скажет, что передумал насчет нашей сделки?
Я закусила губу, отчаяние вновь захлестнуло меня. Мысленно я воззвала к богам (сразу ко всем тринадцати), моля их о помощи и обещая заплатить любую цену, принести любую жертву, лишь бы моим сестрам не пришлось взойти на костер. Что бы ни потребовал этот колдун с льдистыми глазами, я соглашусь на все.
Тонкие губы Рока слегка дрогнули – он криво усмехнулся и тут же посерьезнел.
– Я недооценивал вас. Вы, Кара, оказались намного прекраснее того образа, который я успел себе придумать. Тот редкий случай, когда жизнь оказалась ярче грез.
Напряжение медленно отпустило. Сердце все еще гулко стучало в груди, но уже тише, не так оглушающе. Я придержала подол платья, незаметно вытирая о ткань вспотевшие ладони. Пережитый мгновение назад страх напомнил о моем незавидном положении. Если я хочу выжить и спасти сестер, стоит прислушиваться к Року.
«Но не забывать, что я для него – обладатель дара, сосуд с редкой и драгоценной жидкостью, не имеющий ценности сам по себе».
Мы возвращались в замок той же дорогой, что и пришли. Я была настолько поглощена мыслями, что очнулась уже у дверей, ведущих в мои покои. Я отшатнулась от Рока, запоздало сообразив, что стража могла превратно истолковать мою руку, лежавшую на его руке. Возможно, со стороны поддержка выглядела как объятие.
Рок сделал вид, что не заметил моего грубого жеста, и вежливо произнес:
– Я бы пожелал вам приятных снов, но, боюсь, в этом случае вам непременно приснятся кошмары. Говорят, мои добрые пожелания всегда оборачиваются злом.
Растерянная, я молча смотрела на него, не зная, как тактично спросить о том, что меня волновало.
– Вы… – Я набрала в грудь побольше воздуха, но так и не закончила вопрос: – Вы…
– Навещу вас завтра. В это же время.
Я с облегчением кивнула. Почему-то мне захотелось поблагодарить его, но я пересилила себя. Львы должны выглядеть гордо.
Даже если я принадлежу Львам лишь на словах.
Рок усмехнулся одной половиной рта, словно услышал что-то забавное.
– Думаю, лучшее, что сейчас я смогу для вас сделать, – это откланяться.
Он склонил голову, я присела в реверансе, а затем мы одновременно развернулись и зашагали в разные стороны: Рок ушел по коридору в неизвестном мне направлении, а я, из последних сил держа спину прямо, исчезла в дверях, ведущих в покои. Уже там я медленно осела на пол, не дойдя до спальни буквально пару шагов. В глазах стало темно, в висках застучала кровь, но я не испугалась второго за этот день обморока. Он – самая малая неприятность из тех, что со мной уже приключились.
Глава 3
Приступая к прямой атаке на короля или замышляя приводящую к ней комбинацию, не бойтесь пожертвовать пешкой, ладьей или конем. Но более весомые потери тщательно обдумывайте.
Голос Рони, настороженный и немного испуганный, заставил меня вздрогнуть. В темном окне, в которое я вглядывалась последнюю четверть часа, отразился ее силуэт, приобретший пугающие черты благодаря тусклому мерцанию свечей (сегодня нам принесли целую связку). Я обернулась. Сестра, нахохлившаяся, словно воробушек, и стягивающая на груди теплую мамину шаль – одну из немногих вещей, что остались после нее, – смотрела выжидающе и как будто недоверчиво.
– Да, мне нужно уйти. Ненадолго. – Я говорила тихо. Шута уже спала, и я не хотела ее будить.
Рони поймала мой взгляд и тоже покосилась на закрытую дверь спальни, но голос понижать не стала.
– Мне не нравится… этот человек.
– Шута называет этого человека по имени, – задумчиво заметила я.
– Она еще мала и глупа, – насупилась Рони, и я невольно улыбнулась.
Я подошла к сестре, поправила на ее плечах белую шаль – тонкую, со сложным рисунком, отражающую вкус нашей матери, – и подумала о том, что вечер выдался теплым, да и в покоях никогда не гуляли сквозняки. Видимо, Рони с помощью маминой шали пыталась согреть не тело – душу.
Я не сказала об этом вслух. Некоторые детали должны оставаться незамеченными.
Вместо этого я опустилась в кресло, взяла в руки вышивку, отброшенную в сторону полчаса назад, и подчеркнуто неторопливо взялась за иголку.
– Почему ты боишься Рока?
– Я не боюсь! – Из груди сестры вырвался почти что рык, и я улыбнулась, опуская ресницы. Сейчас она походила на отца в минуты его гнева. Я не без гордости отметила, что Рони перестала выглядеть несчастным воробушком; если бы у нее были клыки, она бы оскалила их. – Я просто… Он мне не нравится, я же сказала! – Я молчала, неторопливо протыкая иголкой ткань. Мое показное спокойствие лишь раззадорило сестру. – Я чую в нем опасность. От него ничего хорошего не жди.
«От костра тоже», – хотела сказать я, но не стала.
Рони впервые упомянула о своем чутье, а в клане серьезно относились к таким вещам. Нюх на неприятности – подарок богов, напоминание о том, что они все еще наблюдают за нами с небес.
– Какую же беду он может накликать? – серьезно спросила я, отрывая взгляд от затейливого цветочного узора, вышитого лишь наполовину.
– Он… – Рони запнулась, закусила губу, словно обдумывая свои слова. – Он опасен для всех, но для тебя – особенно.
– Думаешь, Рок желает мне зла?
– Нет, он никому его не желает.
– Тогда чем он опасен, Рони?
– Он играет с нами, он… – Она снова запнулась, побледнела. – Мы все для него куклы. Он как будто лжет и говорит правду одновременно.
Мне стоило труда удержать иголку в ослабевших пальцах. Рони подметила то, о чем я и сама за сегодня уже не раз думала. В Роке искренность и фальшь сплелись так тесно, что казалось, отделить их друг от друга невозможно. Временами это сбивало с толку, но чаще – пугало.
Рони стояла передо мной прямо, гордо держа голову, но в глазах уже закипали слезы. Видимо, разговор выбил ее из хрупкого равновесия, и ей не удалось восстановить его снова. Я отложила вышивку в сторону, не воткнув в ткань иголку. Она повисла на тонкой красной нити острием вниз. Я встала и порывисто, совсем мне не свойственно, обняла сестру.
– Все будет хорошо, я обещаю, – сказала я и уткнулась носом ей в макушку. Ее волосы пахли лавандой, но мне все равно почудился запах костра. Стоило большого труда невозмутимо продолжить: – Я позабочусь о тебе и сестре. Вам не о чем волноваться.
– Обещай, что не покинешь нас.
Голос Рони стал глухим, и я поняла, что она имела в виду.
– Я буду с вами. Сейчас и всегда.
– Кроме тебя у нас никого больше не осталось.
– Я знаю, малышка, знаю.
Когда раздался деликатный стук в дверь, Рони уже почти перестала плакать, а я – жалеть о том, что позволила состояться разговору, закончившемуся ее слезами.
– Кара? – Толстый ворс дорогого ковра осторожно примяли тяжелые мужские сапоги. Походка Рока стала еще более мягкой. Впрочем, возможно, мне это только показалось. – Вы готовы? Нам пора.
Я взглянула на
