляните на него. Достаточно взглянуть.
МЭГ. А ему не мешает свет?
ГОЛДБЕРГ. Нет, нет. Начинайте.
МЭГ. Я… мне очень, очень приятно находиться здесь, в этот вечер, в моем доме, и я хочу предложить тост за Стенли, потому что сегодня день его рождения, и он уже давно живет у нас, и я зову его «мой Стенли». И я знаю, что он хороший юноша, хотя иногда бывает плохим. (Одобрительный смешок Голдберга.) И он единственный Стенли, которого я знаю, зато я знаю его лучше всех в мире, хотя он об этом и не догадывается. (Голдберг: «Слушайте, слушайте».) Ну вот, эти слезы текут от радости, от радости, что он здесь, с нами, в свой день рождения, и никуда не уехал, а я для него могла бы на все решиться, и вы все, такие чудесные люди, в этот вечер… (Рыдает.)
