– Так прямо и захотят…
– Все взгляды прилипнут к твоим золотым пуговицам! На меня никто не посмотрит, смогу незаметно наблюдать. Это полезно для дела. Не Хлопова же с собой брать! Собирайся, прокатимся с ветерком. Кони у судейских резвые!
И вправду, серые рысаки такую скорость взяли, что Митя вцепился в фуражку двумя руками, не улетела бы на повороте. Экипаж остановился у Провиантских складов.
– Прочь, алырницы[32], – кучер поднял кнут, чтобы отогнать набежавших цыганок, но Мармеладов успел его остановить.
Пожилая, скособоченная, но с пронзительно-ясным взглядом, гадалка схватила почтмейстера за руку – не вырвешься, – и затянула:
– Знаю про тебя правду. Вижу скорую печаль и беду, встречу нежданную с человеком из прошлого. Ай, счастье тоже вижу. Позолоти руку, сокол ясный, ничего не скрою.
Две другие, совсем девчонки, – внучки, а то и правнучки цыганки, – подошли к коляске с другой стороны.
– Ба-а-арин весе-е-елый, ба-а-арин приго-о-ожий, – затянули они нараспев. – Дай копе-е-ечку.
Вроде ничего необыкновенного, а рука сама потянулась к карману. Серебряный рубль, вертясь в воздухе, полетел к проказницам. Младшая поймала монету на лету, поцеловала и зажала в руке. Сестрица попыталась разжать ее кулачок, да ничего не вышло. Меньшая, предвидя немедленную драку, бросилась в сторону, а другая побежала вдогон.
– Стойте, стойте! Скажите-ка, резвуньи, что при гадании на будущее означает пиковый туз?
Цыганочки вернулись, своим видом и нарочито-громким перешептыванием давая понять: это знание они оценивают не меньше, чем в еще один рубль.
– Годится, – он достал серебряный кругляш, повертел в руках.
– Ежели лег острием вверх, считай, повезло. Казенный дом или неудачи в любви, – начала одна, другая мигом подхватила, – А вниз острием, плохо. Будут дурные вести или скорая смерть…
Мармеладов щелчком подбросил монету. Старшая не удержала, нагнулась, чтоб поднять, но сестрица, вьюрком нырнула к земле, зажала денежку во второй кулачок.
– Ах, джюкли!
Взметнулись яркими кострами их лоскутные юбки, и вот уже нет никого, только пыль, поднятая босыми пятками, оседает.
Между тем, старуха взяла Митю в крепкий оборот: нагадала ему скорейшую свадьбу с богатой наследницей да повышение в чине.
– С лица ты не слишком красив, соколик, но душа у тебя красивая. Ты добрый, в жизни мухи не обидел, а на сердце печаль великая. Помогу ее победить. Вот, возьми копеечку.
В руке непонятно откуда, – не иначе из воздуха достала, – появилась потертая медяшка. Крестит ею ладонь митину, приговаривает:
– Копеечка верченая, в трех церквах освещенная, прибери боль, подари любовь, укрой от беды, огня и воды. Носи на счастье! Нет, голыми руками не бери, заверни в ассигнацию или в билетик кредитный.
– Чего удумала, ехидна! – вяло отбивался «соколик». – Отстань ты со своими забобонами[33]!
А сам при этом нашаривал во внутреннем кармане бумажный червонец, который носил на черный день или для большой попойки. Протянул, не отнимая пальцев от края купюры. Гадалка охнула, запричитала, положила копейку на самый центр денежки, аккурат на портрет царя Михаила Федоровича. Стала скручивать и заворачивать, да так ловко, что Митя и не заметил, как отпустил червонец. Монетка, укутанная со всех сторон, скрылась в кулаке старухи.
– Ты, это… Не балуй!
Почтмейстер подался вперед, да поздно. Цыганка с лукавой улыбкой поднесла кулак к губам, дунула внутрь и разжала пустую ладонь.
– А деньги где же? – Митя осел в коляске, будто артиллерийской канонадой оглушенный.
– Не переживай, соколик! Радуйся. Беду от тебя отвела, лютую. А ты, – гадалка резко повернулась и обожгла взглядом Мармеладова, – про карты спрашивал. Негоже мужчинам про такое ведать. Это бабье ремесло.
Повернулась уходить, но изменила свое намерение.
– Вижу, не впустую любопытство тешишь. Ин ладно. Туз пик означает, помимо прочего, ночь и зиму. Ищи, узнавай, что случилось зимней ночью. Может статься, и покой, наконец, обретешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кучер сплюнул ей вослед и забухтел сквозь зубы: «растяпы, а с виду ученые». Митя тоже бормотал нечто злобное по содержанию.
– А вдруг цыганки убили? – предположил он. – У них всегда с собой колода гадальная. Отсюда и туз. Наворожили фрейлине смерть скорую, да по горлу – фьюить!
– И чем они, по-твоему… Фьюить? – переспросил Мармеладов.
– Ножичком. Или иглой цыганской, – знаешь? – длинная, ею кибитки починяют. Такой не трудно попону проткнуть или ремень кожаный. Да, понимаю твое возражение: тут большая сила требуется. Но гадалка эта недюжинно руку заломила – не каждый буян в нашем полку меня сдержал бы, а она, эвон как.
– Фантазии, друг мой. Фантазии! Не цыганка тут виновата.
– Из чего это следует? – упрямился Митя. – Почему моя версия не хороша?
– Хороша. Чудесна! Тебе романы сочинять пристало, про русского Рокамболя – все лучше той писанины, которую мне в критику отдают. Но в жизни по-другому было, и я это выведу по трем причинам.
Насупленный почтмейстер глядел в сторону, не желая встречаться взглядом с Мармеладовым.
– Послушай же! Зря горячишься. На бандита давешнего тоже наскочил, не разобравшись. Привык, понимаешь, сабли наголо! А я с Архипкой успел перемолвиться. Узнал много подробностей. Разбойники с цыганами раньше шибко резались, а на Пасху выпили мировую. Уговор у них: лихие люди не проказят на бульварах, а гадалки носа не кажут в Нескучный сад. Осмелится зайти, тут ей и смерть – либо от бандитов, либо от своих. Это первая причина.
– Повезло, – ворчливо заметил Митя. – Не заметили, что уговор нарушила.
– Три раза кряду?
– Пусть и три раза повезло, бывает такое.
– Бывает. Но вот тебе вторая причина: помнишь, слуги у летнего домика успели увидеть убийцу? Описание дали, прямо сказать, неброское – серая тень мелькнула, дескать, и пропала. А цыганки в серый цвет никогда не одеваются, у них юбки красные, издалека приметные.
– Подумаешь! Она не дура, заранее оделась в темное, чтоб со стороны не признали, – почтмейстер приосанился, предчувствуя скорую победу в споре. – Это также может служить объяснением, по какой причине бандиты не заметили ее в саду. Черное платье, а?
– Во-о-от! И я также рассуждал, знаешь эту мою склонность к внутренним монологам… Но! Есть третья причина. Помнишь, из-за чего мы разом всех разбойных людей отмели? Убийца не покусился на алмазную брошь и прочие драгоценности фрейлин. А гадалка только что умыкнула твой червонец, неужто украшение оставила бы?!
Кучер еще раз сплюнул и обернулся, явив приятелям грубое, искаженное гримасой лицо.
– Ни в жизнь! Умыкнут и кичатся, мол, ежели рука чужой вещи не зычит[34], то натурально отсохнет. Цыгане воровство за грех не считают, – и прояснил в ответ на непонимающие взгляды седоков. – Я сыздавна при судебном следствии, навидался-наслушался. Если цыган на краже ловят, они одну легенду талдычат. В день, когда Христа распяли, – он переложил кнут в левую руку и осенился крестом, – кузнец сковал пять гвоздей: четыре – руки-ноги прибивать, и последний, самый длинный, чтобы сердце Спасителя нашего пронзить. А кучерявый таборник пятый гвоздок выкрал. За это, дескать, Бог их народу заповедь «не укради» отменил. Брешут, окаянные, но сами верят. И готовы умыкнуть все, до чего дотянутся. Особливо у тех, кто рты раззявили…
Кучер заметил хмурое лицо почтмейстера, понял, что сказанул лишнего и прикрыл неловкую фразу хриплым кашлем. Отвернулся, ковыряя кнутовище грязным ногтем. Митя собрался было отвесить подзатыльник за дерзость, но на самом замахе был остановлен словами Мармеладова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Доказал! С такого взгляда, третья причина еще убедительнее. К убийству фрейлин цыгане касательства не имеют.
– Но как же пиковый туз?
– А вот, – из кармана появилась стопка карт, – сплошь пиковые. Этот пасьянсного типа, этот – французский. Смотри, вот из «Дорожного набора». Четвертый – охотничий, но этого туза ни с чем не спутаешь, целая картина размалевана: зимний лес, люди в тулупах бырчатых[35], с ружьями. А этот из колоды царства польского. Одно название, что польские, масти взяты на немецкий манер и вместо пик – зеленые листья. Березовые? Скорее, липовые, – Мармеладов склонил голову, рассматривая яркие картинки. – Еще атласный вариант и первый сорт, которые рисовал художник Шарлемань[36]. Семь колод в свободной продаже. На любой изыск!
